Когда время становится круглым
Шрифт:
– Ты два раза сказал, а действует, кстати, только если как положено, - не согласился Кухарик и постарался оставшийся кусок беляша, очень не маленький, запихнуть в рот целиком.
– Ты, обжора, смотри, не подавись. А два тоже нормально. Так что в могилу меня с полным комплектом положат.
– Это если вовремя помрёшь, - поторопился ответить Кухарик и, поперхнувшись, закашлялся.
Замшелов принялся похлопывать коллегу между лопаток.
– Предупреждал же. Так ведь и подавишься, если рядом никого не окажется.
ТУРИСТ БЕРЁТ ВЛАСТЬ В СВОИ ЛАПЫ
Лежебока, Мать, Сплетница, Предатель, Турист и Фашист стояли у свежего могильного холмика, прижавшегося к стволу вековой сосны, и молчали.
– Если никто ничего сказать не хочет, то уходим. Мои быстро бегать ещё не умеют, - наконец произнесла Мать и тревожно оглянулась.
Она приняла решение. Она заберёт детей и отправится вместе со всеми туда, куда поведёт Турист. Вероятно, это будет тяжёлое путешествие, и не путешествие даже, а исход, изнурительный и выматывающий. По крайней мере, для детей её, не сумевших ещё, что называется, встать на ноги. Точнее, на ножки, слабенькие, не достаточно окрепшие и ввиду возраста, и в связи со скудным питанием последних недель бездомного существования.
И как сложится дальнейшая жизнь сироток - Спецназ же, без сомнения, останется и погибнет, - предугадать сейчас не возможно. Может быть, если доведётся убраться отсюда в край далёкий и безопасный, удастся и пристанище найти ещё до того, как детки её, подорвав в пути здоровье, один за другим, отправятся в мир иной. Следует, во всяком случае, на это надеяться.
Громкий вздох Лежебоки прервал тягостные размышления Матери и невесёлое молчание остальных.
– А что про таких, как мы, скажешь? Кхе! Кхе! Жила, жила и умерла, - изрекла Лежебока.
– Это про тех, которые людям служат, книжки пишут и фильмы снимают.
– Я бы осталась на время, - сказала Сплетница.
– Очень уж хочется стать автором репортажа о схватке Спецназа с Тараканом.
Фашист усмехнулся.
– Да на что там смотреть? Пиф-паф! Ой-ё-ёй! Это ж не уличная драка. Как говорится, можно бесконечно долго смотреть только на огонь, воду и уличную драку.
– Коротка жизнь, - задумчиво проговорил Турист.
– Как Обжора не успела наесться до такой степени, чтобы уж и не хотелось никогда, так и я не смогу реализовать все маршруты.
Фашист окинул Туриста снисходительным взглядом.
– Ты чего это, философ-путешественник?
– Непонятно?
– неодобрительно глянула на Фашиста Сплетница.
– У могилы безвременно ушедшей подруги стоим.
Турист посмотрел на виднеющуюся за рекой Горячкой Эрвэпэдэ и вдруг заметно оживился.
– Однажды я, за Уралом дело было, приболел и на время остановился в колонии бобров.
– Ну-ну!
– заинтересовалась Сплетница.
– Это ты не рассказывал.
– Идёмте на Ржавую Выставку!
– с воодушевлением произнёс Турист.
– Там-то чего забыл? Чемодан, что ли?
– в усмешке скривил пасть Фашист.
– На месте объясню.
Турист сорвался с места и пустился бежать по восточному склону холма к мосту через Горячку. Остальные переглянулись, затем, не особенно охотно, побежали следом за Туристом.
Спецназ лежал рядом со рвом на травке и усталым полусонным взглядом смотрел на бетонные плиты забора и колючую проволоку над ними, когда его внимание привлёк топот ног бегущих собак. Обернувшись, Спецназ сначала обнаружил несущегося сломя голову Туриста, который, судя по всему, только что миновал мост через Горячку, а затем увидел приближающихся к мосту Сплетницу, Мать, Лежебоку, Фашиста и Предателя. Вскоре после моста, в самом начале подъёма на пригорок, Турист остановился и принялся, суетливо кружась на месте, ожидать остальных. Потом он довольно долго что-то объяснял сгрудившимся вокруг него сородичам, указывая на виднеющуюся на взгорье Эрвэпэдэ.
Спецназ попытался вслушаться в то, что говорил Турист и что ему отвечали собеседники, однако особого успеха не достиг. Ну и ладно. Спецназ поднялся на ноги, встряхнул головой и принялся делать разминку. Он разомнёт суставы, а потом продолжит охоту на Таракана. Главное - набраться сил, избегая непродуктивной траты их, и окрепнуть в смысле общего состояния, что по причине ранения - задача очень не простая. Время, конечно, играет на него, однако сколько его, этого времени, в запасе? Да вряд ли больше, чем час или два. Ну, от силы, три. А потом - или пан или пропал.
Турист уже бегал вокруг ЗИЛ-130 и внимательно его осматривал. Фашист и Предатель делали то же самое, но без какого-либо энтузиазма.
– Сюда он прибыл своим ходом, на буксире. И даже колёса ещё не спущены. Ну, видите?
– волновался Турист.
– И стоит-то мордой как раз туда, куда надо.
– Без рулёжки всё равно не получится, - скептически заметил Предатель.
Фашист скривился.
– О, да я в компании асов.
– А я и с дальнобойщиками ездил, пока не прогнали, - похвастался Предатель.
– И за что турнули?
– спросил Фашист.
– А ни за что. Разгрыз рюкзак и еду их съел. Да и не съел, а так, намусорил немного - искал что повкуснее, - пояснил Предатель и добавил со вздохом: - Хочется иногда простых маленьких радостей собачьих.
Фашист запрыгнул на правую подножку и через пустой проём не имеющей дверцы кабины перебрался на сиденье. И принялся поглядывать в окна и любоваться видами - бездельничать, одним словом.
Спустя пять минут он высунулся из окна левой дверцы и не без пафоса заявил:
– А вообще терроризм - это реалии нынешней жизни. Акт терроризма можно приравнять к стихийному бедствию.
Мать, волокущая мимо кабины, к кузову, огромных размеров кусок брезента, остановилась и разжала зубы.
– Что?
Фашист выпрыгнул из кабины грузовика.
– Сильнейшие, говорю, выживут, Мать. Да, сильнейшие выживут в любом случае.
– А мои дети?
– взволнованно спросила Мать.
– Они же маленькие и беззащитные!
– Я лапой не пошевелю. Я - за естественный отбор. Понятна моя мысль неглубокая? А ты тащи. Ну, тащи давай!
– Фашист кивнул на кусок брезента, лежащий у ног Матери.