Комедианты
Шрифт:
– Старик, – изрек Джонс, – я не привередлив, но эта – просто пальчики оближешь!
– Вы знаете, что она немка?
– Эти фрейлейн – стреляные птицы…
– Вроде Тин-Тин? – спросил я с безразличием любознательного человека.
– Совсем другой класс, старик.
Мы были как два молодых медика, хвастающих своей первой практикой. Я долго молчал.
Мы подъезжали к Пти-Гоаву – я знал эти места о лучшие дни. Полицейский участок, припомнил я, в стороне от шоссе, мне полагалось подъехать туда и доложить о себе. Я надеялся, что дождь еще достаточно сильный и полицейским не захочется выходить из помещения; вряд ли здесь были расставлены караульные
– Господи, – воскликнул Джонс, – это еще что?
– Сушат сизаль.
– Сушат? Под таким дождем?
– Кто знает, где хозяин? Может, его расстреляли. А может, он в тюрьме. Или бежал в горы.
– Ну и жуть, старик. Прямо из Эдгара Аллана По. Больше напоминает о смерти, чем любое кладбище.
На главной улице Пти-Гоава не было ни души. Мы проехали мимо какого-то заведения под названием Клуб Ио-Ио, мимо большой вывески пивной матушки Мерлан, мимо булочной, принадлежавшей человеку по имени Брут, и гаража некоего Катона – так упрямо память этого черного народа хранила воспоминания о другой, лучшей республике, – и наконец, к моему облегчению, мы снова очутились за городом и нас зашвыряло по камням.
– Слава богу! – сказал я.
– Скоро приедем?
– Скоро доедем до половины пути.
– Пожалуй, я глотну еще виски, старик.
– Пейте, хотя вам надо растянуть его надолго.
– Пожалуй, лучше прикончить его до встречи с ребятами. На них все равно не напасешься.
Я тоже отхлебнул для храбрости, но все не решался спросить его напрямик.
– А как вы ладили с мужем? – осторожно осведомился я.
– Отлично. Он был не внакладе.
– Почему?
– Она с ним больше не спит.
– Откуда вы знаете?
– Раз говорю, значит, знаю, – сказал он, взяв бутылку и громко посасывая виски.
Дорога снова не давала мне отвлекаться. Теперь мы еле-еле ползли: мне приходилось вилять между камнями.
– Надо было вам взять вездеход, – сказал Джонс.
– А где его взять в Порт-о-Пренсе? Попросить у тонтон-макутов?
Мы доехали до развилки, оставили море позади и, взбираясь на холм, свернули в глубь полуострова. На какое-то время дорога стала сплошь глинистой, и теперь нам мешала только грязь. Это внесло разнообразие в мою работу. Мы ехали уже три часа – было около часа ночи.
– Теперь уже можно не опасаться милиционеров, – сказал я.
– Но ведь дождь перестал.
– Они боятся гор.
– Оттуда грядет наше спасение, – сострил Джонс.
Виски явно его развеселило. Я не мог больше ждать и задал наконец терзавший меня вопрос:
– А она хороша в постели?
– У-ди-вительна, – сказал Джонс, и я крепче вцепился в руль, чтобы не ударить своего седока.
Прошло много времени, прежде чем я заговорил снова, но он ничего не
А потом машина и вовсе отказалась служить; может, я зазевался, а может, слишком сильный толчок окончательно ее доконал. Мы наехали на камень, машину занесло, а когда я попытался ее выровнять, руль завертелся у меня в руках, мы ударились о другой камень, и машина засела – передняя ось была сломана, одна фара вдребезги разбита. Делать было нечего: я не мог добраться до Ле-Ке и не мог вернуться в Порт-о-Пренс. Я был привязан к Джонсу, по крайней мере до утра.
Джонс открыл глаза:
– Мне приснилось… Почему мы стоим? Уже доехали?
– Сломалась передняя ось.
– А как вы думаете, нам еще далеко… дотуда?
Я взглянул на спидометр и сказал:
– Километра два, а может, и три.
– Доберемся на своих двоих, – сказал Джонс и стал вытаскивать свой рюкзак. Я неизвестно зачем сунул в карман ключ от машины; вряд ли в Гаити найдется гараж, где смогут ее починить, да и кто захочет сюда за ней ехать? Дороги вокруг Порт-о-Пренса забиты поломанными автомобилями и перевернутыми автобусами; однажды я даже видел автофургон технической помощи с краном, валявшийся на боку в канаве, – зрелище противоестественное, вроде спасательного катера, выброшенного на скалы.
Мы двинулись пешком. Я захватил с собой карманный фонарик, но дорога была трудная, и резиновые сапоги Джонса скользили по мокрой глине. Шел третий час ночи, и дождь прекратился.
– Если за нами погоня, – сказал Джонс, – им легко будет нас обнаружить. Только слепой не заметит, что тут люди.
– С чего бы им за нами гнаться?
– А тот вездеход, который мы проехали? – сказал он.
– В нем никого не было.
– Мы не знаем, кто следил за нами из лачуги.
– Все равно, у нас нет выбора. Мы и двух шагов не пройдем без фонаря. На этой дороге мы услышим машину километра за два.
Когда я освещал фонариком обочины дороги, видны были только камни, глина и низкие мокрые кусты.
– Беда, если мы прозеваем кладбище и забредем в Акен. Там стоит военный пост.
Я слышал, как тяжело дышит Джонс, и предложил поднести его рюкзак, но он отказался.
– Я маленько не в форме, – сказал он, – но это ничего, – а через несколько шагов добавил: – Я нагородил вам всякой чепухи в машине. Моим словам не всегда можно верить буквально.
Мне показалось, что это мягко сказано, и все же его слова меня удивили.
Наконец мой фонарик нащупал то, что я искал: справа в гору поднималось погруженное в темноту кладбище. Оно было похоже на город, построенный карликами: улица за улицей крошечные домики, некоторые почти в человеческий рост, другие слишком маленькие даже для новорожденного, и все из одинакового серого камня, покрытого облезлой штукатуркой. Я осветил фонариком другую сторону дороги, где, как мне сказали, должна находиться полуразрушенная хижина, но кто не ошибался, договариваясь о месте встречи. Одинокая хижина должна была стоять против ближайшего к нам угла кладбища, но там не было ничего, только крутой склон.