Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России
Шрифт:
Такая красивая была маленькая, я, мол: «Ой, сурочу», да все равно не могу не похвалить! [245]
Полагают, что для защиты от сглаза нельзя хвалиться своим успехами, напротив, нужно представлять ситуацию хуже, чем она есть (ср. характерный диалог: Ведутся все-таки у тебя кролики? — Да нет, не ведутся, плохо [246] ). Также важно вовремя пресечь нежелательные контакты человека, которого подозревают в недобрых чувствах, с объектом возможной зависти или в целом с собственностью хозяев. Так, однажды я разговаривала с одной пожилой женщиной во дворе ее дома, рядом мирно пасся теленок. Во время нашей беседы зашла соседка — принесла деньги за масло и сметану. Присела рядом на завалинке, стала любоваться на теленка и звать его: Мальчик, Мальчик! Хозяйка немедленно отозвалась: Худой, худой, худой! Добавила, как бы извиняясь: Худой вот, корова молока мало дает, — и углубилась в подсчеты удоев своей коровы. Соседка ушла, хозяйка проворчала вслед:
245
М.
246
Е. А. Г. ж. 1959 г. р., В. А. Г. ж. 1936 г. р. Кезс. Полевой дневник. 2005. С. 36.
Ой, не люблю я ее. Такого роду — ее племянница недавно убила женщину из-за квартиры [247] .
Назойливый взгляд и лишние слова (похвала, расспросы, прогнозы) составляют коммуникативную ошибку, которая расценивается как технология сглаза (ср. [Herzfeld 1981: 570; Кушкова 2002: 62] [248] ) и вызывает противодействие — от шутливых отговорок (На кудыкину гору) до сердитых (Типун/щепота тебе на язык) или даже брани (примеры можно множить, в этой сфере есть универсальные, диалектные и даже индивидуальные обереги). О нелюбви к комплиментам как характерной черте крестьянского менталитета, вызванной страхом сглаза, писал Дж. Фостер [Foster 1965: 304]. Комплимент может восприниматься как выражение зависти, желания отнять, угрозы [249] . Соответственно, отсутствие комплиментов в общении — не неучтивость, а нормативное поведение. Отрицание комплимента — вежливая форма ответа на агрессию, что, возможно, не всегда осознается.
247
О. А. Б. ж. 1926 г. р. Кезс. Полевой дневник. 2004. С. 16. Ср.: худо?ба — 'домашняя скотина’, от слова худой — по Фасмеру, иносказательное обозначение имущества, в том числе скота, чтобы ввести в заблуждение нечистую силу [Фасмер 1986, т. 4: 282]. Этот пример также показывает, как тесно связан концепт колдовства с другими преступлениями.
248
По мнению Майкла Херцфельда, дурной глаз (как и неудачливость или отсутствие потомства) — метафора неспособности адекватно выполнять правила деревенской коммуникации [Herzfeld 1981:570].
249
Ср. также языковые данные: хвалить — ‘угрожать’; хвала порча — 'сглаз’ [Даль 2006, т. 4: 898].
В основе такого восприятия может лежать следующий психологический механизм: комплимент есть утверждение в чьем-либо превосходстве. Член сообщества, стремящегося к идеалу эгалитарности, узнав, что за ним признают обладание тем, чего нет у других, что он выделился из ряда, начинает тревожиться из-за противоречия между желанием обладать и необходимостью поделиться с другими. Последовавшую за комплиментом потерю того, что похвалили (в которой может быть невольно виновата сама «жертва»), следует рассматривать как восстановление равенства, результат действия интериоризованного механизма редистрибуции. Этот механизм действует через вину (когда возможная потеря кажется малореальной) или страх (когда опасность потерять велика), за страхом следует желание скорее его реализовать (поскольку жить с этим чувством невыносимо), за виной — желание уничтожить свое превосходство. В таком случае отрицать комплимент — все равно что сказать: «У меня нет ничего выдающегося, мне нечем делиться, я перед обществом не виноват и не должен понести наказание за то, что выделился».
Отрицание комплиментов нередко считают проявлением скромности как черты личного (или «национального») характера. В терминах морали так и есть, однако нередко эта черта сочетается с мифологическим представлением (иногда осознаваемым, иногда только реконструируемым) о чужой злой воле, иногда персонифицированной в виде демонов, которая (или которые) отнимает то, чему завидует, чем желает обладать тот, кто сказал комплимент. Если в результате потери у сказавшего комплимент (позавидовавшего, читай — отнявшего) внешне ничего не прибавилось — это еще ни о чем не говорит: отнятое уходит в некие закрома, откуда «завидящие» черпают чужое благо, или же они просто удовлетворяются чужой потерей [250] .
250
Предложенная модель противоположна новоевропейскому «куртуазному» пониманию комплимента, когда он вызывает гордость, уверенность и тем самым чувство благополучия. Фостер писал о двух стратегиях избегать зависти, принятых в крестьянских обществах, культурах бедности. Первая, доминирующая — скрывать то, чем обладаешь («синдром секретности», как он это называет), сюда относятся стремление не выделяться, санкции для «выскочек» (сплетни, осуждение), симулирование бедности (отрицание комплиментов, обычай пачкать сажей и одевать в обноски детей и т. п.), к этой же стратегии имеет отношение арсенал средств, призванных продемонстрировать отсутствие зависти. Вторая стратегия — открыто делиться. Во всех культурах есть институциональные формы такой редистрибуции (потлач и другие формы ритуального угощения), вне ритуала к этой стратегии прибегают, когда нельзя скрыть то, что приобрел [Foster 1967: 153–165].
Сглаз, как и колдовская порча, считается магическим нанесением вреда, результатом символической агрессии, но, в отличие от порчи, это не следствие приложенного труда и особых знаний, а всего лишь природное качество, внешнее проявление завистливой души. Репутация урочника не прельщает никого, но реноме колдуна некоторых соблазняет: это хотя и негативный, но высокий статус, вызывающий страх и уважение окружающих.
Создать впечатление знаткого можно с помощью имитации черт внешности, поведения и речи, характерных для фольклорного образа, среди которых — неопрятный вид, странная манера одеваться, блуждающий взгляд, сердитое выражение лица, молчаливость и туманные высказывания, вербальная и невербальная демонстрация доминирования, особенно — покровительственное похлопывание по плечу или спине и частое повторение классической фразы колдуна: Ну, ты меня попомнишь (вспомнишь, помянешь)! [251] Уже сама эта фраза-угроза действует на мнительных людей как пусковой механизм, заставляющий тревожиться и связывать последующие несчастья с угрозой колдуна. Похвальба своим колдовством — один из факторов, влияющих на формирование репутации знаткого, например:
251
С. Ф. В. ж. 1907 г. р. Сив. В-1999 № 1.4; М. И. П. ж. 1937 г. р. Кезс. В-2005 № А4.7.
Соб.: А почему про него говорили, что он колдун?
Чё-то замечали, видимо. Похвалялся он сам [252] .
Та (невестка. — О. X.) на меня говорила, что: «Ты скоро сдо?хнёшь».
Чё-то делали, видимо.
Соб.: А что делали?
А я почем знаю? Я ведь не знаю, чё делали. Чё-то, наверно, тоже где-ко, раз так она похвалилася: «Скоро сдо?хнёшь» [253] .
Портить-то они, топеря их дополна, наверно, колдуны-те. Задаются дак. Кто его знат [254] .
252
Е. С. Т. ж. 1925 г. р. Кезс. В-2005 № А6.5. Полевой дневник. 2005. Ч. II. С. 75.
253
С. С. Ч. ж. 1921 г. р. Сив. В-2002 № В1.2.
254
А. Л. Б. ж. 1932 г. р. Кезс. В-2004 № А5.6.
Соб.: А сейчас больше колдунов, чем раньше?
Наверно.
Соб.: Почто?
А не знаю я. Или вот правда, или так говорят, что: «Мы знам». Хвастаются. А я так думаю, ничё не знают дак [255] .
Впрочем, уже в последних примерах чувствуется сомнение; связано оно, видимо, с тем, что эти тексты — не сюжетные нарративы. Говоря о конкретном случае, информант обычно уверен, что похваляющийся колдовством человек действительно что-то знает, но при этом вовсе не убежден, что не бывает и пустых угроз.
255
В. Д. С. ж. 1935 г. р. Кезс. В-2004. № А6.3.
Подробные рассуждения на эту тему я записала от Валентины Архиповны, пожилой женщины, которая, будучи по национальности удмурткой, вышла замуж за русского старообрядца и всю жизнь прожила в Карпушатах среди кержаков. Ее свекровь была духовницей, семья строго придерживалась кержацких законов, и поэтому сейчас Валентина Архиповна — не только одаренная рассказчица, но и яркий носитель местного говора и знаток традиционной культуры Верхокамья. То, что она уже в сознательном возрасте погрузилась в эту среду, пробудило в ней антропологический интерес, она до сих пор сравнивает черты удмуртской и русской традиций, сохраняет культурную дистанцию и не воспринимает то, что ее окружает, как само собой разумеющееся. Отчасти поэтому в ее рассказах о колдунах заметен скептицизм, хотя она и разделяет общую для Верхокамья веру в колдовство. Вот ее рассказ о соседях, объявлявших себя колдунами.
Вот у Онисьи Петровны муж был раньше, первый, Егор. Егор Тимофеевич. Он все хвастал: «Ой, у меня биси полно, биси полно!» Вот тут Тоня Петровна живет, тут вот я, мы это всё, соседи как, всю жисть ходилися, и он это нас чё-нибудь вот… Тоже гонял <Онисью> Петровну, тоже в кормушках и где ночевала, по людям бегала. Вот мы с её приговорим дак, он уж за это нас: мат-мат-мат-мат-мат-мат. «Сдохнешь! Скорчу! Пропадешь!» Дак он у нас в избе пропал, парализовало! Кровоизлияние в мозг. У нас вечеринка была, праздник какой-то ся. Вот он у нас умер. Это прошло уже… 28 лет тому назад. Я все ишо живу. После его 28 лет уже живу. А бабушка его у нас проверяла. Вот если знаткой человек, ножницы с воскрёсной молитвой воткни над дверями — он не пройдет! Бабушка втыкала, а он проходил <…> Ну, она это точно говорила, я точно слышала: «Ай, Егор ничего не знает, я его проверяла — прошел! Пришел и ушел». А нас-то он пугал, чтоб боялися его.
Тут у нас одна еще жила, вон там на углу, против Камы. Там жил Арсентий, он овдовел и взял вот жену. Она, Дуся-покоенка, замужем не была, а детей нарожала много. А такая скандальная баба была — не дай Бог! И вот тожо всё это страшшала, что: «Знаю, заколдую, кто только мне поперек чё сделает, дак пожалеет». А потом, после, какая-то близкая подруга у нее спросила, говорит: «Дак чё, Дуся, правда ты чё знаш?» — «Ни шиша я ничё не знаю, я пугаю, пусть боятся меня!» Урядником ее звали, Дуся-урядник. А у меня такое мнение — если человек знаткой, он скрывает это, скрывает он это. Чтоб… мало ли чё — кого испортит, дак потом его лечить надо! А он лечить не может, который напускает! Надо другого лекаря-то искать.
Соб.: Так не ему же искать?
Дак потом молва-то на него — вот, он испортил! Вот, он испортил! А чё-то Егор никого не испортил, вот эта Тоня Петровна — из-за петуха разругалися, вот она его за грудки трясла тут вот, на огороде. Вот етого: «Сдохнешь! Скорчу!» Дак вот тожо — мы с ней одногодки почти дак — тожо все живет ишо. А он давно помер <…> Через огород перелетает же эта птица, грядки гребут — вот скандал: «Чё ты своих петухов распускаешь, чё ты курей своих распускаешь?!» Вот, сыр-бор… А курей да детей — никогда их не разделишь ведь! [256]
256
В. А. Г. ж. 1936 г. р. Кезс. В-2004 № А5.1.