Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России

Христофорова Ольга

Сеть — сложный символ, в нем христианское (сеть связана крестом) переплетено с языческим (семантикой узла) [283] . Другой способ — провести колдуна через обод колеса:

А вот колдуна… Его надо — колесо, сквозь его пропустить, колесо. У телеги колесо, обод. Вот так надеть на его, чтобы он… и толкнуть, чтобы он перешел через это колесо. Тогда он не будет, он только на свою се?мью будет [284] .

Здесь, кроме явной агрессии по отношению к колдуну, актуализована семантика границы, перерождения, «выворачивания неаизнанку» — колдуна заставляют выйти из его бесовского пространства, освобождая от сотрудников, сиречь силы [285] .

283

Носители традиции полагали, что если ворог хочет спортить молодых, то ему надо развязать каждый узелок, а у сети узелков много; ср. фрагмент заговора: Как от сети узла никто не может ни развязать, ни распустить — ни еретик, ни клеветник, ни завидник, так же бы рабу Божью (имярек) никто не мог бы ни испортить, ни изурочить [СМ 1995: 357–358]. Сеть — это пассивный

оберег, подобный поясу. Об охранительной семантике опоясывания см. [Левкиевская 2002: 33, 48]. В ритуале сеть синонимична поясу, например, ею обвязывали молодых под платьем перед свадьбой в качестве оберега от порчи.

284

Т. И. М. ж. 1932 г. р. Сив. В-2005 № А3.1.

285

Этот способ сопоставим с методом профилактики и лечения болезней с помощью пропускания через отверстие (например, хомут: Е. А. Г. ж. 1959 г. р. Кезс. В-1999 № 5.9; М. В. Ж. ж. 1963 г. р. Кезс. В-2004 № 2.4), подробнее см. [Левкиевская 2002:175]. В одном из вариантов оба способа — напоить с поганого и пропустить через отверстие — совмещены: в брагу нужно налить помои через сук — через дырку от выломанного из дерева сучка (Н. К. А. ж. 1919 г. р. Сив. В-2005 № А1.3).

Примеры можно множить [286] , но психологический смысл подобных действий понятен — символически унизив предполагаемого колдуна или даже просто узнав, что его напоили или как-то еще подшутили над ним, люди перестают его бояться и тем самым избавляются от гипнотической власти (власти то ли самого колдуна, то ли собственной тревоги). Как и физическая расправа, имеющая целью запугать предполагаемого колдуна, символическая агрессия действует освобождающе. Это отражено в представлениях о том, что колдун, которого напоили, только на свою се?мью может делать [287] — его власть над остальными членами общины исчезает:

286

Для сравнения приведу сведения, сообщенные корреспондентами Этнографического бюро В. Н. Тенишева: При споре или ссоре с колдуном следует плюнуть ему в лицо и смотреть в глаза: тогда он на время лишается своей силы. Теряет он силу и в том случае, если «вышибить» из него кровь <…> Орловцы для того, чтобы пустить колдуну кровь, прямо рекомендуют «бить его по носу, разбить ему губы или зубы», а в более легких случаях — ударить его наотмашь и сказать: «Чур меня». Те же орловцы для обезвреживания колдуна поят его чистым дегтем, смешанным с лошадиными испражнениями, и прокалывают левое ухо, но иногда пользуются и более невинными средствами. Хорошо, оказывается, пробить тень колдуна осиновым колом <…> с прожженным концом [Попов 1996: 324].

287

Н. К. А. ж. 1919 г. р. Сив. В-2005 № А1.3.

А на чужого-то он — не получатся, своих стал портить-то [288] ; Напой — и он не будет колдовать чужих-то, а вот на свою тожно скотину и на свою се?мью [289] .

Любопытно, что в рассказах отражены опасения колдунов быть напоенным:

Колдуны-те, оне с тобой из одной кружки даже не пили, если понесешь ты в чашке, дак они сливат [290] .

288

Т. И. М. ж. 1932 г. р. Сив. В-2005 № А3.1.

289

Н. К. А. ж. 1919 г. р. Сив. В-2005 № А1.3.

290

Е. А. Г. ж. 1933 г. р. Кезс. В-2004 № А4.1.

Для одной информантки эта фольклорная модель обернулась личной драмой — по ее словам, в результате подозрительности колдуна она получила порчу, с которой мучалась всю жизнь.

Мне де-ко… Лет 17 мне было, больше не было. Молоденька. Меня-то… Знаю, кто мне посадил! И что и… Ну, в общем, в гостях были [291] , и я ходила пить подавала, всё. Он, мужик-от, пришел, я подала ему пить, он: «Пей себе». А где же я стану пить вперед мужиков! Раньше их место были, всюду следили, всё. Нонче ведь ничё… Вот. «Я, — мол, — не буду. Не буду пить». Я… Большая чаша перед ём стояла. Тожно дедя пришел, вроде как у папки брат. «А что, — говорит, — ты один не пьешь? Ешь и пей. Она, — говорит, — перед тобой пить не будёт». Вот так сказал. «Ну, не будет, дак меня поменет». Вот я вот только приехала, и что, меня вот как <…> Топеря, конечно, надо было лучше попить, я бы не мучилась [292] .

291

Имеется в виду, что гости приходили в дом родителей информантки.

292

С. Ф. В. ж. 1907 г. р. Сив. В-1999 № 1.4.

И снова о власти

Колдовской дискурс, за исключением, пожалуй, ситуаций удачной насмешки над знатким, утверждает власть «колдунов» над «жертвами». Думается, что вера в колдовство в известном смысле являет собой переразвитие идеи личного влияния, характерной для малых социумов, как и в целом в магических представлениях подчеркивается и абсолютизируется человеческая воля, воля «хозяина» (ср. [Адоньева 2004: 66–78]). В рассказах она описывается как сила или метафорически отчуждается от человека в виде разнообразных существ (маленьких, сотрудников, бесов), ей подчиняются слоны и амбары, насекомые и чужие коровы.

Вот я пример приведу. Был у нас коновал <…> Его привозил тут сосед, кастрировать жеребенка <…> Ну, и вот, подпоил его, когда уж это… А оне как кастрировали, зна?тные были дак, он, стоя прямо, положит рукавички на жеребенка, ну и всё, и кастрирует, он ни с места. Подпоил его, он пьяненькой, тожно, видно, охота стало ему это, показать фокус-от. (Смеется.) Ехали оне в кошевке, а у нас в гору, как от Коростелей выедешь, и в гору всё. Вот он ему говорит: «Тебе, — говорит, — охота фокус увидеть? Ну, Александр Васильевич, охота тебе фокус увидеть? Я, — говорит, — тебе покажу». — «Ну-к, покажи», — говорит. Он, значить, из-под себя взял там соломинку, этот вертинар-от… счас вертинары, а раньше не вертинары назывались… взял из-под себя соломинку, чё-то пошептал на её и отпустил по ветру! По снегу мальчик маленькой побежал, дак токо вьет,

вьет за ём, маленькой парнишко. Вот он налетит, парнишко, на тебя, на меня, и вот и… вот те и пошибка [293] .

293

Н. К. А. ж. 1919 г. р. Сив. В-2000и № 5.1.

У нас колдун был, Егор Федосеевич, так он, пока трубку не открыли, дак он умереть не мог <…> Он елки валил дак, вот такие вот… вот такие сучеватые, один! С ручной пилой, с одной пилой идет, не с ножовкой, а вот одноручки были такие, вот с такой пилой идет, валит… «Да ты чё, Егор Федосеич, один идешь, как ты такие будешь валить?» Он говорит: «Да ты не горюй, у меня помощники вить е-есть! Помощники мне помогают». Вот они все вот… и всё, помогали они ему. Вот, работало [294] .

294

М. П. С. ж. 1945 г. р. Кезс. В-2004 № 2.3. Интересные примеры, записанные в Новгородской области, приводит О. А. Черепанова: Дедушка рассказывал, Тарас был бесованный. Они выпимши были: «Покажи солдатиков». И они с крыльца спускаются, сорок, все маленькие, одинаковые, в темных костюмах. Их, солдатиков, кормить надо. Так же едят, как люди, они все кушают. И еще про одного говорили, он шишков знал. Попросили, чтобы показал. «Только не испугайтесь». У всех синие короткие штанки, красные рубашечки, стоят шеренгой, как маленькие человечки, 50–70 сантиметров <…> «Я их в лес пошлю, они ходят, хвою считают. Им надо работу давать. А как надо, я их позову, так вихрь идет» (№ 343). У нас был такой старик, все ране коров пас, у него медна труба была. К земле наклонится и закричит по-своему, и все придут, и буренки, и пеструшки. Так у ёго были маленькие. Есть маленькие, так и из-за леса достают скотину, если за лес ее уведут. Им работу дают, какую хошь. Кидают работу, чтоб больше была. А не дашь работу, они тебя затерющат, жива не будешь (№ 341). С виду они всяко покажутся. У одной женщины они ночью возились и в ведре с помоями утонули. Она утром приходит, а они в ведре плавают, маленькие, как мышата, утонули (№ 340) [Черепанова 1996: 89–90].

А вот у нас тама, я взамуж ходила в Сергино <…> у нас там был колдун. Старый старик, борода такая длинная была. А его все ненавидели в деревне, этого колдуна. И вот он все время колдовал. Комбайнер жал, и на усадьбах, и ему сказали не ездить больше жать, пока… молотить на усадьбы, а то, говорит, мы тебя оштрафуем, если ты будешь ездить. А этот старик звал его сёдня молотить. А он не поехал: «Нам, — говорит, — не разрешают». Ну и вот, он поехал в по?лё, утром-то поехал в полё жать, раз не поехал к этому старику — он ему так сделал, что напустил ос! И вот он целый день простоял, не мог уехать с места. Да! Это-то уж я точно знаю. Осы, чё, такая уборка, такой день — солнце, и комбайн стоит! «Это чё, — бабы-те говорят, — вы чё, говорит, с ума сошли, комбайн целый день стоит, это ж беда! Целый день, где комбайнер, чё делат?» А он, его нельзя, ехать нельзя, ослепили осы — и всё. Не может видеть дорогу — черно осы летают. Он вышел из комбайна, ходит, к комбайну приступится — ехать нельзя, осы <…> Потом он, видно, куда-то сходил, кто-то его оградил с молитвой — поехал.

Да и я сама коров пасла — а он ненавидел меня, он был это, сеял раньше, руками ведь сеяли… а меня поставили — чё, я еще молоденька — поставили меня контролировать, ну, вот семена на полё возить, свешать, сколько там с амбару увезли, и караулить его, вот чтобы он не взял хлеба-то! Плохо раньше с хлебом-то было. Чтобы он весь высеял, а то ведь на поле не вырастет. Вот я сижу, а он: «Ё. ный контролер!» — говорит на меня. (Смеется.) Ругатся и плюётся, а потом… пришлась на меня очередь коров пасти, пошла я коров пасти. Коровы… так вот это — с этой стороны овес, с этой стороны овес, посеяны, и лужок. А там никто не загоняет коров-то, боятся — хлеб истопчут. А я чё, бойкушшая еще тогды была, я живо — с той стороны, с другой стороны их это, так накормила, так накормила этих коров, они вышли на угорчик — лежат потом уже, лежат, до одной коровы лежали. А он куда-то пошел, этот старик. Только прошел это мимо коров, а я сидела на угорчике-то… немного прошел, минуты две-три прошло, да как коровы соскочили, да как хвостами завертили, завертили, побежали… никакой овод нет, ничё, мухи-те даже не летают… все в лес, а лес такой густушший был, так токо треск, летят, чисто все убежали, ни одной коровы не осталось! Я стою одна: чё это, все коровы убежали, все чисто. Я давай бежать, искать, и нигде коровы ни одной нет! Пошла в деревню — их и в деревне не видно. Чё, куды? Куда коровы-то девались? Потом иду, соседка говорит: «Таня, ты чё это, спала ли чё?» Я: «Пошто, нет!» — «Да коровы-те, — говорит, — давно уж все прибежали, всех закрыли во двор». Я ищу коров-то, а они уж домой прибежали, все коровы-то. «Дак чё они, пошто, — говорит, — убежали?» — «Я не знаю, — говорю, — убежали и всё!» Хвосты скрутили, как от овода. Вот он напустил на коров-то овод — они и убежали [295] .

295

Т. И. М. ж. 1932 г. р. Сив. В-2005 № А3.1.

Если поведение любого элемента окружающего мира выглядит странным и неестественным, за ним стремятся обнаружить направляющую это поведение чужую волю, и в результате данный элемент становится частью колдовского дискурса. Список событий, упоминаемых в нарративах о колдовстве, невелик и достаточно тривиален. Речь идет о самых обыкновенных предметах — корова стала плохо доиться, пирог не подошел, редька не уродилась, машина не завелась, ребенок заболел, в семье начались ссоры, на работе неудачи и т. п. Этот список полностью зависит от того, что входит в сферу повседневных занятий, а следовательно — интересов и ответственности героев и/или рассказчиков. Речь в быличках о сглазе и порче идет, по большому счету, о воле и власти — почему то, что подчинялось мне, перестало это делать? Чья воля сильнее моей? Чья власть больше?

Надо ж такую страсть иметь! Вот не заходит корова — и все. Пришла до дому — и обратно пошла. Сейчас ведь много колдунов-то. Так вот тоже кто-то, наверно, чё-то наделал. Молитвы читали, водой брызгали — какие методы домашние, мы всё сделали, — не берет ничё. Книжка — такие молитвы от порчи да чё <…> Дак я, говорит, к ней пойду, эту книжку принесу, почитаю. Есть такие, есть, много! Старики, видимо, передают молодым по родству своему [296] .

296

П. Л. В. ж. 1925 г. р. Кезс. В-1999 № 5.8. Интересно мнение информантов о том, что испортить или сглазить можно лишь домашний скот: Соб.: А собаку можно сглазить? — Да ну, собаку — нет. Корову, животное можно, или поросеночка, или корову — это можно, а это нет. Собака — она не подчиняется, кошки тоже (В. И. Д. ж. 1923 г. р. Коз., зап. Т. Аникеева, У. Гончарова, О. Гриценко, О. Христофорова. АЦСА. Козельск-2003. № 12). Это мнение в очередной раз убеждает в том, что в понятии «власть» соединены ответственность и (хозяйственная) важность. Думается, у охотника может быть иное мнение о возможности сглазить собаку.