Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
— А после они не звонили вам? — спросил Мэтью. — И не просили заехать?
— Нет, не звонили. Здание было закрыто, охранная сигнализация включена. Убийца не мог спрятаться внутри. Так зачем им было вытаскивать меня из постели? Это элементарно, дорогой Ватсон. — Он снова улыбнулся.
— Вы когда-нибудь прежде работали с миссис Маркхэм? — спросил Мэтью. — Вы сказали, что она была чрезвычайно талантлива…
— Это редкость для Калузы. Чрезвычайно талантлива. Это было ясно. Я тонко чувствую талант и терпеть не могу дилетантизм.
— Значит, вы работали с ней?
— Да, в нескольких фильмах. Один мы сделали, кажется, полгода назад. Сейчас я вспомню… да, где-то в июне… На пляже в Сабал-Кей, учебный фильм для школ, попытка ввести юных говнюков в игнорируемый ими прекрасный мир, окружающий их во Флориде.
Пауза.
Еще одна заученная речь.
Или он же, как компьютер, был запрограммирован на мгновенную выдачу высокопарно-пошлых фраз.
— А вы принимали участие в ее последней работе? В том фильме, который она монтировала в ночь убийства?
— Нет. Иногда Прю ни с того ни с сего окружала свою работу завесой секретности. Мой партнер и я предпочитаем обсуждать творческий процесс, как это делали американские эмигранты в Париже много лет назад. Вам может показаться странным, но я считаю себя эмигрантом, хотя Калуза и находится в пределах Соединенных Штатов. Но у нас каждый, кто серьезно занимается кинематографом, является эмигрантом. Я себя часто ощущаю Самсоном среди Филистимлян.
Или Гераклом в авгиевых конюшнях, подумал Мэтью. Непрестанно роющимся в навозе.
— Как-то раз она сделала фильм о воспитании трудных детей, — сказал Эндрюс, нагнетая обстановку, — прекрасный фильм, как оказалось. Но вы бы видели, какими мерами предосторожности была окружена эта работа — можно было подумать, что она — Вуди Аллен! Артисты, оператор, осветитель, звукооператор, несколько ассистентов — все дали клятву о неразглашении тайны. Монтировала фильм здесь она сама, по ночам, запершись. Никогда не оставляла ни одного обрезка пленки и никому не показывала рабочих материалов. Неизвестно, где она его прятала, — возможно, дома под подушкой. А потом — премьера! Ба-бах! Прямо здесь, в этом зале, на этом самом экране, через этот самый проектор. Прекрасный фильм, я уже сказал. Он даже, кажется, получил потом какой-то небольшой приз. Но зачем был разыгран весь этот спектакль? Я не одобряю претенциозности в искусстве.
— Вам нравилась миссис Маркхэм?
— Да, очень.
— Вам известно, о чем был ее новый фильм?
— Кажется, я уже объяснил…
— Извините, но я обязан…
— …что она часто работала в тайне.
— Да, но…
— Это относится и к ее новой работе. Я понятия не имею, о чем она. Научно-популярный фильм о конских паразитах? Рекламный ролик для одного из ювелирных магазинов Калузы? Она никогда со мной не делилась своими планами.
— А вы спрашивали?
— Я знал, что у Прю лучше ничего не спрашивать, когда на нее находит вдохновение.
— Но она пользовалась вашей монтажной.
— Да, арендовала ее за тысячу баксов в месяц. Мы с моим партнером вынуждены сдавать часть помещений, такова плата за возможность снимать настоящее кино в этой дыре. Питер и я приехали сюда из Питсбурга, мы оба закончили университет Карнеги. Мы решили отказаться от голливудского пути с его автомобильными гонками и спецэффектами. Вместо этого мы решили делать небольшие ленты, сначала завоевать здесь репутацию настоящих мастеров кино и только потом, когда система признает наше превосходство, идти дальше. Но жить ведь на что-то нужно, поэтому сдаем помещения в аренду. У нас хорошая техника, и мы разрешаем простым смертным пользоваться ею.
— Вы считаете миссис Маркхэм простой смертной?
— Я почти всех считаю простыми смертными, — снова улыбка, — но не Прю, нет. Я уже говорил, что она была чрезвычайно талантливой.
— Мистер Эндрюс, эта монтажная, которой она пользовалась…
— Да?
— Могу я на нее взглянуть?
— Зачем?
— В ночь убийства полиция обнаружила только ее тело и ее автомобиль на стоянке возле студии.
— Ужасная трагедия.
— Машина была закрыта. Внутри ничего: ни сумочки, ни удостоверения личности… ни, конечно, фильма.
— Простите, я не понимаю, к чему вы клоните.
— Ну ведь она же монтировала фильм здесь, верно?
— Возможно. Я не знаю, что она здесь делала.
— Ее муж сказал, что она монтировала фильм здесь.
— Ну да. Но ее муж — убийца.
— Я не верю в это, мистер Эндрюс.
— Поэтому, конечно, вы и пришли сюда.
— Да, именно поэтому.
— Но я все равно не понимаю, зачем вам понадобилось увидеть эту монтажную.
— Потому что, если она монтировала фильм, он должен быть там. У вас есть ключ от монтажной?
— Конечно. Но я не люблю, когда нарушаются права человека, арендующего помещение в моей студии.
— Права миссис Маркхэм уже нарушены, — твердо заявил Мэтью, — причем самым худшим образом.
— Пожалуй, вы правы, — сказал Эндрюс, — позвольте мне сходить за ключом.
Монтажная представляла собой комнату размером шесть на двенадцать футов с лампой дневного света под потолком. Большую часть помещения занимал аппарат «Стеенбек», перед которым стояло кресло на колесиках. Позади кресла висел мешок из холста на металлической раме. Эндрюс объяснил, что это мешок для отбракованной пленки. Мешок был пуст. Так же пусты были вешалки над мешком, куда, по словам Эндрюса, монтажер обычно вешает пленку и звукозаписи, которые он планирует использовать. На монтажном столе тоже ничего не было — ни обрезка пленки, ни клочка магнитной ленты.
— Имеются другие ключи от этой комнаты? — спросил Мэтью.
— Только тот, что был у Прю. И тот, которым я только что открыл дверь.
— Тогда где же фильм? Если она занималась монтажом…
— Видите ли, она могла и не заниматься им, — ответил Эндрюс.
— А зачем же она арендовала?..
— Она могла просматривать то, что недавно отсняла, отбирая лучшие кадры, помечая пленку, решая, что позже следует вырезать. Это, конечно, часть монтажа, но не монтаж как таковой.
— В любом случае ей нужна была пленка.