Командующий фронтом
Шрифт:
…Так родилась в Забайкалье Красная гвардия, которой предстояло выступить против сильно вооруженных полков атамана Семенова. Назарчук, Рябов, Безуглов и сам Лазо с раннего утра и до позднего вечера учили новых бойцов обращаться с винтовками, делать перебежки, метать гранаты. Рябов, по примеру Назарчука, стал, как он выражался, «формировать «базу». С помощью нескольких коммунистов он подобрал особняк, принадлежащий какому-то генералу в отставке, и после длительных дипломатических переговоров перевел генерала в отдельную квартиру, которую подготовил для него исполком. В особняк с утра до вечера возили брошенное незадачливыми интендантами обмундирование, сухари, корм для лошадей, пишущие машинки, письменные столы, посуду. Рябов все принимал.
— Пригодится, — говорил он, — места хватит.
На улицах расклеили составленное Лазо обращение Военно-революционного штаба Читы и Забайкальской области ко всем казакам и солдатам:
«Надвигающаяся опасность со стороны авантюриста-наемника буржуазии есаула Семенова, явное попустительство и даже сочувственное отношение «Народного совета» к его контрреволюционной деятельности заставили нас, казаков, взять на себя защиту революции и интересов трудового народа от контрреволюционера и изменника Семенова. Мы организовали временный Военно-революционный штаб в составе пяти казаков, двух представителей исполкома Читы и одного из Иркутска, которому и поручили решительными действиями ликвидировать контрреволюционный заговор Семенова, встать на защиту революции и завоеванных ею прав рабочим, казакам, крестьянам, бурятам и всему трудовому народу против преступных покушений организовавшейся буржуазии и водворить во всем Забайкалье власть народа, власть крестьян и рабочих.
По всей России, по всем ее губерниям и областям организована власть самого народа в лице его Советов, и только наше родное Забайкалье до сих пор находилось во власти буржуазии, купцов и капиталистов и их наемника — авантюриста Семенова, всеми выгнанного из различных частей офицерства, и подонков общества, организовавшегося в так называемый добровольческий отряд белой гвардии.
Казаки и солдаты! Встаньте в ряды революционной народной армии! Всеми силами защищайте завоевания всего трудового народа!»
В эти дни на деревьях набухли почки. Над даурскими степями ярко засияло мартовское солнце.
В степных караулах перезванивались колокола. Зажиточные казаки встречали Семенова хлебом и солью, сыпали ему в мешки николаевские сотни, серебряные рубли царской чеканки и керенки, а кто побогаче — дарили коней и овец.
Головной отряд красногвардейцев вел даурский казак Степан Безуглов. Перед отправкой на фронт члены Военно-революционного комитета Николай Матвеев, Дмитрий Шилов и Иван Бутин обошли ряды бойцов. Они жали руку каждому красногвардейцу и говорили:
— Помните наказ Ленина!
— Защищайте советскую власть!
— Победа либо смерть!
Безуглов усмехнулся:
— Про смерть это зря… Мы, казаки, со смертью не дружим, я про то уже сказывал железнодорожникам. А вам говорю напрямоту: поднимется казачество — тогда атаману крышка.
Отряд, миновав Андриановку, Оловянную и Борзю, остановился у Харанора.
— Подпруги распустить, но коней не расседлывать! — приказал Безуглов и подъехал к Лазо.
— Что скажешь? — спросил командующий.
— Хочу в разведку пойти.
— А командовать отрядом кто будет?
— Я же!
— Ты что надумал, Степан? Одной ногой здесь, другой там?
Безуглов лукаво ответил:
— Ребята зеленые, пороху не нюхали, у Семенова один к одному, да и ружьишки японские и американские. Без разведки никак нельзя, товарищ главком.
Лазо сморщил большой лоб и спросил:
— Пешим пойдешь?
— Мне слетать надо, а не ползком.
— Езжай! — неожиданно решил Лазо и повернулся к Безуглову спиной.
Командующий верил даурцу. Да и как было не верить, когда именно Безуглов спас его от неминуемой смерти. Если бы Степан захотел вернуться к казакам, он давно мог это сделать: остался бы ночью в своей станице. Но Степан не сделал этого. Он даже не рассказал Рябову о своих переживаниях, когда увидел плачущую Машу и спящего Мишутку. Сколько сил ему стоило покинуть родной дом. Нет, Степан предан советской власти, и без нее он даже не мыслит себе жизни. Но то, что ему самому захотелось пойти в разведку, смахивало на озорство. «Впрочем, не стоит так рано делать выводы», — подумал Лазо.
Безуглов, вдев ногу в стремя, перенесся через седло и разобрал поводья. Злой жеребец, прижав уши, закружился на месте.
— Я тебе погуляю, — прикрикнул казак и, пришпорив со всей силой коня, ускакал.
Лазо долго смотрел ему вслед, не отрывая глаз до тех пор, пока казак с конем не превратились в едва заметную точку.
Степан остановил коня, спешился и стал размышлять: «Если в Даурии тихо, проеду до Шарасуна и там заночую у двоюродного свояка». Он достал из кармана кисет, свернул цигарку и стал высекать огонь на трут. И только закурил — видит: всадник. Степан бросил цигарку, вскочил на коня и бездумно понесся к ним. Не доезжая, он заметил на всадниках офицерские погоны и оторопел: «Вот и все, — решил он, — либо пан, либо пропал».
Всадники приблизились. Безуглов, привстав на стременах, гаркнул:
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие!
Он отвык от этих слов с того дня, как Лазо сказал ему, что большевики говорят друг другу «товарищ», и никогда больше эти слова и не наворачивались на язык, но сейчас, увидев семеновских офицеров да еще полковника, Безуглов произнес их с такой легкостью, с какой обычно обращался в дивизионе к начальству.
— Ты кто будешь? — спросил полковник в новенькой шинели из темно-серого сукна, отливавшего сталью.
— Даурский казак Степан Безуглов.
— Откуда скачешь?
— Из Борзи, ваше высокоблагородие! У двоюродного свояка гостил, а сегодня туда понаехала целая туча красных. Глянул я, испужался, оседлал коня и наутек.
— А куда?
— Куда глаза глядят…
— Поркофник Бирюкоф, — прошепелявил широкозубый капитан-японец, сидевший на буланом жеребце, — хоросо, осень хоросо наса фстретир казак, нада другой дорогой заехать Хадабурак, ударить красна банда тыр.
Полковник согласно кивнул и продолжал расспрашивать Безуглова:
— Много их там?
— Не считал, ваше высокоблагородие. Свояк говорил, будто тысяч пять, а может, и больше.
— Моя прафирно гофорит, — снова вмешался японец, — срусайте мой команда. Мы атаману деньга даем, фы — испорняйт мой приказ.
— Слушаюсь! — покорно ответил полковник и повернул коня. — И ты, казак, езжай с нами! — приказал он Безуглову.
— Слушаюсь! — ответил Степан.
Он пристроился к казаку с окладистой бородой, ехавшему позади, и отпустил поводья. Казак исподлобья посмотрел на Степана, потом, вскинув бровями, тихо спросил: