Комедианты

Грин Грэм

– Гнусный тип, – сказал я, поеживаясь.

Тут я заметил, что мистер Смит в свою очередь уставился на негра. Нам не было видно, моргает ли тот за своими темными стеклами, он ведь вообще мог прикрыть глаза и незаметно для нас дать им отдых, – и все же победу одержал непреклонный взгляд голубых глаз мистера Смита. Негр встал и закрыл дверь своей комнаты.

– Браво, – сказал я.

– Я его тоже запомню, – пообещал мистер Смит.

– Он, наверно, страдает от повышенной кислотности.

– Это весьма возможно, мистер Браун.

Мы просидели так не меньше получаса, прежде чем на секретаря министра иностранных дел обратили внимание. При диктатуре министры приходят и уходят; в Порт-о-Пренсе только начальник полиции, глава тонтон-макутов и командир дворцовой охраны не менялись, только они обеспечивали безопасность своим подчиненным. Сержант небрежно отпустил секретаря министра, словно мальчишку на побегушках, и полицейский капрал повел нас по длинному коридору, где воняло зверинцем и по обе стороны тянулись камеры.

Джонс сидел на перевернутом ведре у соломенного тюфяка. Лицо его перекрещивали полоски пластыря, а правая рука была прибинтована к туловищу. Его прибрали, как могли, и все же к левому глазу не мешало бы приложить сырое мясо. На двубортном жилете запеклось небольшое пятно крови, и от этого он еще больше бросался в глаза.

– Ай-ай-ай! – приветствовал он нас радостной улыбкой. – Кого я вижу?

– Вы, видно, оказывали сопротивление при аресте? – спросил я.

– Пусть не рассказывают сказок, – весело отмахнулся он. – У вас есть покурить?

Я дал ему сигарету.

– А с фильтром нету?

– Нет.

– Что ж, дареному коню… Я с утра почувствовал, что дела мои пошли на поправку. В полдень мне дали бобов, а потом пришел доктор и немножко надо мной поработал.

– В чем вас обвиняют? – спросил мистер Смит.

– Обвиняют? – Его, по-моему, этот вопрос так же удивил, как и министра иностранных дел.

– В чем вы, по их словам, виноваты, мистер Джонс?

– Да у меня ведь и возможности не было провиниться. Мои вещи даже не успели обыскать на таможне.

– Но ведь должна быть какая-то причина! Может, вас с кем-то спутали?

– Они мне ничего толком не объяснили. – Он осторожно потрогал глаз. – Вид у меня неважнецкий, а?

– И вам приходится на этом спать? – с негодованием осведомился мистер Смит, показывая на тюфяк.

– Бывало и хуже.

– Где? Трудно себе представить…

Джонс ответил как-то неопределенно:

– Да, знаете ли, на войне… – и добавил: – По-моему, вся беда в том, что у меня были не те рекомендации. Знаю, знаю, вы меня предупреждали, но мне казалось, что и вы и судовой казначей сгущаете краски.

– Кто вам дал рекомендательное письмо? – спросил я.

– Один знакомый по Леопольдвилю.

– А что вы делали в Леопольдвиле?

– Да я там был больше года назад. Мне много приходится разъезжать.

У меня создалось впечатление, что ему не впервой сидеть в такой камере, что она – просто одна из бесчисленных посадочных площадок на его долгом пути.

– Мы вас выручим, – сказал мистер Смит. – Мистер Браун уже беседовал с вашим поверенным в делах. Мы оба виделись с министром иностранных дел. Предложили взять вас на поруки.

– На поруки? – Джонс лучше знал жизнь, чем мистер Смит. – Вот что вы могли бы для меня сделать, если вы не против. Конечно, я вам потом это возмещу. Дайте перед уходом двадцать долларов сержанту.

– С удовольствием, – сказал мистер Смит, – если, по-вашему, это поможет.

– Поможет, и еще как поможет! И вот что… мне надо уладить это дело с рекомендательным письмом. Есть у вас ручка и листок бумаги? – Мистер Смит снабдил его тем и другим, и Джонс принялся писать. – А конверта у вас нет?

– Увы, нет.

– Тогда мне, пожалуй, придется выразить это немножко иначе. – Он задумался и спросил меня; – Как по-французски фабрика?

– Usine.

– Я не очень способен к языкам, но по-французски научился немного.

– В Леопольдвиле?

– Отдайте это сержанту и попросите переслать кому следует.

– А читать он умеет?

– Думаю, что да. – Он встал и, возвращая ручку, сказал, вежливо намекая, что нам пора идти. – Очень мило, ребята, что вы ко мне зашли.

– Вы спешите на другое свидание? – с иронией спросил я.

– По правде говоря, бобы дают о себе знать. Так что спешу на свидание с парашей. Если у вас найдется еще клочок бумаги…

Мы собрали ему три старых конверта, оплаченный счет, листочек-другой из записной книжки мистера Смита и письмо, которое я забыл разорвать, от нью-йоркского агента по продаже недвижимостей, где он выражал сожаление, что в настоящее время у него нет желающих купить отель в Порт-о-Пренсе.

– Какое мужество! – воскликнул мистер Смит, выйдя в коридор. – Вот что позволило вашему народу вынести немецкие бомбежки. Я вызволю его отсюда, даже если мне придется пойти к самому президенту!

Я взглянул на бумажку, которую держал в руке, и узнал фамилию адресата. Это был один из видных тонтон-макутов.

– Не знаю, стоит ли нам вмешиваться в это дело, – сказал я.

– Мы уже в него вмешались, – гордо произнес мистер Смит, и я понял, что он мыслит такими высокими понятиями, которые мне недоступны: Человечество, Справедливость, Всеобщее благо… Нет, он недаром был кандидатом в президенты.

5

На другой день всевозможные заботы отвлекли меня от мыслей о судьбе Джонса, но я уверен, что мистер Смит не забывал о ней ни на минуту. В семь часов утра я увидел, как он барахтается в бассейне, но медленные заплывы – от мелкой до глубокой части водоема и обратно, – по-видимому, помогали ему думать. После завтрака он написал несколько писем, которые миссис Смит перепечатала на портативной машинке «Корона» двумя пальцами, и Жозеф развез их на такси – одно было адресовано в американское посольство, другое новому министру социального благоденствия, о его вступлении на этот пост утром сообщила газета Пьера Малыша. У мистера Смита была удивительная для пожилого человека энергия, и я уверен, что, размышляя о вегетарианской кухне, которая когда-нибудь избавит гаитян от кислотности и пагубных страстей, он ни на секунду не переставал думать о Джонсе, сидящем на опрокинутом ведре в своей камере. Одновременно он набрасывал в уме путевой очерк, который обещал написать для газеты своего родного города, – само собой разумеется, демократического направления, поддерживающей равноправие негров и вегетарианство. Накануне он попросил меня проглядеть его рукопись, нет ли там фактических ошибок.