Когда время становится круглым
Шрифт:
– Да, необходимо похоронить.
– Спецназ посмотрел сначала в одну сторону, потом в другую.
– За холмом, под сосной, и могилка готова, - подсказала Сплетница.
– Да, там, пожалуй, - кивнул Спецназ.
– Лучше бы, конечно, на холме, как героиню. Чтобы когда-нибудь и памятник от благодарных...
– Ага, памятник собачьему идиотизму, - перебил Спецназа Фашист.
– Да-да, ничего никому не хватать!
– встревоженно проговорил Спецназ и вплотную приблизился к Обжоре.
– Берём вчетвером. Лежебока, Турист, Предатель, Фашист!
– Спецназ переворачивает Обжору на спину.
– Считать до пяти на службе не научили? Или ты за хвост намерен подержаться?
– насмешливо спросил у Спецназа Фашист.
– Он раненый, - вступилась за Спецназа Лежебока.
– Мы с Туристом возьмёмся за передние, но идём сзади, так как вперёд ногами положено.
Лежебока захватила зубами переднюю левую ногу Обжоры, а Турист взялся за правую ногу умершей.
– А передние - не ноги?
– усмехнулся Фашист.
– Ладно, я участвую. Может, тогда не вцеплюсь зубами во что не положено.
– И я!
– торопливо сказал Предатель и, потеснив Спецназа, ухватил Обжору за правую заднюю ногу.
– Ты собирался лаз охранникам сдать. Не забыл?
– напомнила Спецназу Сплетница.
Спецназ кинул взгляд в сторону забора и переступил с ноги на ногу.
– Я помню... Но...
– Вот именно!
– радостно вскричала Сплетница.
– В самом узком месте - самый лакомый кусок. Наверняка. Он сам тебе в пасть заскочит!
Фашист, только что ухвативший Обжору за левую заднюю ногу, разжал зубы и насмешливо оскалился, обернувшись к Спецназу.
– Сдать охранникам? О, да мы можем стать свидетелями ещё одной героической смерти.
– Идите-идите!
– с раздражением сказал Спецназ.
– Свидетели, понимаешь!..
Лежебока, Турист, Фашист и Предатель подняли Обжору и направились к вершине холма.
Сплетница ткнула нерешительно топчущегося на месте Спецназа.
– А ты не подумал, что взрывчатка уже на территории станции? Я, например, уже догадалась.
Спецназ нахмурился, и на морде его отразилась работа мысли.
– И что же делать? Если взрывчатка и Таракан уже там, то, как только он покинет территорию...
– Прав Турист, уходить надо, - кивнула Сплетница.
– Я остаюсь, - принял решение Спецназ.
– Я его не выпущу!
И он, внимательно посматривая по сторонам и принюхиваясь, подошёл поближе к прорытому вдоль забора рву и взглянул на вросшие в дно рва бетонные плиты. Слева, около одной из плит, на глинистом дне рва, имелась яма. Спецназ сделал ещё несколько шагов, осмотрелся, затем улёгся на землю перед рвом, ширина которого в этом месте была около полутора метров, и устремил взор полыхающих огнём глаз на подкоп.
Да, это он хорошо придумал. Конечно же, надо дождаться Таракана у выхода с территории атомной станции и покончить с ним. А отыскать его за забором - дело очень непростое. Там же масса сбивающих с толку запахов, оставленных как людьми, так и различными транспортными средствами. Да и элементарно разминуться можно.
И, опять же, соваться в лаз, который, как точно подметила Сплетница, может быть заминирован... При этой мысли Спецназ похолодел. Да, ползёшь, ползёшь, а потом утыкаешься носом в ароматный кусок мяса, который сам, помимо твоей воли, естественно, запрыгивает тебе в пасть и проскакивает прямиком в съёжившийся от голодухи желудок.
Когда с оправданием отказа соваться в лаз и проникать на территорию станции было покончено почти полностью, появились неприятные мысли о том, что вина за смерть Обжоры исключительно на нём. Он должен был сообразить, что если Таракану не удалось их перестрелять на Эрвэпэдэ, то он предпримет какие-то иные меры. Должен был сообразить, однако не сообразил, не догадался, не просчитал, не спрогнозировал.
В МОГИЛУ - С ПОЛНЫМ КОМПЛЕКТОМ ЗУБОВ
Таракан, одетый в куртку и комбинезон ремонтного рабочего, идёт по дорожке между производственными зданиями и катит перед собою тачку, доверху гружёную битым кирпичом. За плечами у него находится больших размеров рюкзак, на вид пустой, а на поясе комбинезона закреплена сапёрная лопатка.
Таракан, конечно, надеялся, что вступать в разговоры с кем-либо, рискуя быть разоблачённым, не придётся, однако на всякий случай подготовился и к этому. Он перевязал голову белым платком таким образом, чтобы можно было подумать, что у него жутко болит один из коренных зубов. Для правдоподобности он имитировал и огромный флюс, разнёсший его правую щёку, запихнув за неё около десятка ватных подушечек.
Но с ним заговорили. Шествующие навстречу Таракану охранник Замшелов, худощавый, надменно-самодовольный тип, и сытенький и кругленький охранник Кухарик, с аппетитом поедающий что-то вроде беляша, вдруг остановились и с интересом уставились на встречного работягу в новенькой куртке со светоотражающими нашивками.
– Ты из какого блока?
– поинтересовался Замшелов.
– М-м-м!
– промычал Таракан и неопределённо взмахнул рукой.
– Из прикомандированных, наверно, - промямлил, прожёвываясь, Кухарик.
– Что-то рожу его я не припоминаю. У тебя пропуск с собой?
– М-м-м, - промычал Таракан, максимально выпучив глаза, и опять неопределённо взмахнул рукой.
– В раздевалке, что ли?
– спросил Замшелов.
– Чего в больницу-то не идёшь?
Таракан указал на тачку с кирпичами и опять замычал, громче, чем прежде и, вроде как, жалуясь.
– Не отпускают, видимо, - с усилием глотая куски беляша, предположил Кухарик и махнул Таракану рукой.
– Ладно, иди. И не затягивай с зубами.
– М-м-м, - ответил Таракан и покатил тележку дальше.
– Да, зубы - это мрак, когда они больные, - скривился Замшелов.
– Хорошо, у меня пока нечасто такое. Почти все зубы в наличии. Тьфу-тьфу! Чур, не сглазить бы.
– Тьфу надо три раза говорить, - подсказал Кухарик, осматривая зажатые в руке остатки беляша.
– Я три и сказал.