Красная королева
Шрифт:
— Пусть ваши люди займутся всеми окрестными селами, где есть рыболовецкий промысел. Искать нужно не слишком далеко от столицы, и, скорее всего, хозяин пропавшего баркаса тоже будет найден мертвым. Если же каким-то чудом он жив, доставьте его сюда.
В спальне моего мужа все окна были традиционно занавешены, горели десятки свечей и стояла дикая духота, перебиваемая отвратительным запахом экскрементов. Ангердо был без сознания. По лицу разлита мертвенная синеватая бледность, даже губы казались серыми. Перепуганный мэтр Агностио, утирая мелкие бисеринки пота со лба полотняным платком, шепотом докладывал:
— Ваше королевское величество, все в руках Божьих! Стрелу мы вынули и в рану положили целебный бальзам, но боюсь, что повреждены важнейшие внутренние органы и… Все в руках Божьих, ваше королевское величество! — лекарь старался не смотреть мне в глаза.
У королевской постели, прямо рядом с изголовьем, было поставлено достаточно удобное кресло, где сидел, молитвенно сложив руки, сухонький кардинал Ришон. Глаза его были закрыты, и весь он мысленно устремлялся к Отцу нашему небесному, не обращая внимания на то, что творилось вокруг. Даже вошедшая королева не отвлекла кардинала от его богоугодного занятия.
Я никогда не считала себя слишком умной, никогда не верила во всякие там знаки и пророчества. Но именно эта отрешенность кардинала что-то сдвинула в моих мыслях. Было ощущение, что прямо в мозгу раздался щелчок: «Церковь! Это церковь!».
Церковь никогда не пыталась наладить контакт со мной, скорее вежливо игнорируя факт моего существования. Церковь назначила духовником королевских детей весьма фанатичного святого отца Джонатана Бэнкстона. Мужчина был не стар и не глуп, но придерживался настолько радикальных взглядов, что последние пару лет между ним и мной без конца происходили мелкие стычки.
Дошло до того, что на всех его лекциях детям я сочла необходимым присутствовать лично. Я никогда не доверяла фанатикам и одержимым, а святой отец, к сожалению, относился именно к таким людям. Все его рассказы о религии неизменно вели к тому, что любой человек ничтожен перед ликом Господа, что только святая Матерь Церковь знает истину и имеет право нести ее в мир «заблудшим овцам». Если для Алехандро, Алекса, как я его называла, все это были просто страшноватые сказки, то принцесса Элиссон иногда задавала вопросы вроде такого:
— Мама, почему Господь создал всех людей ничтожными?
— Элли, радость моя, вовсе не ничтожными создал Господь людей. Господь дал человеку возможность стать любым, понимаешь? Каждый человек при рождении может стать как истинным праведником, так и вором, и даже убийцей. Господь просто дает нам свободу.
Разумеется, я приводила дочери пример с куклами, объясняя, что у куклы нет свободы воли. «Пойми, солнышко, — говорила я, — Господь не хочет, чтобы мы были куклами. Он дает нам право выбора, позволяя стать такими, какими мы сами желаем».
Именно из-за того, что мне бесконечно приходилось защищать ум и души детей от попыток внедрить туда мысль «Церковь превыше всего!», я и недолюбливала Джонатана Бэнкстона.
И вот сейчас, глядя на кардинала Ришона, главу столичной епархии, а следовательно, второго человека в церковной иерархии после короля, я отчетливо понимала: «Я бездарно пропустила одного из своих главных соперников! Я отвлекалась на фавориток и пижона де Богерта, не замечая, что главная-то змея тихо пригрелась на груди…»
Думаю, никто не смог бы прочитать по моему лицу эти мысли. Я подошла к кардиналу, слегка кашлянула и, когда святой отец не шевельнулся, демонстративно толкнула на пол тяжеленный бронзовый шандал со свечами. Случился маленький переполох, потому что шандал произвел громкий «бумс». Слуги засуетились, собирая свечи и оттирая растекшийся воск. Кардинал машинально встал с кресла и, открыв глаза, попытался сообразить, что здесь происходит. Глядя ему прямо в глаза, я сказала:
— Благословите меня, святой отец! Только Господь может утешить меня и мои тревоги, только Он может даровать исцеление моему мужу. И ваши наставления будут бесценны.
Пока кардинал торопливо бормотал слова одобрения, обещая денно и нощно молиться за здоровье Ангердо, я старательно выуживала из памяти все, что слышала о нем, продолжая мысленно ругать себя за беспечность и недальновидность.
«Он из очень знатной семьи, но, кажется, боковая ветвь… Тем не менее наверняка семья повязана вся и полностью. Знатность знатностью, а грызня за власть и деньги была всегда. Вряд ли пэры Луарона откажутся поддерживать родственные связи, особенно если родственничек — кардинал — человек, достигший вершины. Надо собрать данные обо всех семьях, что входят в этот клан. Да, в Луароне не клановая система, но сейчас именно эти люди — клан. Пробиваясь к власти, они пойдут по головам. Понять бы еще, что пообещал каждому из них Ришон…»
Конечно, это всего лишь мои шаткие размышления, но я подозревала, что отделенная от ромейского престола и выведенная из-под власти Папы Ромского церковь Луарона пытается сейчас стать номером один в государстве. То есть не король будет первым человеком в церковной иерархии, не он будет стоять над церковью, а церковь будет стоять над королем и по собственной воле выбирать правителей. Разумеется, тщательно следя, чтобы эти будущие правители никакой свободой воли не обладали вовсе.
Пусть на моем лице сейчас лежала приличествующая случаю маска скорби, пусть я крестилась в нужных местах и аккуратно подносила к глазам кружевной платочек, пусть мне даже жалко было Ангердо, к которому я привыкла за эти годы как к неизбежному злу, но все во мне в это время говорило: «Вот он, твой настоящий враг!».
Кардинал бормотал слова утешения, говорил, что Господь в своей мудрости сам решает, кому и сколько жить на этом свете, рассуждал о смирении и покорности…
Я смотрела в мудрое лицо сухонького кардинала и повторяла про себя фанатский лозунг: «Кто не с нами, тот против нас.* Об этом еще Христос предупреждал. Только, несвятой отец, работает это всегда в обе стороны!»
* Кто не с нами, тот против нас — фраза, ставшая популярной в Советской России после Октябрьской революции. Её использовали как угрозу и предостережение для нейтралов в политике. Первоисточником считается фраза Христа, упомянутая в Евангелии от Матфея: «Кто не со Мною, тот против Меня.»