Колымское эхо

Нетесова Эльмира Анатольевна

— Честно говоря, ты первая, кто мне от­казал.

— Зато ты далеко не первый, кого я отвер­гла! И забудь эту тему со мною! Не обижай! У каждого из нас своя жизнь!

— Извини, больше не повторюсь!

Они долго лежали молча, думая каждый о своем.

— Варь, а ты любишь кого-нибудь?

— Нет. И не любила. И никого не признаю.

— Выходит, мы одинаковы. Я после первого брака ни на кого не хочу смотреть.

— Значит, должен и меня понять.

— Выходит, кого-то любила?

— Какая разница! В душе, как в пустой ка­душке, не обид, не радостей, сплошной сквоз­няк. И только годы идут.

— Жаль, что впустую,— вздохнул Аслан.

— Давай спать, мне завтра с утра на работу. Надо рано встать.

— Значит, мне утром уходить?

— Зачем? Спи, сколько хочешь. Ключи от дома на подоконнике. Если будешь выходить, положишь их под порог.

— Хорошо,— ответил тихо.

Они уже стали дремать. Тихо посапывала Варя, похрапывал Аслан. Время шло к рассве­ту, когда в окно послышался тихий стук.

— Варя, кто-то пришел,— проснулся человек.

— Тебе показалось. Спи. Ко мне никто не придет. Это исключено.

Но стук повторился.

— Пойди, глянь. Кто-то заблудился,— сказа­ла хозяйка. Аслан открыл дверь. Двое мужиков стояли на пороге, переминаясь с ноги на ногу.

— Что надо? — спросил Аслан строго.

— Не бухти, дружбан. Дай хлеба. И помоги чем можешь.

— Я тут не хозяин. Ничем не распоряжаюсь.

— Мы из зоны, братан! Слышишь, за дочь нас припутали. За мою. Ее изнасиловал воен­ный. Подполковник. Девчонке всего десять лет. Она повесилась, мы не уследили, не успели. Но военного нашли. Я его замокрил. А нас припу­тали. Дали за гада десять лет. О дочери и слу­шать не стали. Высмеяли всю семью, а Ирку назвали путаной. Пообещали на зоне сгноить. Пойми, дружбан, за что? Покойную осквернили, еще и обозвали ни за что! Ты ж сам мужик, помоги уйти от погони, век тебя буду помнить.

Аслан, попросив подождать, вернулся в дом, коротко сказал Варе о разговоре на крыльце:

— Дай буханку хлеба. Немного денег, куртку и валенки передай. Дай Бог ему уйти от погони. Покажи ему овраг. Там можно проскочить неза­метно.

— Они с вертолетов все увидят.

— Аслан, в этом овраге много волков.

— Тем более, зэков разнесут в клочья.

— Там шалаш Федора. Зверье к нему не под­ходит, а погоня не знает. Он весь в снегу. Его не видно.

— Хорошо, передам,— пообещал Аслан и вы­шел к мужику.

— Нас четверо. Один ранен. Он не может идти. Его придется оставить, спрятать где-то. Иначе попухнем все. Выручай, братан.

— Куда ж его дену? — растерялся Аслан.

— В домах не спрячешь, его выдадут. В доме Дуси все как на ладони. Только если в могиль­ник унести человека,— посоветовала Варя, не­много подумав. И добавила:

— Там его искать не станут. С вертолета не увидят.

— Собаки найдут,— сказал Аслан.

— Туда их не пустят. Много волков.

— А если мужика зверье разнесет?

— Днем не придут, а ночью что-то придума­ешь.

— Хорошо, Варь, если успеем, все сделаем,— набросил куртку на плечи и вышел из дома.

Вернулся Аслан уже утром, когда баба ушла на работу.

Троих зэков он посадил в грузовую попутку, заплатил водителю и тот помчал на скорости, зная, что до рассвета будет уже далеко от этих мест И никакой вертолет их не догонит.

И только с четвертым мужиком поломал го­лову человек. Он не стал заносить зэка в могильник родителей, а, переодев в старое Варькино тряпье, принес в дом, долго устраивал «маскарад», соображая из мужика бабу. Зэк, глянув на себя в зеркало, даже рассмеялся, сам себя он не узнал.

— Лежи тихо. Прикинься больною. Скажи, что зовут Клавдей. Скажешь, мол, приехала к своей родне на погост, да вот в пути натрясло, теперь кровями заливаешься. А документы у родни в городе. У Вари остановилась потому, что зна­ла ее мать.

Охрана зоны, едва глянув на Кпавдю, вышла из комнаты, бурча под нос, что принесло бабу на Колыму не ко времени.

Погоня немного потопталась возле дома и заторопилась к оврагу, за погост. Аслан облег­ченно вздохнул. Беглец, согревшись под одея­лом, поел, попил чаю и уснул. Лишь после обеда встал с постели и назвал свое имя — Анатолий.

— Я в этой ситуации вообще ни при чем. Только помог нашмонать того вояку. Но не тыздил и не мокрил его. Это сделали другие. Но суд решил по-своему и мужику не поверили.

Его били в милиции. Не щадил следователь. В зоне его кидали по углам, злясь, что не хочет «колоться», что нет у него ни денег, ни наркоты, ни одного «авторитета», какой вступился бы за него. Те трое мужиков бросили его и сказали, если он их засветит, не жить ему на этом свете и они достанут Толика всюду.

— Короче, перевели козлы все стрелки на меня, сами отмазались и слиняли с глаз. Он их почти не знает. Но насчет дочери мужики сказа­ли правду.