Коррекция
Шрифт:
– Я закончила! – Лида встала из-за стола и раздала рисунки. – Я могу идти?
– Интересно! – Молотов протянул свой портрет Маленкову. – Посмотри, Георгий. Как на фотографии, вот только взгляд... Разве я так смотрю?
– Смотришь, – ответил Маленков, возвращая портрет. – Меня точно изобразили, спасибо! Сохраню на память.
– А вы маслом рисуете? – спросил Микоян. – Я бы вам заказал портрет.
– Рисую, – ответила Лида. – Но сейчас я работаю с портретом мужа, а потом буду рисовать товарища Сталина.
– Спасибо, Лида! – подошел к ней Берия. – Спасибо за то, что рассмотрели.
– Это что же в тебе такого увидели? – спросил Молотов. – Покажи рисунок.
– Я его уже убрал в портфель, – отказался Берия. – Как-нибудь потом.
– Лаврентий, пластинка доиграла, – сказал Сталин. – Поставь что-нибудь из песен. А вы идите сюда. Это я?
– А вам не нравиться? – спросила Лида. – Наверное, это из-за того, что вы были чем-то недовольны. Поэтому получился образ хмурого вождя. Если бы вы смеялись, был бы совсем другой портрет. Художник только отражает действительность. Чтобы я ее могла менять, я должна вас лучше знать, а я вас видела всего от силы полчаса за все время, пока мы живем на этой даче.
– Девушка молодец! – сказал Маленков. – Такая работа нуждается в поощрении, не правда ли, товарищи? Вот что бы вы хотели?
– А на рояле можно сыграть? – спросила она, глядя на Сталина. – Я, правда, лет десять не играла, но одну вещь должна помнить.
– Ну если только одну, – Сталин указал ей рукой на рояль. – Лаврентий, подожди с пластинками.
Лида прошла в другой конец зала, откинула крышку рояля и села на стул. Он был нужной высоты и регулировать не потребовалось.
«Надеюсь, ничего больше не попросят играть!» – подумала она и положила пальцы на клавиши.
– Что это была за вещь? – взволнованно спросил Молотов, когда отзвучали последние аккорды. – Я ее ни разу не слышал, но хватает за сердце!
– Я не знаю, – соврала она, возвращаясь в ближний к двери конец зала. – Меня ее научила играть мама. Давно, еще девчонкой. Так мне можно уйти?
Молотов хотел возразить, но Сталин его опередил:
– Конечно, идите. Спасибо, вы нас развлекли.
Лида вышла, чувствуя спиной их взгляды. Кивнув Пушкареву, она открыла дверь в коридор и через пару минут уже была в своей гостиной.
– Ну как, малыш, развлеклась? – спросил Алексей, обняв жену и прижав ее к себе. – Как они на тебя отреагировали?
– По-моему, Сталин был недоволен, – ответила она, устраиваясь на его коленях. – Наверное, он рассчитывал на то, что я откажусь. Мог бы тогда хоть намекнуть. Он вообще со мной ведет себя не слишком вежливо. Сейчас никого мне не представил, да и меня не назвал. Портретом остался недоволен. А что я могу нарисовать, если он сидит, насупившись, как сыч? Таким и нарисовала. Всем остальным понравилось. Микоян так вообще хотел заказать себе нормальный портрет. А Берию проняло. Нет, не мой внешний вид, а то, как я его нарисовала. Он на меня смотрел такими глазами, что ты бы не выдержал и набил ему морду. Я его с этим взглядом и изобразила. Поблагодарил и сразу же спрятал в портфель. А под конец я им сыграла одну вещь... Там в углу стоит шикарный рояль.
– Не знал, что ты умеешь играть.
– А много ты обо мне вообще знаешь? Когда умерла мама, отец отдал меня в привилегированную гимназию для девочек. Там нас всех учили пению и музыке. Причем разучивали на рояле одну единственную мелодию. Написал ее кто-то из композиторов вскоре после взрыва. Классная вещь, но если бы ты знал, как она нам тогда осточертела! Но этой компании понравилось.
– Я думаю, после сегодняшнего вечера слухов в Кремле прибавится. Причем на этот раз не о непонятно откуда вынырнувшем майоре, а о его жене. Ты ведь на это рассчитывала? Только ведь эти слухи цепляют и вождя. Слышала поговорку о том, что седина в бороду, а бес в ребро? Говорить, понятно, никто не станет, но подумать могут. Вот тебе и причина его недовольства.
– Скоро все должно измениться, – поежившись, сказала Лида. – Всем будет просто не до нас. – Не думаю, что Берия будет долго тянуть. А остальные... Понимаешь, Леша, Сталин ведь их всех приговорил. Я, когда рисую, замечаю все нюансы поведения, особенно когда люди ничего не скрывают. А он не скрывал, значит, все произойдет очень скоро.
– Сталин не вечен. Пусть лучше все произойдет сейчас, пока у него есть еще силы и работает голова. И если все скоро начнется, Берии точно будет не до тебя.
Все началось на следующее утро. Новость сообщил приехавший Старостин.
– Здравствуй, – поздоровался он с Алексеем. – Вы еще наверняка не слышали новость. Сегодня в пять часов утра от острой сердечной недостаточности скончался Хрущев. Савченко арестовал врачей, которые обслуживали ЦК компартии Украины. И, по-моему, правильно. Не бывает такого, чтобы здоровый мужчина его лет взял и окочурился. А раз случилось, значит, или преступная халатность, или сговор. Ты здесь человек новый, а я знаю, как он на посиделках глушил водку и полночи отплясывал гопак. В Киев собирается комиссия ЦК. В котором часу от нас вчера отъехали гости?
– В десять с копейками.
– Значит, Сталин должен встать, как обычно. Ты ребят сильно не гоняй, потренируйтесь немного и хватит. Если Дед ездит в Кремль, то обычно часа в два-три, но сегодня может уехать раньше.
Сталин в этот день никуда не поехал, обошелся телефоном. Вторую новость им привез один из охранников, который ночевал не в общежитии, а в Москве. Ему дали задание забежать по делам в министерство, там он все и узнал. Сегодня вышел приказ, что их министра снимают с должности и направляют руководить Главным управлением лагерей. Новым министром ГБ стал Лаврентий Берия, сохранивший за собой пост заместителя председателя Совета Министров СССР. Особое удивление вызвало то, что, кроме Абакумова, никто из руководства министерства не пострадал. О смещении Булганина узнали на следующий день. Он остался членом Политбюро ЦК, но лишился должности министра Вооруженных Сил. Новым министром назначили маршала Василевского.
– Наверное, некоторые товарищи задают себе вопрос, зачем мы их сегодня собрали в таком составе, – сказал Сталин, посмотрев на девятнадцать мужчин, сидевших в его кремлевском кабинете, и продолжил. – Здесь присутствуют все члены Политбюро, кроме отсутствующих по уважительной причине Жданова и Кагановича, члены Оргбюро ЦК и Секретариат. Нам с вами, товарищи, сегодня нужно решить ряд чисто партийных вопросов. К сожалению, Политбюро не собиралось на совещания целых полгода, а деятельность Оргбюро свелась к решению немногочисленных кадровых вопросов. Это наша с вами общая ошибка, а ошибки нужно исправлять. Все вы знаете, в каком тяжелом положении находится СССР. В минувшей войне мы понесли огромные потери. Нужно срочно восстанавливать экономику, строить жилье и улучшать жизнь людей. Кроме того, возникла серьезная угроза самому существованию нашего государства. Американские империалисты и их союзники запустили производство атомного оружия и стягивают силы к нашим границам. Есть попытки не признавать за нами статус великой державы. В такой обстановке весь советский народ должен сплотиться вокруг партии и приложить все силы в борьбе за укрепление Родины. Мы видим у простых советских людей и понимание тяжести момента, и стремление своим трудом улучшить жизнь. Тем большую озабоченность вызывают действия части партийного руководства. Некоторые товарищи то ли не хотят работать, то ли до сих пор этому не научились. Более того, не работая сами, они мешают это делать другим. Вызвано это некомпетентностью или другими причинами, но, по сути, это ничем не отличается от вредительства. Сейчас я говорю о членах нашего ЦК. Сразу хочу уточнить, что не имею в виду никого из присутствующих. Поэтому назрела необходимость разобраться с теми, к кому имеются серьезные претензии. Вы хотите что-то сказать, товарищ Молотов?