Корделия
Шрифт:
— Обещаешь? — повторил Стивен, следя глазами за приближающимся Бруком.
Тот подошел к ним с вымученной улыбкой, но побагровевшее лицо выдавало душивший его гнев.
— Ну, видели вы когда-нибудь такого старого олуха? Иногда он кажется мне не от мира сего. Интересно, что сказал бы отец, если бы присутствовал при этом?
— Прайди обладает мужеством отстаивать свои убеждения, — возразил Стивен. — Чего нам всем не хватает. Я приглашаю вас обоих в "Варьете". Уверен — миссис Фергюсон найдет представление вполне пристойным.
—
— С удовольствием Мы дадим вам знать, мистер Кроссли.
Все снова расселись за столом. Мало-помалу возобладало желание обратить недавний инцидент в шутку. Даже на лицо управляющего вернулась добродушная улыбка. Он принес известие, что мыши улизнули на улицу.
— Тебе не по душе Стивен? — понизив голос, спросил Брук. — Ты с ним всегда какая-то скованная.
— Нет… По-моему, он очень хороший.
В это время четвертая мышь, притаившаяся под скатертью в непосредственной близости от свадебного пирога, решила, что самое время предстать перед всем миром, и прыгнула на колени к Энн, а оттуда по складкам юбки спустилась вниз и устремилась к двери, за которой уже обрели свободу две ее подруги.
Глава XVIII
— Брук, дорогой, до свидания, — проговорила Корделия, всем сердцем ощущая себя преступницей и лицемеркой, терзаясь страхом и виной и пребывая в крайнем волнении.
— Возьми меня с собой — хотя бы на одни сутки, — умоляла она мужа, но он не соглашался. И тогда в ней свершился перелом, и она решила остаться.
У Брука была тайная причина отказать жене. Он вез в Лондон рукописный сборник стихов, намереваясь издать его за свой счет.
Перед самым отъездом к нему подошел дядя Прайди и всучил "Наследственные и благоприобретенные навыки поведения у мышей".
— Посмотри там, что можно сделать. В Лондоне полно издателей. Авось кто-нибудь и согласится. Хотя бы ради престижа, если не ради денег.
Итак, Брук уехал, весь во власти нервного возбуждения. Ему было невдомек, что он оставляет и с чем вернется. После ужина мистер Фергюсон сказал:
— Корделия, завтра после обеда я еду в Олдхэм. Я возражал против вашей поездки с Бруком, потому что решил, что это будет ваше боевое крещение. Вам предстоит хотя бы по разу в день наведываться на фабрику, а за домом приглядит миссис Мередит. Вручаю вам бразды правления. Посмотрим, как-то вы справитесь.
— Я постараюсь, мистер Фергюсон.
— Я знаю. Если что-нибудь будет не так, не расстраивайтесь. Это серьезное испытание. К концу недели я вернусь и все исправлю. Поедемте туда сегодня, чтобы прямо на месте обговорить подробности.
Они поехали на фабрику и все обсудили, после чего мистер Фергюсон отбыл, а Корделия осталась побеседовать с Джоном Симнелом и мастерами. Она стояла посреди конторы, вдыхая запах химикалий, высокая и стройная в своем коричневом шерстяном платье и бархатной коричневой накидке. В последнее время она приезжала
Секреты красильного дела, в первый приезд показавшиеся ей весьма сложными, перестали быть таковыми. За лето Корделия одолела гору специальных книг и хотя не разбиралась досконально, как мистер Фергюсон в том, почему одна краска проявляется бледнее, а другая ярче, она быстро запомнила последовательность операций и овладела основами коммерции.
Ей никак не верилось, что вся ответственность действительно ложится на ее плечи. В глубине души Корделия надеялась, что мистер Фергюсон никуда не уехал, а крутится где-нибудь поблизости и, если ее занесет, моментально перехватит вожжи. Или вообще передумает и скажет: "Дорогая, вы всего только женщина, и ваше место — дома. Неужели вы поверили, что я говорил серьезно?"
Однако разум твердил, что все происходит всерьез и человек, к которому она испытывала антипатию, которого склонна была подозревать в неблаговидных поступках, дал ей убедительнейшее доказательство своего доверия.
А она отплатила черной неблагодарностью, обманула всякое доверие. И сейчас, когда интересы дела требовали от нее душевного покоя, предельной собранности и уверенности в себе, ее раздирал жесточайший внутренний конфликт.
После фабрики Корделия велела Томкинсу отвезти себя на Элберт-сквер. Там она попросила его подождать и, спросив у нищего дорогу, пошла по боковой улочке до Спринг-гарденс, где быстро отыскала "Варьете". В тусклом свете октябрьского дня здание показалось ей не особенно презентабельным.
"Синьор Палермо,
всемирно известный иллюзионист, имитация птичьего пения.
Игра на скрипке без струн и на пяти инструментах сразу.
Лотти Фримен,
леди-комик, только что из триумфального турне по ведущим мюзикл—
холлам страны.
Братья Раузы, фокусы, танец на проволоке и китайские фигуры.
Бостонские менестрели.
Вэл Джонсон, штатный комик…"
Должно быть, в этот самый момент за стенами окруженного афишными тумбами здания работает Стивен. Войти и спросить его? Удивится ли он? До сих пор инициатива неизменно исходила от него. Возможно, Стивен считает ее неспособной самой сделать шаг навстречу.
— Что, миссис Фергюсон, ждете открытия?
Дэн Мэссингтон! Опасность! Ни на секунду не потерять бдительность!
— Остановилась почитать афиши. Они действительно исполняют все эти вещи?