Конан из Киммерии
Шрифт:
— Ополосни личико, милая, — обратилась Талис к На-тале, — Ты вся в пыли, даже в волосах песок.
В голосе стигийки прозвучало столько издевки и пренебрежения, что бедная, девушка залилась румянцем. Но совет был неплох, как и кем бы он там ни был дан, — солнце и песок действительно оставили свои следы на нежной, словно лепесток розы, коже бритунки. Натала забросила за спину свои длинные светлые волосы и нагнулась над фонтаном.
— О Кром! — пожал плечами киммериец. — Женщина всегда остается женщиной! Тог не Тог, ей лишь бы зеркало. Да ведь стоит нам оказаться за воротами, как ты опять вся пылью покроешься! Ты дашь нам что-нибудь из еды и питья в дорогу? — повернулся он к Талис.
Она вместо ответа прижалась к нему всем телом и положила руки на его бедра. Он чувствовал нежную теплоту ее кожи, пьянящий запах волос дразнил ноздри.
— Зачем тебе пустыня? — шептала она горячо. — Останься со мной! Я научу тебя любви, ты узнаешь самые сокровенные тайны Ксутала. Ты настоящий мужчина, не чета этим сонным мечтателям. А я хочу настоящей любви. Хочу тебя. Мое сердце рвется из груди навстречу тебе, я теряю сознание, чувствуя на своем теле твои руки. Оставайся со мной! Я сделаю тебя королем Ксутала!
Талис обняла варвара за шею и, поднявшись на цыпочки, прильнула к нему горячим нагим телом. Конан посмотрел через плечо стигийки на Наталу. Она изумленно следила за происходящим, широко раскрыв свои лазоревые очи. Киммериец смущенно кашлянул и одним движением могучей руки отодвинул в сторону черноволосую красавицу. Та удивленно подняла на него глаза, метнула взгляд в сторону На-талы и понимающе улыбнулась.
Очи Наталы метали молнии, губы перекосились в гримасе гнева. Конан что-то пробурчал себе под нос. Он исповедовал верность в любви не больше любого другого из наемников, но в нем все еще оставались какие-то крохи врожденной стыдливости — вернейшего союзника Наталы.
Талис пожала плечами и вдруг, словно испугавшись чего-то, отшатнулась к стене, задев плечом за висевший на ней гобелен.
— Что случилось? — спросил встревоженно киммериец, — Ты что-то услышала?
— Оглянись! — протянула она белоснежную руку, показывая на что-то за его плечами.
Конан мгновенно повернулся, выхватив из ножен саблю. И никого не увидел. За его спиной послышался вздох, шелест, какой-то стук. Он вновь повернулся к фонтану. Обе девушки исчезли. По гобелену волною плыла складка, словно кто-то только что приподнимал его край. Складка проплыла и разгладилась. И тут где-то за стеной громко закричала Натала.
2
Натала стояла за Конаном, когда он повернулся к выходу, и в ту же секунду стигийка, быстрая и гибкая, словно пантера, зажала ей рукой рот, второй обхватила за талию и с неожиданной силой рванула за собой — прямо в стену или, точнее, в открывшуюся в стене потайную дверь.
Они оказались в абсолютном мраке. Талис, возясь у двери, видимо закрывая ее на запор, вынуждена была отпустить Наталу, и та немедленно закричала во весь голос. Медовый смех стигийки, пропитанный смертельным ядом, пронизал темноту.
— Кричи, кричи сколько влезет, моя милая! Скорее сдохнешь!
Натала замолчала, слышно было, как стучат от страха ее зубы.
— Что я сделала! Что я тебе сделала? Что тебе надо от меня?
— Да ничего мне от тебя не надо. Сейчас я оттащу тебя, плакса, по этому коридору вниз, — голос Талис утратил обычную мелодичность, стал злым, шипящим, — полежишь там немного, пока за тобой не придут, а придут обязательно!
— О боги, сжальтесь надо мной! — Натала всхлипывала, и ее голос ломался от страшного предчувствия. — Чем я провинилась перед тобой?
— Мне нужен твой молодец, а ты мешаешь. Я же вижу, что ему нравлюсь. Если бы не ты, он остался бы со мной. Ты исчезнешь — он станет моим.
— Да он скорее горло тебе перегрызет! — воскликнула Натала, безгранично верившая своему варвару.
— Увидим, — рассмеялась Талис со столь же безграничной верой в свои женские чары. — Да тебе-то что до того, горло он мне перегрызет или к сердцу прижмет. Ты к тому времени будешь уже нежиться в объятиях жениха из бездны!
Хотя Натала, постанывая от ужаса, отбивалась руками и ногами, стигийка скрутила ее, словно беспомощное дитя, и потащила вниз по коридору. Девушка, помня злорадное предупреждение, молчала. В глубокой тишине слышны были только резкое спазматическое дыхание Наталы да сопение стигийки. Внезапно пальцы несчастной бритунки наткнулись на усыпанную алмазами рукоятку кинжала, торчащую из-за набедренной повязки Талис. Девушка, недолго думая, выхватила кинжал и ударила им сверху вниз, вложив в удар свои последние силы.
Талис взвизгнула от боли и гнева, пошатнулась и выпустила Наталу из рук. Девушка упала на каменные плиты, но тут же вскочила на ноги, отбежала и прижалась к стене. Она не могла видеть что-либо в окружающем ее мраке, но слышала пронзительный голос стигийки — лучшее доказательство того, что убить ее не удалось. Талис выкрикивала грязные ругательства, и в ее голосе было столько злобы, что Натала похолодела.
— Куда ты делась, проклятая сука?! — кричала стигийка. — Ну, попадись ты мне в руки!
Описание пыток, уготованных ею сопернице, было красочным и более чем подробным, а язык, которым оно было изложено, заставил бы залиться румянцем стыда даже самую бесстыжую из куртизанок Аквилонии.
Талис искала что-то, на ощупь шаря по стене руками, и вскоре загорелся тусклый свет — стигийка в ярости забыла об угрожавшей им обеим опасности. Натала увидела в нескольких шагах от себя Талис. Сквозь пальцы левой руки, которыми та сжимала рану в боку, ручейком текла кровь, но стигийка твердо стояла на ногах, и в глазах ее пылала смертельная ненависть. Надежда, теплившаяся в душе Наталы, покинула ее бесследно, когда стигийка презрительно стряхнула кровь с ладони и она увидела, что удар кинжала не достиг цели: лезвие скользнуло по драгоценным украшениям на набедренной повязке и лишь слегка поцарапало атласную кожу ее грозной противницы.
— Отдай кинжал, гадина! — процедила сквозь стиснутые зубы стигийка, нагнувшись над скорчившейся у стены девушкой.
Натала понимала, что это последняя возможность отстоять свою жизнь, что иной ей уже не представится, но не могла воскресить в себе даже искорки отваги — она никогда, впрочем, ею не отличалась — и лишь дрожала всем телом, полностью парализованная темнотой, яростью соперницы, всей безысходностью своего положения. Талис без труда вынула кинжал из ее безвольно повисшей руки и отбросила его во мрак.