Конь Огненный
Шрифт:
На современных машинах «штопор» – это не фигура высшего пилотажа, а самый быстрый и верный способ угробиться. В здравом уме и твердой памяти ни один авиатор машину в штопор специально не загонит, а уж если такое случилось, надо срочно катапультироваться. Хотя из этого положения катапультироваться тоже хреново… но все же какой-то шанс. Однако, ни Самара, ни, тем паче, Кореец, даже не подумали о катапульте. Бросить ТАКУЮ машину?!!
Вцепившись в штурвал, Самара изо всех сил рванул его на себя, преодолевая дикую тяжесть собственного тела, вдавившую его в кресло. За полторы минуты этого безумного боя земля и небо столько раз поменялись местами, что нынешняя их свистопляска уже не имела особого значения, Глеб все равно не мог сориентироваться ни визуально, ни по приборам… А компьютер после встречи с «летающим топором», похоже, был в коме. Говорят, в такие минуты вся жизнь проходит перед глазами, и человек понимает что-то важное… На кой черт человеку это важное, если жизни той осталось ровно полтора вздоха? Даже не помолиться толком. «Отче наш» – штука не длинная, а все равно длиннее, чем свободное падение огромной железной птицы с высоты трех тысяч метров.
…Оля, прости. Я был не самым лучшим мужем. Наверное, ты была права, я тебя и в самом деле не любил. Хотя думал иначе. Ты правильно сделала, что ушла, это было лучше для всех. И для тебя, и для сына. А мне, как выяснилось, уже ничего не нужно. Мама, машину твою я так и не посмотрел, а ведь сто раз обещал. Наверное, там и поломки-то на рыбью ногу, а теперь тебе в сервисе всю кровь выпьют. О чем я думаю?
– Самара, ты что, обалдел? – ворвался в сумбурные мысли полусорванный хрип Корейца, – приди в себя, сейчас нам п…ц будет!
– Он уже пришел, – спокойно, отстраненно подумал Глеб. Ни на что не надеясь, просто для очистки совести еще раз трепыхнулся… И чуть не умер от удивления. Ласточка подчинилась так легко и охотно, словно и не она несколько секунд назад изображала из себя груду неуправляемого металлолома. Самару мотнуло назад и вжало в спинку кресла, гул в ушах стих. Небо и земля потихоньку возвращались на место… Приборы мирно светились, все было просто на удивление идеально.
– Режим «висения», – бросил Самара.
Ласточка послушно зависла в каких-то сорока метрах над землей. Глеб попытался сориентироваться на местности.
– Ни фига себе пельмень? – вырвалось у него вопреки привычке не засорять эфир.
Под брюхом «птички», насколько хватало взгляда, протиралась какая-то ерунда типа лесостепи и блестела излучиной неширокая река. Даже мосточек какой-то через нее был.
– Самара, – раздался в наушниках изумленный голос Жени, – а где море?
– Хотел бы я знать, где мы сами, – отозвался Глеб.
– А что навигатор?
– Связи со спутником нет. Ни координат, ни погоды.
– А как считаешь ты? – тихо, как-то неуверенно поинтересовался Женя.
– В уме, – признался Глеб, – когда сильно большие цифры – в столбик.
– Связи так и нет?
– Нет…
– И что будем делать?
– Хороший вопрос, – усмехнулся Глеб.
Больше всего тянуло развернуться, и рулить назад, на базу. Но болтаться в небе наугад, спрашивая дорогу у встречных уток, было не самой лучшей идеей. Во-первых, мать ее, секретность. Нельзя приземлиться на ближайший пятачок у сельпо и попросить у прохожего мобильник. Не на машине, которой, строго говоря, пока не существует. Во-вторых, экономия… и кризис, туда же его, тем же самым и по тому же месту. Всем хороша Ласточка, но топливо она кушает с ба-а-альшим аппетитом. Расход у нее такой, что впору всерьез задуматься, что лучше – воевать на нем, или продавать потенциальным противникам, чтобы спровоцировать у них энергетический коллапс. В нормальном режиме эксплуатации самое верное – подвести нефтепровод прямо к бакам. А поскольку режим у нас от нормального далек, заправляют как могут – только чтобы положенное полетное время в воздухе продержалась. Полных баков Ласточка с рождения не видела, а сейчас… Глеб взглянул на приборы и убедился в правоте своей догадки: «керосинчику» осталось минут на двадцать полета, а дальше хоть пешком иди.
– Не нравится мне эта картинка внизу, – пробормотал Глеб, – какая-то она неправильная.
– Ясен пень, – подтвердил Женя, – откуда тут лес?
– Да я не о том, – Глеб замялся, подбирая слова, – если принять во внимание, что бой мы приняли над морем, то леса тут, конечно, быть не должно. Но даже если допустить, что он тут очутился… каким-то образом …
– Казанской Богоматери, – съязвил Женя.
– Неправильный лес, – наконец оформил свою мысль Самара, – Дикий. Где просеки? Вырубки? ЛЭП?
– Глеб? – перебил Женя, – скажи, только честно – ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Теорему Пифагора – да, – отозвался Самара, – а теорию относительности уже не очень. Что, конкретно, тебя интересует?
– Меня интересует что, конкретно, мы сейчас собираемся делать?
– Странный вопрос, – пожал плечами Самара, – садиться собираемся, что ж еще.
– Сядем, а потом?
– По обстановке.
2. Господа офицеры
«У самовара я и моя Маша,
А за окном совсем уже темно».
– Госпожа Петухова, утро доброе, – пожилой импозантный господин в солидном костюме, с неизменной тросточкой, чуть приподнял котелок, приветствуя даму в бледно-желтом платье.
Та кивнула, подарив ему сердечную улыбку. Пожилой господин проводил даму долгим взглядом – она этого вполне заслуживала, курпулентная была дама, и, помахивая тросточкой, двинулся вдоль по Садовой. У мостика через канал Грибоедова томился в ожидании молодой щеголь с букетом астр. Томился, видимо, уже давно: букет выглядел так, словно им пытались вымести пол в трактире, а перед этим долго несли под мышкой. Ветреная красотка, похоже, пообещала – и не пришла.
Солидный господин остановился у перил и обратил скучающий взгляд на воду, неторопливо бегущую под мостом.
– Не подскажете, который сейчас час? – обратился к нему несчастный кавалер, уставший ждать.
Пожилой господин неторопливо достал из внутреннего кармана дорогой швейцарский брегет на цепочке, откинул крышечку.
– Четверть одиннадцатого, сударь, – вымолвил он, покосился на букет и в сомнении добавил, – похоже, ваша дама забыла о свидании.
– О, нет, – возразил кавалер, – она обязательно придет. Должно, не сумела поймать извозчика…
Эту фазу он произнес как-то странно, словно не отстаивал достоинства свой возлюбленной перед незнакомым пожилым занудой, который влез, куда не просят, а отрабатывал некий обязательный ритуал, который давным-давно навяз у него в зубах. Точно так же как и ожидание на этом мосту, лениво бегущая вода и этот трижды клятый букет.
Пожилой господин в солидном английском костюме смотрел на воду так строго, словно она была проштрафившимся чиновником в его департаменте.
– Вы вызвали меня так срочно, – негромко проговорил он, – означает ли это, сударь, что вы готовы отработать, наконец, вознаграждение, пересланное вам авансом?