Корона графини Вревской
Шрифт:
себя.
– Хорошо. Две недели пролетели незаметно. Я втянулся в жизнь спец блока и думал, что обо мне забыли. Однако... За мной пришла надзирательница Вера, как раз в тот момент, когда мы с Галиной смотрели телевизор.
– Смертник, собирайся. К тебе пришел адвокат.
– Погодите, я переоденусь.
– Зачем это вызывают?
– встревожилась Галя.
– Наверно, что-нибудь сообщит важное. Спешно бегу в 105 камеру, где переодеваю на себя зэковскую форму. Надзирательница ждет меня перед дверью.
– Если твое дело, хана, - говорит она, - иди сразу к старику, может он тебя все же вытянет.
– Хорошо.
– Привет, Саша.
– Здравствуйте, Григорий Иванович - Мне передали, что тебя перевели в новый блок.
– Да, там жить намного легче, чем в камере смертников или общей тюрьме. Честно говоря, я вас заждался, прошло несколько недель, а от вас ни слуху, ни духу... Есть ли какие-нибудь новости?
– Есть. Я за этим и пришел. Во первых, тебе надо подписать некоторые бумаги, я приготовил заявления... Во вторых, я добился, что твое дело все же пойдет в верховный суд и через две недели его будут пересматривать.
– А как же прокуратура? Они же хотели провести доследование?
– Милый мой, ты уже пересидел
только старые предположения...
– Но меня следователи даже ни разу не вызывали...
– Так и должно быть. Прицепится не к чему. Я думаю, что здесь получилось не так,
как им хотелось. Кто то очень желал, чтобы ты попал в тюрьму. Запугали свидетельницу, она дала против тебя показания и... тебя приговорили к смертной казни. Вторая инстанция тебе отказала, а эти, кто тебя загнал сюда, успокоились и видно, подумав, что с тобой уже разделались, забыли... Когда свидетельница отказалась от своих показаний и появился в районах нашего города опять все тот же маньяк, ты стал для всех милицейских и прокуратуры неудобен...
– Значит меня могут освободить?
– Могут.
– Ура...
– Не радуйся раньше времени. В любом случае надо хорошо подготовиться. Подписывай бумаги... И никому, о том, что слышал от меня, не говори. Я боюсь, что кто то из тюрьмы, может поспешить и разнести слух, о том что ты будешь жив и
тебя могут выпустить на волю. Тогда твой невидимый, но всесильный противник вдруг среагирует и... тебя кто-нибудь зарежет в тюрьме...
– Но информация о том, что меня могут освободить, может выйти не из тюрьмы, а из
той же прокуратуры или органов МВД. Они могут предупредить того, кто меня загнал
сюда.
– Могут, а могут и не предупредить. Суда то еще не было, они похоже сами еще на что то надеются. Я понимаю, все это очень слабые аргументы, но нам нужно выиграть во времени, в любом случае, нам все равно надо быть очень осторожными, даже незначительный выход информации наружу, может быть использован не в нашу пользу.
– Ну что?
– сразу же спросила меня Вера, когда вела обратно в блок.
– Через две недели Верховный Суд.
– Так... Есть на что надеяться?
– Не знаю. Адвокат бьется за пожизненное...
– Естественно... Топай, бедолага. Галя сразу бросилась ко мне.
– Саша, что сказал адвокат?
– Через две недели, меня вызывают в суд. Последняя инстанция.
– Значит через две недели, тебя может здесь и не быть.
– Может.
– А как же я? Они же растерзают меня без тебя.
– Старик тебя защитит.
– Нет, он боится Борека, а того уже сегодня перевели из больнички сюда. Борек меня, после того случая, сомнет.
– Не посмеет, я с ним поговорю. Она качает головой.
– Это меня не спасет.
– Я постараюсь тебе помочь. Лопата лежал на койке, когда я подсел к нему.
– Чего тебе, Смертник?
– Ты мне не можешь незаметно устроить встречу с Бореком. С глазу на глаз, так сказать, да так, чтобы ни одна муха не пронюхала.
– Это нужно так срочно?
– Да. Парень нехотя поднимается.
– Ладно, сиди здесь, я схожу к шефу. Борек сидел в кресле, в махровом халате и курил сигарету.
– Здорово, Смертник.
– Привет, Борек.
– Мне передали, что ты хочешь меня видеть и причем весьма срочно. С чего бы это?
Мое последнее предложение о деньгах, ты то ли отвалил, то ли согласился, я тогда
этот туманный ответ, так и не разобрал. Ясно одно, если ты получишь на всю катушку пожизненное, то по идее можешь остаться здесь и согласишься на меня работать, а если нет..., то и суда нет. Ты сейчас пришел по поводу этого?
– Нет. Об этом мы еще с тобой поговорим. Через две недели Верховный Суд наконец то решит, что со мной делать, тогда и может состоятся разговор. А сейчас есть более серьезные вещи. Я хочу тебе предложить сделку. Из централки, мне переслали
весточку, что на тебя поступил заказ...
– Врешь.
– Нет. Одна женщина заказала тебя за свою дочь.
– Вот, сучка. Я знаю, кто это. Действительно, это она может сделать, но я же ее в порошок сотру.
– Не успеешь. Просто на тебя прут единым фронтом несколько фигур, весьма недовольные твоим поведением. Борек задумался.
– А ты вообще то, от кого пришел?
– Разве сейчас тебе обязательно знать, кто это? Меня просили переговорить с тобой и передать следующее. Ты по своим каналам добиваешься освобождение Гали и не только не тронешь ее пальцем, но и будешь оберегать. В замен, с тебя снимут заказ. Борек даже подпрыгнул на месте.
– Кто это там такой умный? Не старый пень, случайно?
– Я тебе уже сказал, таких умников несколько человек. Только фамилий, пожалуйста
от меня не жди.
– Кто должен убить меня? Ты?
– Нет.
– Так. Раз должны убить меня, я должен догадаться, кто заказчик и это я уже вычислил. Ну и гадина. Честно говоря, я не пронял, на кого он ругнулся, но понял другое, что попал в струю. Внутренние интриги тюрьмы точно попали в колею моей лжи.
– Так что ты решил?
– Здесь все ясно. Хлопну я тебя, найдется другой, который уже договариваться со мной не будет. Придавили, сволочи. Даже если убрать эту мымру, то уже вся тюрьма
навалится и это конец. Я понял, что мымра это не мать Гали, а кто то другой...
– Ладно, передай своим, я согласен, - расстроился Борек, - но... тебе я сейчас не доверяю, и знаешь почему, в этих засраных дебрях, тот кто убьет первым, тот останется жив. Я пожал плечами.
– Когда ты освободишь Галю?
– Через две недели.
– У тебя две недели отсрочки. Если не сделаешь, первым покойником будешь ты.
– Надо же, не хочет двоевластия, стерва. Смертник, я все понял.
– Тогда, пока. Неделя прошла спокойно. Борек подчеркнуто вежливо обращается с Галей. Та даже удивляется.
– Раньше он, шутку бросит или приставать начнет, а теперь как будь то после ранения сдвинулся по фазе, даже шарахается от меня, - жалуется она мне.
– Так это хорошо или плохо?
– Страшно.
– А за что ты села в тюрьму?
– За глупость. Села за руль с пьяной компанией и выехала на тротуар, как раз на автобусную остановку. Двоих на смерть, а еще двое в тяжелом состоянии оказались в больнице.
–
– Могла, а мама даже и давала, это и позволило уменьшить мне срок. Но... вспомню
заплаканные глаза родственников погибших, пустоту в глазах матерей и знаешь совесть мучила, по ночам не спала. Если бы меня оправдали, не могла бы я там... жить с таким грузом.
– Но это же... страшно... Это идиотизм, со своей совестью или честью, попасть сюда, а здесь могут изнасиловать и убить...
– Могут. Меня чуть не растерзали в женской тюрьме, но мамины деньги все же вытащили меня от туда.
– А какой дали срок?
– Семь лет.
– Сколько отсидела?
– Три года.
– Что то изменилось, теперь то я вижу, как ты хочешь вырваться от сюда.
– Ту идиллию о совести, съела тюрьма. Эти страдания, не для меня. Хоть я и сгубила людей, но видно так было уготовано судьбой.
– Что то похожее я слышал от одного смертника, его звали Коля. Он все сваливал на своего ангела.
– Его... расстреляли?
– Нет, он повесился.
– Садитесь, молодой человек. Старик вежливо показал мне рукой на стул.
– Я думал вы забыли меня.
– Нет, не забыл. Мало того, я сдержал свое обещание и самые лучшие детективы за две недели сумели мне найти того человека, который вас засадил в тюрьму.
– Кто же это?
– Прежде всего, наш уговор остался в силе?
– Будет выполнен.
– Хорошо. Это человек..., Коняев, заместитель губернатора вашего города, ему помогал ... полковник ФСБ Моисеев.
– Коняев, заместитель губернатора?
– Да, чему удивляетесь, молодой человек. Вы еще хорошо отделались, вас должны были прибить еще несколько лет назад, причем по моим данным, это пытались сделать два раза и оба неудачно. Я в шоке. Действительно на меня тогда перед поездкой в Смоленск один раз покушались, потом в самом городе, но в азарте погони за наследством дяди, перешел эти, как мне тогда казалось, эти незначительные факты.
– Но за что?
– Не догадываетесь? За статью. Вы своим материалом в газете многим переехали дорогу. Я сам сел и примерно подсчитал. Проект застройки берега залива стоил около трех миллиардов долларов, а вы... легли поперек. Денег не взяли, даже гибель жены на вас не повлияла, так что попугать некого, ваше убийство не удалось, кроме этого всколыхнули общественность, все это привело вас сюда.
– Значит на Коняева работало ФСБ?
– А что тут такого, все есть хотят, там в компании был не только полковник Моисеев из ФСБ, но и глава ростовской мафии по кличке Корявый, это они затеяли эту стройку, прибыли-то от нее гигантские.
– Сволочи.
– Теперь то хотите, чтобы я походатайствовал о вас?
– После Верховного суда.
– Интересно, если вы выйдете на свободу, будете мстить?
– Буду. Разнесу всю эту мразь в клочья.
– Как бы они не разнесли вас.
– Уже не смогут, я стал не тот. Скажите мне, а строительство начали?
– Да. Уже вокруг гостиницы, обстраивают ее контуром домов.
– А дальше, до завода ничего не построили?
– Пока нет. Все впереди. Вы не забыли, что должны сделать за мою информацию?
– Не забыл. Я ушел от старика расстроенный. Этот, гад, пришел за мной ночью. Я проснулся от скрипа. Синяя лампа ночника высветила темную фигуру, которая за несколько кроватей от меня поднялась с койки. У нас все кровати скрипят и я каждый раз вздрагиваю и просыпаюсь, когда кто то хочет в туалет. Парень не пошел в сторону толчка, он осторожно двинулся в
мою сторону. Чувство опасности, принизало каждую клеточку кожи. Я тихонечко подтягиваю колени к животу. Вот фигура замерла между кроватями, подождала немного и тихо шагнула ко мне. Я выбросил ноги и почувствовал, что попал. Парень
вылетел в проход и грохнулся на стол, потом скатился на пол. Вскакиваю и набрасываю на него одеяло, начинаю лупить крутящееся передо мной тело ногами и руками. Проснулись сокамерники, кругом заскрипели койки.
– Эй, что там?
– раздались голоса. Я схватил этот барахтающийся под одеялом куль, приподнял и бросил на спинку чей то кровати. Теперь тип затих.
– Включите свет. Ярко вспыхнули лампочки, я сдергиваю одеяло и вижу окровавленное лицо того парня, который бросил Борека при драке. Из складок одеяла на бетонный пол со звоном падает нож.
– Лопата, Скиф, узнаете?
– Ну что там?
– завернувшись в одеяло подходит Лопата, пристально всматривается в лицо.
– Вот, гнида, не довел до конца дело...
– Да это..., этот придурок, Шапуня, - бормочет Скиф. Он в одной майке тоже подошел к нам.
– Что с этим, идиотом, будем делать?
– спрашиваю их.
– Ничего, пусть валяется. Оклемается, завтра шеф ему шкуру снимет.
– Нож возьмите. Скиф подбирает нож и идет к своей койке. Все начинают укладываться по своим местам. Кто то гасит свет. Утром, меня трясет Лопата.
– Смертник, это ты его...?
– Чего? Я с трудом открываю глаза.
– Шапуня убит. Сразу пропал сон. Я выпрыгиваю в проход. На том же месте, что и ночью, лежит парень, что напал на меня ночью, но в груди его торчит нож.
– Скиф, твоя работа?
– Еще чего?
– слышится голос с койки.
– Нож то был у тебя?
– Он у меня и остался, вот он, смотри. Действительно, в его руке нож, похожий на тот, что мы отобрали у этого типа ночью.
– Ребята, - обращается к нам Лопата, - никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Смертник, ты тоже ночью с этой падалью, не дрался, все запомнили. Никто не просыпался, все было тихо. Сейчас наверняка будет шмон, все колющие и режущие
предметы спрятать. Ребята, там свободная койка. Сдерите с нее одела, отдайте Смертнику, а его - застелите там. Я сейчас пойду предупрежу надзирателей... Но уйти Лопата не смог. Двери камеры закрыты с той стороны. Несмотря на его стук
их никто не открыл. Два часа нас держали взаперти. Потом дверь открылась и вошла надзирательница Вера, еще двое мужиков надзирателей и майор-воспитатель.
– Так, - громко сказала Вера, - всем тихо. Сейчас сюда придут следователи. Будут
вызывать по одному. Никуда не выходить.
– У нас покойник в камере, - крикнул кто то.
– Где покойник?
– встрепенулась Вера. Мы расступились. Один из надзирателей подошел к трупу и посмотрел его зрачки и пощупал пульс.
– Мертв. Вот вам и отгадка.
– Всем на свои койки, - командует Вера.
– и не слезать. Мы опять забираемся на койки. Вера и майор уходят, надзиратели остались в камере.
– Максимыч, - кричит кто то сзади меня, одному из надзирателей, - что произошло?