Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
охоты, забот прибавилось поболе и поважнее,- он посмотрел на притихших
горожан и прямо спросил.- Кого ты поставишь заместо себя во главе охотников
и есть ли теперь в ней нужда? Не забывай, ратник, что твой голос стал
весомее во много раз.
Вятка ощутил на себе множество взглядов, которые сошлись на его лице и
стали давить так, что невольно захотелось загородиться руками, будто
поднялся сильный ветер и начал дуть в трубу, направленную одним концом
только на него. Но вместо этого он распрямил спину и вскинул голову, встречая невидимую силу стальным взором из-под сомкнутых на переносице
бровей. Он уверенно сказал:
– Наша охота в становище ордынцев назрела как гнойный чирей, который
уже не возьмешь прикладыванием к нему подорожника, пришла пора выдавливать
его вместе с кровью, иначе жар поднимется во всем теле, – он рубанул рукой
по воздуху. – В крепости ратных людей осталось наперечет, а нехристи
прибывают под стены несчетными отрядами, они пришли на Русь тремя ордами и
сколько их всего – неведомо никому. Мунгалы вырезали и обожрали всю округу, их кони выщипали траву и добрались до корешков, они не считаются с потерями
и не уходят в степи, а это означает одно – ордынцы решили взять Козельск во
чтобы то ни стало.
– Правильно молвит тысяцкий, – поддержал боярин Мечник его слова. –
Если мы не нанесем им большого урона в живой силе, нам придется держать
оборону до последнего ратника.
– Все равно мунгалы возьмут город, – высказал свое мнение один из
купцов. – Потому что их – тьмы, а нас – наперечет.
Снова гридница наполнилась шумом голосов, в которых слышались гнев и
одновременно вопрос, как быть дальше. Многие горожане настаивали на том, что
нужно держаться до конца, чтобы мунгалы положили под стенами как можно
больше воев, потом устроить на них ночную охоту, и если они не уйдут после
этого восвояси, а примутся за штурм с еще большим усердием, воспользоваться
подземным ходом, оставив крепость на милость победителя. Ведь брань на этом
не закончится и даст бог придется встретиться на узких дорожках, которых на
Руси много. Другие предлагали уйти сразу, унеся с собой самое ценное и
спалив крепость дотла, пусть ордынцы поживятся объедками, а когда они сгинут
в степях, отстроить город заново. Главное, сохранится ядро вятичей и будет
кому вспахивать поля и сажать в землю зерно. Споры длились долго, служки
обнесли гостей кубками с медовухой и пивом по третьему разу, успели заменить
горячие блюда на холодные закуски, поставив рядом с тарелками глиняные
кружки со студеным квасом и морсом из замороженной в липовых кадках морошки
и клюквы с брусникой, чтобы было чем остужать разгоряченные головы Солнечные
лучи, пробивавшиеся сквозь окна с византийским разноцветным стеклом, перебрались с пола на деревянный потолок и разлиновали его косыми линиями, а
возле темных образов в серебряных окладах завозился иконник с трутом и
лучинами. В конце концов перевесило мнение тех, кто ратовал за продолжение
брани и за выход половины рати за стены, в их числе были бояре и купцы, переживавшие за справные терема, до которых еще не добрался огонь, и за
добро в них.
– Твое последнее слово, тысяцкий, сколько дружинников ты отберешь на
ловитву и кто их поведет? – воевода опять развернулся к Вятке. – И сколько
воев останется на стенах для защиты города от ворога?
Вятка потрогал шлем с серебряной стрелкой, опущенной на нос, встал, загремев оружием, из-за стола, кинув взгляд на княгиню, остановил его на
князе Василии Титыче, напрягшемся на высоком стуле. Их глаза встретились и
каждый понял, что думы у обоих одинаковые.
– Ратников на охоту поведу я, – объявил тысяцкий спокойным голосом.-
Одна половина козельской дружины останется на стенах, а другая пойдет со
мной. Такое мое слово.
Глава одиннадцатая. Не успел молодой месяц прикрыться очередной тучей, как к проездным
башням с обеих сторон крепости и к взбегам, ведущим на стену с глухими
вежами, потянулись отряды ратников, вооруженных только засапожными ножами.
Каждый отряд насчитывал от пятидесяти до ста человек, всех воев было около
шести сотен, облаченных в короткие лопоти с поясами и с подвернутыми
рукавами, на ногах были поршни – сапоги из невыделанной кожи, вои имели
между собой связь через посыльных и через факельщиков на стенах. Видно было, что перед тем как допустить кого-то до охоты, Вятка подвергал его испытанию, сравнимому с мунгальскими пытками, и теперь настал час показать, на что
козельцы были способны. Тихо скрипнули ступени на взбегах и доски на полатях
под навершием, зашуршали вниз лестницы и веревки, концы которых держали
крепкие руки охотников, первые дружинники заскользили по ним к основанию с
другой стороны стены. Под проездными башнями звякнули воротные заворины, пропуская в щель между дубовыми половинами ворот сначала разведчиков, а
потом мощные фигуры ратников, растворявшихся в темноте. Тихо было и в
стойбище ордынцев, обозначенном множеством костров, лишь изредка оттуда
доносились звуки, больше похожие на одинокие вопли казнимых. Где-то возле
рва с посадской стороны, заполненного трупами ордынцев, взвыл матерый волк, и снова все вокруг замерло до тех пор, пока на проездной башне, обращенной к