Командарм

Мах Макс

— Ну, вот и славно, — кивнул он, закуривая. — У меня как раз людей не хватает.

— Где "у тебя"?

— Специальная группа Региступра.

— Разведка?

— Не совсем. Посмотри вот, — и он достал из кармана фотографию.

— На кого смотреть?

— На этого.

— Ну, и что я должна увидеть?

— Это Бирзе — известный анархист.

— Кому известный? — подняла взгляд Мария.

— Ну, он говорит, что был твоим близким другом.

— Не был.

— Вот и я так подумал…

9.

Встречу организовал Николай Горбунов. Познакомились они в Питере летом семнадцатого года. Тогда Горбунов еще не был большевиком, а состоял в организации "межрайонцев" [10] .

Чуть ли не член ЦК, но подробности этого периода не слишком хорошо сохранились в памяти, да и не принципиально. В девятнадцатом, летом, пожалуй, даже ближе к осени, Горбунов появился на Украине. Он был уполномоченным РВС Республики в Тринадцатой и Четырнадцатой армиях. Тогда и сошлись ближе, хотя друзьями так и не стали. Николай Петрович был более ученым, чем революционером — организатором, чиновником, служащим — чем командиром Красной Армии. Макс Давыдович же, в ту пору, и "помнить забыл", что когда-то собирался стать врачом. Он был офицером, командиром Красной Армии, коммунистом, наконец, — пусть и не совсем большевиком в классическом понимании термина, — но никак не функционером. И, тем не менее, оба они, каждый по своему, симпатизировали один другому. И не то, чтобы гадостей не делали — что уже не мало, — помогали, если появлялась к тому необходимость.

10

Межрайонцы — члены межрайонной (междурайонной) организации объединённых социал-демократов, возникшей в Петербурге в ноябре 1913 года. Раскол между большевиками и меньшевиками (Пражская конференция 1912 года) одобрялся отнюдь не всеми меньшевиками и большевиками. По призыву внефракционного Л. Д. Троцкого многие низовые организации остались объединенными (Межрайонцы). Межрайонцы — по всем принципиальным вопросам солидаризировались с редакцией парижской газеты "Наше слово" ("Голос") Ю.О. Мартова и Л.Д. Троцкого (среди сотрудников были Х.Г. Раковский, А.В.Луначарский, Г.Я. Сокольников, В.А. Антонов-Овсеенко, Д.Б. Рязанов, Г.В. Чичерин, А.И. Балабанова, А.М. Коллонтай и др.). В 1917 (между революциями) межрайонная организация объединилась с ВКП(б). При этом Троцкий и Урицкий были введены в ЦК партии.

Так и теперь. У Кравцова возникли проблемы и он обратился к Горбунову. Макс перехватил бывшего уполномоченного РВСР в Баумановском училище, заранее выяснив, где и когда Николай Петрович проводит занятия. Они встретились в коридоре — по видимости случайно — потискали друг друга в дружеских объятиях, поулыбались, коротко переговорили и разошлись каждый своей дорогой. Но перед расставанием Кравцов попросил об услуге, и Горбунов не отказал. Обещал попробовать, что совсем не мало, поскольку соответствовало действительности: сам он прямого доступа к вождю уже не имел, однако хорошо знал Фотиеву и был знаком "кое с кем еще". Так или иначе, двадцать второго ноября в Военную Академию телефонировали из Кремля, точнее из Секретариата Политбюро, и попросили "позвать к трубке командарма Кравцова". Внешне все выглядело так, что Владимир Ильич сам вспомнил о Максе Давыдовиче и, почувствовав себя лучше, позвал старого знакомого в Кремль. Не чудо. Не редкость. Не невидаль заморская, хотя у некоторых заинтересованных лиц и должно было засвербеть. Кравцов же, вроде, из обоймы выпал. Слушатель Академии не персона, не член ЦК. И однако, кое-кто слышал и то, что вождь не просто "товарища Кравцова" в гости позвал, а вызвал к себе, в личный свой кремлевский кабинет "командарма Кравцова". Две большие разницы, как говорят в Одессе. Просто День и Ночь.

— Проходите, Максим Давыдович! — история повторялась, даже кабинет тот же самый. И Ленин по-прежнему звал Кравцова на партийный манер Максимом, а не как все почти знакомые — Максом.

— Времени у нас мало, — выглядел Владимир Ильич скверно, и при первом же взгляде становилось очевидным, что дело не в усталости. Не в грузе ответственности. Не в напряжении политической жизни в Республики Советов. Ленин был болен, что не вызывало ни малейших сомнений. Тяжело. Возможно, смертельно.

— Садитесь, рассказывайте!

Времени, и в самом деле, было мало. Буквально чуть. И все-таки Ленин выкроил эти полчаса, предоставив Кравцову одну единственную подобного рода возможность, и, значит, Макс не мог, просто не имел права этот случай упустить.

"Попытка — не пытка, не так ли, Лаврентий Павлович?"

"Вот ведь!"

Следует сказать, что с головой заметно полегчало, хотя Кравцов так и не вспомнил, как ни пытался, кем был в другой — субъективно прошлой, но объективно оставленной в далеком будущем — жизни. Кажется, он был женат, и, возможно, неоднократно. Смутно помнились несколько детей, но все они по внутреннему ощущению уже взрослые. И все это как из чужого сна или фильмы. Помнились факты, а вот эмоции выдохлись. Хотя нет, неверно. Просто все, что касалось личной жизни того, прошлого Кравцова выцвело и обесценилось, а здесь и сейчас наоборот обрело жизнь, вкус и цвет. Однако "прошлое" нет-нет, а давало о себе знать: то непривычным взглядом на вполне обычные для этой эпохи вещи, то странными поговорками, а то и крайне ценными знаниями и небесполезными идеями.

— Вот, — сказал Макс, кладя перед Ульяновым первый документ.

— Нуте-с… — Ленин взял бумаги, глянул коротко на Кравцова поверх страниц и стал читать.

Нахмурился, перелистнул, сузил глаза.

— Сволочь! — бросил коротко, не поднимая головы. — Это доказано?

— Да, Владимир Ильич, здесь каждое слово проверено по три раза.

— Сволочь, — повторил Ленин, откладывая документы. — Как же он нас…! А мы? Лопухи! Феликс не знает, конечно…

— Я пошел прямо к вам. К товарищу Дзержинскому не обращался.

— А смысл? Арестовать и расстрелять? Вы ведь не за этим пришли, батенька! Совсем не за этим! Рассказывайте!

— Вот, — положил Макс на стол второй документ.

— Со Львом Давыдовичем вы, конечно, тоже предварительно этот вопрос не обсуждали? Так? — Ульянов оторвался от документа и в задумчивости посмотрел в окно.

— Он будет против, Владимир Ильич, — объяснил Кравцов, стараясь не гадать, о чем думает Вождь. — И не потому, что считает решение Бюро ЦК правильным. Просто в нынешних обстоятельствах ему приходится быть куда осторожнее, чем прежде.

— Да, — кивнул Ульянов, сверкнув глазами. — Это вы, Максим Давыдович, очень верно заметили. Рвут шавки нашего льва, но и по-другому нельзя! Нет, вы это хорошо, батенька, придумали, что ко мне пришли… Доводы разумные, доказательства — сильные, — он снова просмотрел документ. — И как вы все это мыслите? Ведь не может быть, чтобы не прикинули, а?!

— Вот, — это был третий и последний документ.

— Номенклатура ЦК. — Ленин взглянул на Кравцова с интересом. — Возьметесь?

Еще месяц назад — ну, пусть два — Кравцов такое предложение отверг бы сразу, не задумываясь. Но тот Кравцов и к Ленину с этим не пришел бы…

— Возьмусь, — твердо ответил Макс, сильно рассчитывавший на самом деле, что так и случится, но не исключавший и других разной степени паршивости вариантов. — Я полагаю это дело гораздо более важным для Республики, чем командование дивизией или корпусом.

— А если я предложу вам… — Ленин усмехнулся, по-видимому, поймав себя на "неколлегиальной" формулировке. — От имени Политбюро, разумеется…. Если мы предложим вам командование округом? Вы же командовали Восьмой армией, и неплохо, помнится, командовали… Петроградский, скажем, или Сибирский округ, а?

— Это, — кивнул Кравцов на лист с "Резюме", — важнее, хотя искушение, врать не буду, немаленькое. Я ведь военный человек.

— А говорили врач, — вспомнил Ленин давний разговор.

— Уже нет, — не без сожаления покачал головой Кравцов.

— Мы готовим сейчас съезд, — неожиданно сменил тему Ленин. — Слышали?

— Обсуждение по всей стране идет.

— Как смотрите, если один из Московских районных комитетов выдвинет вас в качестве делегата?

— Владимир Ильич, — возразил Макс, — меня в Москве никто не знает.