Колосья под серпом твоим
Шрифт:
В те времена на Приднепровье у богатых помещиков всегда имелись при конюшнях, манежах и беговых дорожках, — словом, при всем, что составляло конный завод, — несколько комнат, что-то наподобие мужского клуба.
Там была мягкая мебель, чтоб гости могли отдохнуть. Гости оценивали коней, спорили, меняли и покупали, заключали сделки, пили кофе, закусывали.
В комнате, куда Раубич привел Алеся, стояла огромная турецкая софа, стол с бутылками, закуской и несколько кресел.
Алесь зашел и страшно удивился: в кресле за столом сидел человек,
Узкие, зеленоватые, как у рыси, глаза пристально и весело смотрели на княжича. Уцепистые, скрыто-нервные руки сжимали сплюснутыми на концах, как долото, пальцами узкий стакан, весь дымчато запотевший, в бисеринках капель.
— Что, пан Александр, вы не ожидали встретить меня здесь? — спросил Мусатов.
— Почему? — сказал Алесь. — Каждый мужчина может приехать на конюшню к пану Раубичу.
Это прозвучало как пощечина, и Алесь пожалел об этом, увидев глаза Раубича.
— Они, по-видимому, тоже не ожидали, — улыбнулся розовыми губами жандарм.
Алесь оглянулся и увидел пана Мнишека и Юлиана Раткевича, того самого представителя младшего поколения, который когда-то на дворянском собрании подал записку о необходимости освобождения крестьян. Нервное желтоватое лицо Раткевича было сдержанно-злым.
— Я просил бы вас не шутить так, — спокойно сказал Раубич. — Я, наконец, сам пригласил вас к себе.
— Извините, — ответил Мусатов, — я приехал не вчера и не завтра, как вы меня приглашали, а сегодня. Сами понимаете, дела… Но я от всей души благодарю вас за лояльность и за постоянную готовность помогать властям.
— Не стоит благодарности. В конце концов кому, как не нам, заботиться о порядке в округе.
Алесь уже ничего не слушал, потому что за спинами Мнишека и Раткевича он вдруг увидел моложавое и наивное лицо… пана Выбицкого, загорщинского эконома. Выбицкий прятал виноватые глаза и чувствовал себя неловко, словно был пойман с поличным. И это было понятно, потому что он не должен был здесь быть: еще вчера пан Адам Выбицкий на день отпросился у пана Юрия, чтоб съездить за покупками в Суходол.
Недалеко же он отъехал от Загорщины.
Стало б удивиться этому, однако, в конце концов, это было его дело…
К тому же тут сидел холуй, сыщик, которого нельзя было допускать в дела своих людей. Для какой-то цели Раубич пригласил Мусатова сюда, освободив для себя один день. Плохо же Раубич его знал. Такой всегда явится тогда, когда его не ждут.
Алеся не интересовали дела пана Раубича. Но он видел, что Мусатов с любопытством наблюдает за встречей эконома и молодого хозяина. Зоркие зеленоватые глаза смотрели иронически-вопросительно.
Загорский достал из кармана бумажник и начал рыться в нем.
— Здравствуйте, пан Адам, — неохотно, как будто сердясь на эконома, сказал он и достал из бумажника сто рублей.
— Добрый
— Отец очень недоволен вами, — сказал Алесь и увидел, как испуганно вздрогнули ресницы у эконома. — Он считает, что вы могли б закончить дело быстрее… Возьмите вот.
Рука Выбицкого нерешительно взяла деньги.
— Вы задержались на лишний день и за это время не могли добиться даже маленькой скидки. Вы знали, что без Шаха нашему заводу гибель, и ничего не добились. По вашей милости мы переплачиваем пану Раубичу сто рублей за этого жеребца.
Выбицкий наконец понял. Настолько понял, что даже «возмутился»:
— Вы еще слишком молоды, князь, чтоб читать мне нотации.
— Молод я или нет, не вам судить. Я хозяин и вместе с отцом плачу вам деньги… Думаю, напрасно плачу.
— Извините, князь, — испуганно сказал эконом.
Мусатов отвернулся, очевидно потеряв всякий интерес к собранию.
Алесь взглянул на Раубича и решил подколоть немного и его за то, что приходится ехать на прогулку черт знает куда:
— А вы, пан Ярош, поступаете совсем не по-соседски — пользуетесь нашей острой нуждой и торгуетесь, как будто мы чужие. Не уступить какой-то там сотни!
— Себе дороже, — растерялся Раубич.
— Тут дело в принципе. Отношения не могут быть добрососедскими, если сосед не уступает соседу.
Глаза Раубича смеялись.
— Ну, довольно уже, довольно, — сказал он. — Мы тут без вас столковались с паном Выбицким. Шах отправится в Загорщину сегодня же. Я отказался от прибавки. И… простите своего эконома.
— Да я и сам не хотел бы сердиться, — сказал Алесь. — Я ведь знаю его неподкупную честность. Знаю, что он не станет заниматься ничем, кроме хозяйских дел. Просто обидно было.
Жандарм теперь уже совсем не слушал. Наоборот, сам завел спор с Раткевичем. Нес что-то такое, о чем можно было прочесть в любой правой газете.
Алесь чувствовал, что само присутствие этого человека здесь, у Раубича, оскорбляет его чувство к Майке и даже воздух любимого дома.
— Я просил пана Мусатова о помощи, — сказал Раубич. — Просто черт знает что. В моей Хадановской пуще какие-то подозрительные люди. Имеются вырубки. На днях объездчик видел у костра вооруженных людей.
— Сделаем, — сказал Мусатов. — Надо связаться с земской полицией. Ну, и конечно, вы сами должны помочь людьми.
Жандарм окончательно успокоился. А Загорский смотрел на Раубича и сам почему-то чувствовал, что тот говорит неправду.
«Просто пригласил этого голубого сыщика, — думал Алесь, — пригласил, чтоб отвлечь внимание от чего-то. Не ожидал, что приедет именно сегодня. Перестарался, пан Ярош. Этак играя, можно и голову свернуть».
И вдруг озорная мысль пришла ему в голову. Собственно говоря, ничего не стоило вытурить отсюда Мусатова, причем так, что он ничего и не заподозрит. «Не выпендзам, але бардзо прошэ». Пускай побегает. А между тем воздух в Раубичах сразу станет чище.