Комедии
Шрифт:
Филипетто, уходя, кланяется Лучетте, Лучетта, уходя, ударяет себя в грудь кулаками.
Филипетто. Бедняжка!
Лучетта. Я в отчаянии!
Маурицио. Вон отсюда! (Выталкивает его и уходит.)
Маргарита. Будь проклят тот день, когда я переступила этот порог! (Уходит, толкая Лучетту.)
Марина. Какой скандал, какая чертовщина! Бедная
Риккардо. В какую историю вы меня впутали, синьора!
Феличе. Вы — кавалер, граф?
Риккардо. Что за вопрос.
Феличе. Я спрашиваю вас, вы — кавалер, граф?
Риккардо. Льщу себя надеждою, что да.
Феличе. В таком случае идите за мной.
Риккардо. С какой целью и куда?
Феличе. Я честная женщина. Я сделала ошибку — и хочу поправить ее.
Риккардо. Но как?
Феличе. Как, как!.. Если я расскажу вам как, то и комедии конец. Идем же. (Уходят.)
ДЕЙСТВИЕ III
СЦЕНА 1
Комната Лунардо.
Лунардо, Канчано и Симон.
Лунардо. Тут дело идет о моей чести, скажем по справедливости, о репутации моего дома. У такого человека, как я!.. Что скажут обо мне? Что станут говорить о Лунардо Кроццола?
Симон. Успокойтесь, дорогой кум: вы тут совершенно неповинны. Всему виной женщины. Накажите их примерно, и все вас хвалить будут.
Канчано. Да, да!.. Надо показать пример. Надо, наконец, прищемить хвосты этим гордячкам и научить мужей усмирять их.
Симон. И пусть потом говорят себе, что мы самодуры.
Канчано. И пусть потом говорят себе, что мы дикари!
Лунардо. А за ней туда же эта бесстыдница-девчонка.
Канчано. Накажите ее!
Лунардо(к Канчано). А ваша жена — третья в совете.
Канчано. О, я ей покажу!
Лунардо(Симону). И ваша с ними заодно.
Симон. И моя за это поплатится!
Лунардо. Потолкуем как следует, друзья мои, посоветуемся. Как нам поступить с этими, скажем по справедливости… Что касается до девчонки, тут дело просто; я уже все обдумал и порешил. Первым делом — к чорту свадьбу! О замужестве никаких больше разговоров. Отправлю ее в глушь, подальше от людей, запру в четырех стенах — и кончено! Но вот как нам проучить наших жен? Как вы думаете?
Канчано. По правде сказать, должен сознаться, я в затруднении.
Симон. Если бы можно было и их запихать в какой-нибудь монастырь, запереть в четырех стенах и так от них отделаться.
Лунардо. Это, скажем по справедливости, будет скорее для нас наказание, чем для них. Ведь придется тратиться, платить за их содержание, снабжать их более или менее приличною одеждой, и вместе с тем там, в монастыре, у них будет куда больше досуга и свободы, чем дома. Правильно я говорю?
Симон. Очень правильно! Особенно это верно по отношению к нам обоим: мы ведь не позволяем себя вести на поводу, как кум Канчано.
Канчано. Что вам на это сказать? Вы правы. Может быть так: держать их дома взаперти, не выпускать из комнаты? Ну, изредка брать их с собой погулять разве, а там опять запереть; и чтобы они никого не видели и ни с кем не говорили.
Симон. Женщин? Запереть? И чтобы они ни с кем не говорили? Да они от такого наказания в три дня издохнут.
Канчано. Тем лучше!
Лунардо. Но кто же захочет быть тюремщиком? И потом: узнает родня, и пойдет чертовщина, всех святых на ноги поднимут! Заставят их выпустить, а потом еще вас же ославят: вы-то и самодуры, и неучи, и псы цепные!..
Симон. А уж раз вы уступите — все равно, из-за любви или по уговорам — все кончено: они вас оседлают, и вы больше пикнуть на них не смейте.
Канчано. Вот так и было с моей женой!
Лунардо. Самое бы лучшее, скажем по справедливости, взять хорошее полено.
Симон. Верно, честное слово! А люди пусть говорят что хотят.
Канчано. А если они этим поленом — да нас?
Симон. Может и это случиться.
Канчано. Да я уж знаю, что говорю.
Лунардо. В таком случае попадем из огня да в полымя.
Симон. А потом, знаете… есть мужья, которые колотят своих жен; но если вы думаете, что этим они могут их укротить, — ошибаетесь: они становятся еще хуже, все делают назло. Если их насмерть не заколотить — толку, все равно не будет!
Лунардо. Убивать! Что вы!
Канчано. Нельзя уж хотя бы потому, что, хочешь не хочешь, а без женщин не обойтись.
Симон. А какое было бы счастье иметь послушную, разумную, добрую жену! Какая была бы радость!
Лунардо. Я это испытал. Моя покойница, бедняжка, была ангел. Зато эта — сущий василиск!
Симон. А моя-то? Хочет, чтобы все было по ее воле.
Канчано. А моя-то? Я могу кричать, сердиться как угодно, но с ней ничего не поделаешь.