Конан из Киммерии
Шрифт:
— Открывай же! — бормотал Конан. — Там нас ждут. О Кром! Я принесу тебе такую жертву, о которой понятия не имеет никто в этом городе.
Натала поняла, что варвар бредит. Она вынула из его окровавленной руки светящийся камень, вытащила золотой шкворень и открыла засов. Дверь оказалась завешенной изнутри золотистой шелковой тканью. Бритунка осторожно отодвинула занавеску и заглянула за нее. Ее глазам открылась комната, совершенно пустая, лишь в самом центре ее шумел серебристый фонтан.
Широкая ладонь варвара легла на ее нагое плечо.
— Отойди в сторону, девушка! — пробормотал
— Здесь никого нет, — успокоила она его. — Это вода шумит.
— Вода, — облизал он почерневшие губы, — хоть напьемся перед смертью.
Она взяла его за руку и, словно слепца, повела, осторожно ступая, к фонтану, с замиранием сердца ожидая, что вот-вот в комнату со всех сторон ворвутся воины в пурпурных туниках.
— Я посторожу, а ты пей, — сказал с трудом Конан.
— Пей, пей, я не хочу. Ляг сюда, я омою твои раны.
— Не слышу звона мечей, — удивился он, протирая глаза, словно пытаясь сорвать с них мешавшую пелену.
— Тут никого нет, Конан.
Он на ощупь нашел край чаши фонтана, наклонился, погрузил лицо в чистую, прозрачную жидкость и пил, пил, пил, не в силах оторваться. Когда варвар поднял голову, Натала увидела, что безумие уже покинуло его глаза. Он облегченно вытянулся на полу рядом с фонтаном, но выражение чуткой озабоченности не покинуло его изуродованного лица, а сабля так и осталась торчать в крепко сжатом кулаке.
Она омыла его рваные раны и перевязала самые глубокие из них бинтами из разорванной на широкие полосы шелковой занавески. Занимаясь этой работой, Натала ни на секунду не прерывала лихорадочных раздумий над тем, что им следует делать дальше. Если они останутся во дворце, их рано или поздно найдут, — в этом она не сомневалась. Правда, не исключено, что ксуталийцы уже не ищут их, а давно спят где-нибудь в своих потайных комнатах, отправив души в бесконечные лотосовые скитания.
Закончив перевязывать раны, Натала подняла голову — и оторопела. В алькове, стоявшем в нише, поначалу незамеченной ею, кто-то был — сквозь щель в пологе высовывалась мертвенно-белая человеческая рука. Стараясь двигаться как можно тише, чтобы не тревожить киммерийца, девушка, держа кинжал наготове, подкралась к алькову. Умоляя сердце биться тише, она медленно отодвинула полог. На возвышении, похожем на ложе катафалка, покоилось нагое тело женщины с желтоватой кожей, рядом с ним, на уровне ее плеча, стоял нефритовый сосуд с золотистой жидкостью. Вероятно, это был тот самый чудесный эликсир, о котором говорила Талис. Натала осторожно наклонилась над спящей, чуть ли не касаясь ее груди кончиком кинжала, и схватила сосуд.
Прижав к себе кувшин с драгоценной жидкостью, она пару секунд раздумывала над тем, не стоит ли ей превратить лотосовый сон желтолицей женщины в сон вечный, — но так и не смогла заставить себя воткнуть кинжал в беззащитное тело, вновь задернула полог и вернулась к мирно посапывавшему в полузабытьи Конану.
Присев рядом, она поднесла сосуд к губам варвара. Тот послушно глотнул пару раз, затем странно оживился, сел и выхватил кувшин из рук девушки.
— Клянусь Кромом, — сказал он, — это то самое чудесное вино. Откуда оно у тебя?
— Стояло там
Конан припал губами к краю кувшина и осушил его несколькими огромными, жадными глотками.
— О Кром! — выдохнул он с облегчением, — Я чувствую животворный огонь в жилах! Оно придало мне новые силы!
Конан вскочил на ноги.
— Вернемся, Конан, вернемся в тот коридор, пересидим там, пока ты не поправишься!
— Ни за что! — воскликнул варвар, — Мы что, крысы, чтобы прятаться по норам? Мы уйдем из этого проклятого города, и пусть хоть кто-нибудь попытается нам в этом помешать!
— А твои раны?
— Да не чувствую я никаких ран, — бодро сказал он, — Может, я захмелел немного, и в этом все дело, но я не чувствую больше боли!
Он подошел к окну, тоже укрывшемуся было от глаз Наталы. Она посмотрела через его плечо. За окном чернело бархатное небо, усыпанное множеством звезд. Внизу серым бесконечным ковром расстилалась пустыня.
— Талис говорила, что весь этот город — одно-единственное огромное здание, — вспомнил Конан, — значит, комнаты и залы в крепостных башнях тоже соединяются со всеми остальными. Нам повезло.
— Что ты задумал? — спросила она с опаской в голосе.
— Там на столе хрустальный кувшин, — сказал он вместо ответа. — Наполни его водой и привяжи к нему ручку из этой вот ткани. Я тоже немного поработаю.
Она повиновалась, а когда, закончив с порученным делом, подняла голову, то увидела, что Конан связывает туго скрученные шелковые ленты, оторванные от полога, в длинную веревку, один конец которой уже был привязан к ножке массивного столика из слоновой кости, стоявшего в алькове.
— Попытаем счастья в пустыне, — пояснил варвар. — Талис говорила, что в дне пути отсюда — оазис, в двух — второй. Там мы и переждем, пока затянутся мои раны. Нет, воистину это вино творит чудеса! Только что я был полутрупом, а сейчас мог бы гору свернуть. Эй, прикройся же наконец чем-нибудь!
Натала совсем забыла, что на ней нет ни клочка одежды — впрочем, ее это нимало не смущало, — но, вспомнив о жаре и палящем солнце, которыми встретит их пустыня, она поспешила набросить на себя шелковую накидку. Киммериец тем временем подошел к окну и, презрительно сплюнув, без труда выломал решетку, выкованную из какого-то золотистого металла. Опоясав бедра Наталы веревкой, он затянул петлю, перенес девушку за зеленоватый парапет и осторожно спустил ее на веревке вниз. Когда она высвободилась из петли, он втащил веревку наверх и привязал к ней кувшин с водой. Когда кувшин оказался у девушки, по веревке быстро съехал сам киммериец.
Как только он ступил на землю, Натала вздохнула с облегчением. Они стояли у подножия городской стены под бархатным куполом звездного неба, лицом к безбрежной пустыне. Девушка понятия не имела об опасностях, подстерегавших их далее, но сердце ее пело от радости, ибо они покинули наконец этот чуть было не убивший их город.
— Если найдут веревку, могут отправить за нами погоню, — буркнул Конан, забрасывая за плечо кувшин, — хотя мне кажется, что они теперь и шагу ступить из города побоятся. Ладно, юг там. Идем.