Колдуны и жертвы: Антропология колдовства в современной России
Шрифт:
У Матвея вроде свадьба была <…> А чё, избушка тоже небольшая была. А почё этот Иван-то попал, все равно его никто ведь не звал? Ну, он туко чё-то теснотился-теснотился, и его вытолкали из избы-то. Он вкруг телефонного столба дак как пригвозден [306] , грязь истоптал. Ходит, обнимат столб-от, обнимат! Отойти не может! Дак он это грязь вытоптал дак. Надо-де оговорить человека токо, отойдет. Чё ведь, смеются, смеются дак. А пожалеть тожно человека… (Смеется.) Это исделан. А токо кто уж его испортил — не знаю. Вот шепчутся, друг друга… [307]
306
Это довольно устойчивая метафора для обозначения состояния «заколдованного», ср.: Сильный колдун мог «привязать» более слабого к лохани для коров; могли и «пригвоздить» лошадей — не тронутся никуда, пока с воскресной молитвой не обойдут (Е. Ф. К. м. 1938 г. р. Вер. ААЛ. ПВ-1997. Дневник И. С. Куликовой. Ч. 3. С. 25). Подобное состояние жертвы колдовства схоже с состоянием колдуна, «пригвозденного» к определенному локусу
307
Е. А. Г. ж. 1933 г. р. Кезс. В-2005 № А5.4.
Два колдуна сойдутся, вместе, где-нибудь на сторонушке <…> А у нас эти, лоханки называются, толстые, они под умывальником стоят, там всё, все очистки, всё, ополоски… И осердятся друг на дружка, который проворнее и заставит из этой лоханки куски хлеб исть. Тот ест, говорит, по обоим сторонам, по этим местам, слюни токо так и текут. У нас как-то, это в Майорах еще было, двоё сошлися, два колдуна, один с Сэпычки, другой с Тобольской. Одного звали Олеша Хитрай, Хитруй Олеша, другого — Никифор, Микита. Вот Олеша-то, кажется, будто проворнее его, сильнее. Никифор-от… Сходили на улицу, побарахтались. Он заставил Микишу через сквозь все это пройти, и он прошел. Сквозь снега, это зимой, помочи это были, там… И сквозь все это, снега, несет его, несет… Весь в снегу пришел, толстёхонько! Есть вот такое вот. Испытывают они, что ли, сам себя, не знаю [308] .
308
Т. К. В. ж. 1932 г. р. Кезс. В-2000и № 12.3.
Колдуны встречаются друг с другом — один сильнее, другой слабее. И один заставляет другого то собакой лаять, то петухом петь, то еще чего-нибудь [309] .
Один колдун на свадьбе внушил другому, что он кошка, и тот караулил мышку у норки — долго караулил, весь замерз [310] .
В этом сюжете связь веры в колдовство с идеей власти наиболее заметна, но и в целом колдовской дискурс проникнут этой идеей. Как выразилась одна информантка, люди учатся колдовать потому, что власти хотят [311] . Имеется в виду власть и над людьми, и над миром в целом — над животными, растениями, предметами. Метафорически эта власть понимается как власть над духами (ср.: Колдун злым духом завэдуе: и на доброе, и на нэдоброе [Ивлева 2004:85], текст записан в Брестской области), что составляет характерную черту мифологического мышления, как показали исследования классиков антропологии (Э. Тайлора, Дж. Фрэзера, Л. Леви-Брюля и других). Недавние работы в области антропологии власти подтвердили их суждения, например, Аренс и Карп полагают, что в африканских обществах власть понимается не как условие и результат человеческих взаимодействий, но как нечто, находящееся на пересечении социальной, природной и сверхъестественной реальностей, и потому может быть рассмотрена как побочный продукт человеческого воображения [Arens, Karp 1989: XIII]. В местах таких пересечений в концептуальном пространстве культуры образуются парадоксальные зоны, две из них будут рассмотрены в следующей главе.
309
М. П. С. ж. 1945 г. р. Кезс. В-1999 № 6.4.
310
Е. А. Ч. ж. 1932 г. р. Сив. Полевой дневник. 2000 м. С. 4.
311
М. П. С. ж. 1945 г. р. Кезс. В-1999 № 7.1. Ср.: Это трудно знать. Потому что если кому надо, чтобы человек передал, дак надо, чтобы который хочет, чтобы кой-что знать, дак надо не пугатьсе. Ведь ему все привидения покажут. А если ты маленько струсил, значит, ты не в силах будешь эту власть принять [Кузнецова 1992:120].
Глава IV
«Знать» и «делать»
Солнечным июльским днем 1999 г. в одном из сел Верхокамья я вела неторопливую беседу с местной жительницей. Разговор зашел об известной в селе лекарке-травнице.
Соб.: А вот Фекла Сысоевна, она ведь много знает?
Что ты, она не знает!
Соб.: Но ведь травы знает?
Знает, много травы знает.
Соб.: А знает, как стрях лечить, надсаду?
Да, трясёт, лечит.
Соб.: А вы говорите — не знает.
Но ведь так не знает [312] .
312
А. М. Ж. ж. 1936 г. р. Вер. В-1999 № 4.1.
Этот диалог примечателен коммуникативным недоразумением, вызванным многозначностью лексемы знать в данной культурной среде (и не только в ней, как будет показано ниже). Подобное коммуникативное недоразумение не было в моей полевой работе единственным, избежать его довольно трудно, поскольку глагол знать автоматически срывается с языка и адекватной замены ему нет. Спрашивая информанта, знает ли он такой-то обычай, я всегда имею в виду случаи из жизни, истории, которые помогли бы высветить семантику тех или иных явлений и глубже понять традицию. А информанты понимают это как просьбу научить. Характерный пример:
Соб.: А вот вы, столько детей… у вас. Наверно, вы знаете такой обычай, может быть, рассказывали — насылают на мужиков ребячьи муки?
Не бывало, не делала этого, у меня!
Соб.: Ну, может быть, слышали?
Слыхать — я слыхала, но не интересовалась этим делом. Не интересовалась.
Соб.: Как это вообще делают, что…
А вот не знаю. Не знаю. Сейчас не знаю.
Соб.: Такие истории случались?
Нет, не случались у меня <…>
Соб.: А надо слова какие-то знать?
Бог его знат,
313
Ф. П. С. ж. 1926 г. р. Кезс. В-2000и № 13.1.
Для носителей традиции многозначность лексемы знать не препятствует адекватному пониманию, как, например, в следующих высказываниях с достаточно сложным, но ясным словоупотреблением:
Вот у нас здесь тоже как-то было, вот у нас этого, Анатолия Георгиевича тоже… кто его знает, у него мать, например, знала. Вот. Тоже я не знаю, правда — не правда [314] .
Соб.: А присушивают лекари или это другие люди?
А это кто знат. Кто знат, они какие. Есть которые ведь это… знаются, чернокнижники, черную книгу читают, и всё… с бисями знаются дак [315] .
314
М. С. П. ж. ок. 40 лет. Сив. В-2000и № 4.2.
315
Н. К. А. ж. 1919 г. р. Сив. В-2000и № 5.1.
Знал ли он аль може людей он знал, кто знает сделать что-нибудь… [Кузнецова 1992: 119]
Известно, что не только в этой локальной среде глагол знать имеет особый смысл в случаях его употребления в колдовском дискурсе. Однако несмотря на то, что представлениям о колдовстве и соответствующим практикам посвящена обширная научная литература, включающая и специальные работы в области мифологической лексики [Померанцева 1975; Черепанова 1983; Кузнецова 1992; Цивьян 2000; Виноградова 2000; Криничная 2000; Щепанская 1990,2001а, 2001b; Жаворонок 2002 и др.], лексемам действия знать, делать, ладить, портить и т. п. исследователи особого внимания не уделяли, считая, вероятно, их смысл самоочевидным и не требующим дополнительной интерпретации [316] . Вместе с тем разнообразные контексты употребления глагола знать в колдовском дискурсе не позволяют при истолковании его значения ограничиться тривиальным, кочующим из работы в работу суждением, что знать — сиречь обладать некой дополнительной к общему знанию тайной информацией, полученной сверхъестественным путем и выделяющей своих обладателей в особую категорию людей (знатко?в, знатки?х, зна?тных, зна?тливых, знающих, знаменитых, знахарей).
316
Так, Т. В. Цивьян, рассуждая о колдовстве как профессии, подчеркивает, что все, о чем она пишет, «хорошо известно (более того, описывается в фольклористической литературе именно как хорошо или даже общеизвестное)» [Цивьян 2000: 177]. Т. Б. Щепанская, рассматривая связь мужской магии с феноменом профессионализма, отмечает, что «магическая сила (или знание, статья, слово — тайна) являлась в глазах населения знаком и синонимом профессионализма» [Щепанская 2001а: 27]; такой подход исключает интерес к лингвистической стороне вопроса, см. также более раннюю ее статью [Щепанская 1990]. Обе исследовательницы не рассматривают подробно семантику лексем, обозначающих действия колдуна. Единственная встретившаяся мне работа, где уделено внимание лингвистическому анализу понятий, связанных с представлениями о колдовстве (зависть, злой), — статья Н. Е. Мазаловой [Мазалова 2004]. Словарные значения соответствующей лексики приводятся в словарях народных говоров, особенно — в специальном выпуске Этноидеографического словаря русских говоров Свердловской области [ТКУ 2000]. См. также разделы монографии Е. Е. Ермаковой, посвященные номинациям в народной медицине [Ермакова 2005: 68–88, 166–189].
С одной стороны, подобная интерпретация естественно следует из поверий о черной книге и в целом из заговорной традиции, где человека из ряда ему подобных выделяет знание особых текстов и/или приписываемое участие в специальных посвятительных обрядах, например:
Это чернокнижники, наверно, такие бывают… Есть ведь которы грамотные, всё делают [317] .
У их тоже был как… колдун-от. Вот он проучивается, и ему покажется там то ли печь, проходить надо когда, или шшука, говорит, рот полураскрыт, пройти надо. Тогда он всё знат <…> Эти люди, видишь, черномазию-ту читают, черномазия-то книга, дак не знаю, какая, почитают и наделают [318] .
317
Т. К. В. ж. 1932 г. р. Кезс. В-2000и № 12.3.
318
Е. А. Ч. ж. 1932 г. р. Сив. В-2000 м № 1.6.
А если вот человек, который знающий, вот этот чернокнижник, как мы их зовем <…> Он как бы лежит, умереть-то он не может, он мучается, вот пока это черное дело свое не передаст другому, как бы… вот свое колдовство другому не передаст, эту книгу, эти вот все слова, видимо, он из-за этого очень долго мучается. Но они передают тоже не каждому, не любому человеку. Они ведь должны передать такому вот человеку, чтоб он хорошо это всё принял…
Соб.: А как передают?
А вот это я не знаю! Как они передают — это я не знаю <…> Видимо, они должны раньше сходиться, вот они сейчас ходят, тоже у нас есть одна дама такая… Они с ней вместе ходят, вот она… Если он, например, заболеет, он имеет ей право передать, она уже знать будет хорошо как бы, они уже советовались… Мне кажется, вот так. Чтобы я пришла, да он мне раз — и передал? [319]
319
Е. Ф. Б. ж. 1969 г. р. Вер., зап. В. Костырко, А. Рафаева, О. Христофорова. В-2002 № В4.2.