Конан из Киммерии
Шрифт:
Полуоглушенный варвар, придя в себя, яростно потряс в воздухе окровавленной саблей и помчался дальше. Остановившись на мгновение в комнате наверху и убедившись, что она пуста, варвар метнулся к двери. Внизу тем временем поднялся крик, в котором звучало столько гнева и отчаяния, что Конан понял, что, сам того не желая, отправил на тот свет кого-то очень важного, быть может, даже самого короля этого странного города.
Киммериец бежал, не оглядываясь и не выбирая дороги. Он понимал, что Натале грозит смертельная опасность, но не мог заняться поисками девушки, не стряхнув волчью стаю преследователей со своего хвоста. Комнаты верхнего этажа дворца были погружены в полутьму, и Конан, скоро потеряв ориентацию, вновь заскочил в зал, по которому уже пробегал пару минут назад, чуть не столкнувшись
Перед киммерийцем стояла совершенно нагая — если не считать ожерелья из драгоценных камней на шее — женщина, которая вглядывалась в него широко раскрытыми от удивления и страха глазами. Это было последнее, что он успел заметить: когда женщина подняла руку и потянула за шелковый шнур, свисавший со стены, под его ногами разверзлась черная пропасть — даже феноменальная реакция варвара на этот раз запоздала.
Высота, с которой свалился Конан, была не слишком большой, и любой другой на его месте, вероятно, тоже остался бы в живых, отделавшись множественными переломами рук, ног и ребер. Как кошка падает на четыре лапы, так приземлился и Конан, не выпуская из руки сабли. Внутренне сжимаясь от ударившего в уши девичьего крика, он вскочил на ноги, оскалив зубы, и увидел нагую Наталу, отчаянно извивавшуюся в сладострастных объятиях чего-то настолько отвратительного, что не могло быть ничем иным, как порождением черной адской бездны. Любой из людей, увидев этого ужасного монстра, был бы парализован страхом. Любой, но только не Конан. Его глаза заволокла красноватая мгла бешенства, жажда крови затмила мозг — и он обрушился на чудовище. Бросив свою жертву, монстр как бы повернулся к нежданному противнику, сабля которого рассекла воздух, пролетела сквозь черные клубы тела — не тела и чиркнула по каменной стене, высекая сноп голубоватых искр. Конан, ожидавший гораздо большего сопротивления черной субстанции, потерял равновесие и упал на колени. Когда он вскочил на ноги, черное облако уже сидело на его плечах. Варвару казалось, что его захлестывают волны некой студенистой жидкости, — он рубил их саблей, разрывал и рассекал кинжалом, по его лицу сплошным потоком текла какая-то грязь, вероятно, кровь чудовища. Конан не знал, отсекает ли он щупальца или какие-то иные органы монстра, врубается ли в само его тело, вновь и вновь сливавшееся в однородную массу. Ему уже начинало казаться, что он сражается не с одним, а с огромным множеством адских существ — грызущих, царапающих, колющих, колотящих его с невероятной силой. Он чувствовал клыки и когти, разрывающие его тело, чувствовал гибкие, но твердые, словно сталь, не то щупальца, не то лианы, обвивающие его руки и ноги. Вдобавок ко всему нечто похожее на скорпионий хвост с острым шипом на конце молотило по его спине, шее, груди, до кости рассекая кожу и мясо и впрыскивая в кровь яд, жгучим огнем растекавшийся по всему телу.
Сплетенные в плотный клубок человек и чудовище выкатились из круга света и оказались в абсолютной темноте. Забыв в пылу сражения о брезгливости, варвар вонзил зубы в тело врага, и его чуть не вывернуло наизнанку, когда это нечто с писком и скрежетом упруго выскользнуло из захвата его мощных челюстей.
Они катились все дальше и дальше по коридору. Варвар начат уже терять сознание от ран и боли, когда увидел высоко над собой огромную жабью пасть, освещенную тусклым светом, исходившим, казалось, откуда-то изнутри ее. Киммериец собрался с силами и с хриплым криком рванулся, словно волк к горлу, к этой кошмарной пасти. Его верная сабля погрузилась в нее по эфес, и вдруг бесформенная масса, поглотившая Конана, конвульсивно содрогнулась. Сильная судорога свела и тут же отпустила адское тело — не тело, которое вдруг поспешно поползло по неровному полу коридора, таща за собой варвара, упрямо цеплявшегося за рукоятку сабли, застрявшей где-то глубоко в пасти монстра. Движение чудовища ускорилось, киммерийца трясло, давило, мяло, но он не сдавался, яростными
Внезапно из нее ударил какой-то странный фосфоресцирующий свет прямо в глаза Конану, и тот почувствовал вдруг, что клубящееся, сотрясаемое конвульсиями тело куда-то исчезло, а его рука с саблей повисла в пустоте. Он лежал на ослизлом краю какого-то бездонного колодца, в глубь которого летело, сверкая, словно метеор, тело чудовища. Прижавшись щекой к грязной каменной плите, он смотрел, не в силах отвести глаз от быстро уменьшающегося светящегося шара, навстречу которому из глубины вдруг начала подниматься темная блестящая поверхность, поглотившая в конце концов фосфоресцирующую точку. В таинственной бездне всколыхнулся тусклый огонек и тут же погас. Воцарилась мертвая тишина и абсолютный мрак.
4
Натала из последних сил пыталась освободиться, сбросить шнур, болезненно врезавшийся в запястья рук. Ее взгляд неотрывно следил за краем тьмы, сгущавшейся за кругом света. Там исчез Конан, увлеченный демоном, и девушка, напрягая слух, еще некоторое время слышала сопение варвара, свист его сабли и грохот ударов, затем шорох, похожий на шум лавины, сползающей с гор, сменившийся глухой и мертвой тишиной. Голова Наталы упала на грудь, тело безжизненно повисло на шелковом шнуре.
Она очнулась, услышав шаги, подняла голову и увидела вынырнувшего из темноты варвара. Вздох, выражавший одновременно облегчение и ужас, вырвался из ее опухших, пересохших губ и эхом понесся по бесконечному коридору. Лицо варвара представляло собой сплошной синяк, словно кто-то долго и старательно колотил по нему бревном, кровь из рассеченной на голове кожи заливала глаза, губы были искусаны и разбиты, руки, ноги и все тело покрывали глубокие раны. Хуже всего выглядели грудь и шея, они почернели и опухли, кожа свисала с них клочьями, казалось, их долго и безжалостно истязали бичом.
— Ах, Конан! — рыдала Натала. — Как тебе досталось!
Опухшие губы киммерийца исказила гримаса презрительного пренебрежения к собственным ранам. Он тяжело дышал, и его волосатая, залитая потом и кровью грудь вздымалась и опадала, словно кузнечные мехи. Он с трудом дотянулся до шелкового шнура, связывавшего запястья девушки, перерезал его кинжалом и привалился к стене, пошире расставив дрожащие ноги, чтобы не упасть. Натала прижалась к его плечу и горько заплакала.
— О Конан! Ты умираешь!
— Нельзя драться с демоном, — прошептал он тихо, — и остаться невредимым.
— Ты его убил? — спросила она с надеждой в голосе, — Ты убил его, Конан?
— Не знаю. Он свалился в какой-то колодец. Я не знаю, страшна ли ему вообще сталь…
— Ох, твоя спина! — всплеснула она ладошками, — Что он с нею сделал!
— Это хвостом, — скривился он от боли, — Он был твердый, словно из стали, и жег огнем. Но хуже всего эти его щупальца, они давили и мяли меня, словно сотня питонов. Готов поспорить, что все мои кишки змеями расползлись по животу.
— И что нам теперь делать? — всхлипнула девушка.
Он запрокинул голову. Крышка ловушки была плотно захлопнута, ни единого звука не доносилось сверху.
— Там не пройдем, — пробурчал он. — Там полно трупов и, наверное, засада. Они думают, что с нами покончено, или просто боятся спускаться в эти коридоры. Выковыряй-ка вон тот светящийся камешек. Я, когда шел сюда, наткнулся на несколько боковых коридоров. Пойдем по одному из них. Не сдыхать же нам здесь.
Зажав в левой руке камешек-светильник, а в правой — окровавленную саблю, киммериец направился вниз по коридору. Он шел медленно, каждый шаг давался ему с огромным трудом. В его висках пульсировала тупая боль, он ежесекундно облизывал запекшиеся губы.
Через некоторое время камень тускло высветил черное отверстие в стене, в которое Конан свернул, ни секунды не колеблясь. Сколько они шли этим черным туннелем, Натала не знает, но в конце концов дошли до какой-то лестницы, вскарабкались по ней и остановились под каменной дверью, запертой на золотой засов.
Девушка нерешительно посмотрела на покачивавшегося на ослабевших ногах великана, в вялой ладони которого дрожал слабый огонек. По стенам метались и раскачивались их огромные тени.