Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем
Шрифт:
Американцы первую победу реактивного самолёта над другим реактивным относят к 8 ноября, когда пилот F-80 первый лейтенант Рассел Браун будто бы сбил «миг», однако советские полки в этот день потерь не имели, а китайцы и корейцы на реактивных машинах тогда ещё не летали. К сообщениям американской стороны о воздушных победах вообще следует относиться крайне осторожно.
С командного пункта корпуса вблизи Аньдуна (городок напротив Синыйджу – на другом берегу Ялу) боевыми действиями руководил командир или один из его заместителей. Для управления применялись локаторы и радиостанции. Дежурные смены лётчиков сидели в кабинах с включёнными радиостанциями, боевые задачи ставились, когда они уже находились в воздухе. Выразительное описание быта оставил Борис Абакумов: «На аэродром иногда привозили кинокартины, которые мы просматривали в стартовом бомбоубежище. Любитель поохотиться – Фукин Вася – умудрялся между полётами пострелять из ружья по уткам… Лётчики – предприимчивые и неунывающие люди. В период дождей, когда аэродром заливала вода из “прохудившегося неба” и насосы не успевали её откачивать за дамбу, любители рыбной ловли и здесь находили себе занятие: руками ловили довольно крупную рыбу… В… большой столовой городка пищу мы принимали два раза в день – утром, рано на рассвете, когда ещё солнышко не встало, мы подкреплялись чашкой кофе или какао, положив в неё ложечку сливочного масла и закусив печеньем или кусочком колотого плиточного шоколада. Другая пища в эти предрассветные часы просто не вызывала аппетита. И ещё вечером, после полётов, – тогда мы спокойно съедали фирменные блюда: по две порции шашлыка и по две порции отваренных, а потом хорошо поджаренных пельменей, конечно, предварительно выпив грамм 100–150 спиртного. На столах у нас было сервировано по бутылке пива на каждого, на двоих – бутылка коньяка или бутылка портвейна. Но, представьте себе, никто больше положенной нормы не выпивал. Мы ещё смеялись: дома бы все бутылки были пусты, а здесь всё остаётся… Каждый знал, что завтра боевые вылеты с большими перегрузками… Около девяти часов утра к нам на аэродром привозили настоящий завтрак… Американцы специально организовывали налёты в часы нашего приёма пищи. Они знали, что наполненный желудок при перегрузках будет иметь очень большой вес и, следовательно, изменит свое местоположение, что отразится на… самочувствии. Вот поэтому большинство положенных калорий мы принимали в ужин и для разрядки нервной системы принимали свои “боевые” 100 грамм. Это помогало нам быстрей уснуть. Иногда появлялось настроение выпить водочки, купленной в магазине, ещё до ужина, в узком кругу товарищей, именно в запретной обстановке, как говорится, на ходу, закусив яблоком… Не знаю почему, но это было приятней, чем в открытую, за столом, бесплатно – и пей сколько твоей душе угодно. Конечно, после такой процедуры на столе в столовой оставалась почти вся выпивка нетронутой. Никто больше своей нормы неупотреблял. Был очень жёсткий самоконтроль. Видимо, есть какая-то психологически тонкая сторона именно в таком затаённом употреблении спиртного в узком кругу товарищей… Одевались мы по-разному. В жаркое время – лётная куртка на майку-сетку, с левой стороны десантный нож, с правой – кобура с пистолетом, брюки навыпуск из хлопчатобумажной ткани тёмно-синего цвета, заправленные в красно-коричневые сапоги. В весенне-осеннее время сапоги были на меху. На голове шляпа или кепка. Иногда мы ходили в форме китайских добровольцев. Вместо лётной куртки надевали зелёную хлопчатобумажную тужурку (зимой обмундирование было суконное, такого же цвета). В период дождей после полётов приходилось надевать резиновые сапоги и плащи-дождевики, купленные в магазине». В двухнедельные отпуска ездили в Порт-Артур и Дальний, где воюющих в Корее лётчиков звали «северянами». «Документов у нас никаких не было, пистолеты мы носили в карманах, чтобы не смущать военные патрули. В Дальнем мы приобрели гражданскую одежду. При примерке и покупке её привели китайцев в смятение своими пистолетами, когда перекладывали их из кармана в карман».
Китайский лётчик Ли Си Цын
Поначалу 64-й корпус входил в состав Оперативной группы советских ВВС в Китае под командованием главного военного советника генерал-полковника Степана Красовского – Героя Советского Союза, на Великой Отечественной командовавшего воздушными армиями. В конце 1951 года корпус включили в состав Объединённой воздушной армии китайского генерала Лю Чжэня, туда же входили авиачасти Корейской народной армии.
Объединённая воздушная армия была создана осенью 1950 года, заступила на дежурство на прифронтовых аэродромах Аньдун и Мяогоу летом 1951-го. При командующем армией Лю Чжэне состоял советником генерал Дмитрий Галунов – лётчик, принявший боевое крещение ещё в небе Испании. Северокорейскими ВВС командовал генерал Ван Лен, его советником был полковник Александр Петрачёв. Китайские и корейские пилоты переучивались на «миги», готовились к боям. Генерал Красовский вспоминал: «Вскоре после прибытия в Китай мне было поручено сообщить Мао Цзэдуну, что Советское правительство решило безвозмездно передать Китайской Народной Республике несколько сот самолётов МиГ-15… Будет уместно напомнить, что “миги” были подарены КНР в 1951 году, когда мы только начали перевооружение своих истребительных частей на реактивную технику. Кроме боевых самолётов в Китай поступало много разнообразного авиационного имущества… Большую помощь оказывали мы и в подготовке авиационных кадров… Развернули сеть курсов, школ». Со временем число пилотов Объединённой воздушной армии на передовых аэродромах Аньдун, Мяогоу, Дапу и Дагушань превысило количество «мигов» 64-го корпуса.
Выучкой китайцы и корейцы уступали советским пилотам. Борис Абакумов: «Потери у них, по сравнению с американцами, были один к одному…» Он же приводит такой случай: «Однажды наши советники спасли жизнь… китайскому молодому лётчику, который неудачно приземлился на МиГ-15 и сломал у него шасси. Китайцы приговорили его к смертной казни, видимо, жизнь человека для них – пустяк. Они мотивировали это решение тем, что за эти самолёты они платят большие деньги, а он их ломает. Наши советники доказывали, что обучить лётчика гораздо сложнее, чем сделать самолёт… Лётчик остался жив». Лев Колесников: «Китайским лётчикам… нельзя было отказать в смелости. Но у них ошибочные взгляды на роль ведомых лётчиков. Часто ведомые, увидев противника, не предупреждая ведущего, шли в атаку… Многие не умели по-настоящему пользоваться прицелом. С подбитыми самолётами китайцы расставались поспешней, чем это… диктовала необходимость». Герой Советского Союза командир 224-го полка Ермаков: «Тактикой воздушного боя они владели слабо, особенно ведением группового воздушного боя… Каждый сам по себе, идёт до тех пор, пока либо не собьёт, либо его самого не собьют». Генерал Красовский: «Китайские товарищи быстро уставали во время полётов. Это объяснялось тем, что в их пищевом рационе не хватало жиров, мяса, масла… Другая трудность состояла в том, что советские лётчики-инструкторы не знали китайского, а курсанты, в свою очередь, русского языка. Пришлось срочно издать китайско-русские разговорники. Для советских инструкторов были организованы кружки по изучению китайского языка. За год будущие лётчики налетали по сто – сто двадцать часов, ознакомились с элементами боевого применения, овладели лётно-тактической подготовкой. Словом, из недавнего пехотинца получался неплохой лётчик… Боевая подготовка лётного состава китайских ВВС была на уровне современных требований… Когда китайские добровольцы вылетели на фронт… в первых же боях они продемонстрировали не только мужество и отвагу, но и высокое лётное мастерство».
Со временем у китайцев и корейцев появились свои асы. Мы знаем выдуманных китайских лётчиков: брехтовского Янг Суна [42] , живущего в загадочном, звучащем по-французски Сезуане – конечно же, китайской провинции Сычуани; Джао Да, давшего название московскому музыкальному клубу; Ли Си Цына из народной, имеющей множество вариантов песни про «Фантом». Её раскрутил музыкант Сергей «Чиж» [43] Чиграков, причём в тексте песни – прямая отсылка к Вьетнаму. Историческая правда, однако, состоит в том, что Ли Си Цын и компания воевали в Китае ещё с 1937 года (само имя звучит именно по-китайски, более того: Ли Сицин, латиницей Li Xi-Qing – реально существующее китайское имя), в Корее с 1950-го, а во Вьетнаме не воевали вообще – или же очень ограниченно и в условиях глубочайшей секретности. Существуют публикации, доказывающие, что в апреле 1965 года советские лётчики на самолётах МиГ-17 открыли боевой счёт в небе Вьетнама, сбив два американских истребителя-бомбардировщика F-105, но эти сообщения не подтверждаются документами. Историю участия Советского Союза во Вьетнамской войне ещё, похоже, предстоит по-настоящему написать, поскольку она до сих пор окутана множеством легенд, – от того же Ли Си Цына до мнимого участия Фёдора Конюхова, впоследствии прославленного путешественника, во вьетнамских рейдах советского спецназа ГРУ. Объяснить это обилие мифов секретностью не получается: та же Корейская война давно рассекречена и изучена. С другой стороны, никто не скрывает и не отрицает участия во Вьетнамской войне советских зенитчиков, лётчиков-инструкторов, советников. Если бы во вьетнамском небе действительно бились наши лётчики, давно бы появились подробные исследования с датами, деталями и фамилиями.
42
В спектакле «Добрый человек из Сезуана» (поставленном Юрием Любимовым в 1963 году и положившем начало Театру на Таганке) эту роль играл Владимир Высоцкий.
43
Напомню, что Чиж – фамилия советского лётчика, первым одержавшего победу в корейском небе.
Биография фальшивого китайца Ли Си Цына, как уже сказано, корнями уходит в Китай, которому в 1937–1940 годах наши лётчики помогали отражать японскую агрессию. Советские писатели и пропагандисты не могли молчать, но не могли и говорить всей правды. В 1939-м и 1940 годах в СССР вышли две книги: «Записки китайских лётчиков» за авторством Фын Ю-ко и «Крылья Китая. Записки военного лётчика» капитана Ван Си. В действительности книги написали журналисты Юрий Жуков и Юрий Корольков. Они-то и замаскировали Губенко как Ху Бен-хо, Ванюшина как Ван Ю-шина и так далее. Но по-настоящему популярным Ли Си Цын стал позже, как раз в период войны во Вьетнаме. Появились даже анекдоты: «Вьетнамские лётчики-герои Си Ни Цин и Ли Си Цин выступают на пресс-конференции.
Вопрос:
– Что самое трудное в воздушном бою?
Ответ:
– Труднее всего управлять самолётом и при этом не забывать всё время щуриться».
Знаем ли мы настоящих, не фольклорных китайских лётчиков? Лучшими китайскими асами Корейской войны стали Дун Вен, Чжао Баотун и Ван Хай, северокорейскими – Ким Ги Ок и Кан Чон Док. У каждого – до десятка побед. Одной из эскадрилий ВВС КНДР командовала Тхя Сен Хи, летавшая на поршневых «яках», а впоследствии – на «мигах». Корейцы использовали одну из тактических находок Великой Отечественной – снайперские ночные бомбардировки с «небесных тихоходов» По-2, казалось бы устаревших ещё позавчера, но манёвренных и малозаметных. 28 ноября 1950 года группа По-2 уничтожила на земле 11 «мустангов», 17 июня 1951 года – 9 «сейбров». За ними охотились ночные истребители «тайгеркэт», имевшие радиолокационные станции.
Присутствие советских военных в Корее было хоть и «секретом Полишинеля», но всё-таки секретом – обострения Сталин не хотел. На советские самолёты наносили корейские опознавательные знаки – два кольца вокруг красной звезды. Лётчики переодевались в китайскую форму и даже имели китайские псевдонимы. В полёт не брали документы, зато брали шпаргалки, чтобы переговариваться по-корейски. Ас Корейской войны Сергей Крамаренко: «Мы почти два месяца учились подавать команды… на корейском языке, а для подсказки держали на правом колене планшет с командами на русском и корейском… Во время учебных полётов дело… обстояло более или менее благополучно… Но когда… дошло до боевых действий… все корейские команды моментально улетучивались, и весь радиообмен шёл исключительно на русском языке. Американские средства радиоперехвата, конечно, всё записывали, но радиообмен не был доказательством». Евгений Пепеляев: «Установка на радиообмен на корейском языке в воздухе не привилась». Борис Абакумов: «Наши ребята в бою работали открытым текстом, мы никак не могли освоить корейский язык. Все команды передавались на русском языке, часто с различными присказками по ходу боя: “Дай я его!..”; “Смотри, смотри, крутит слева в хвост!”; “Бей его, бей!..”; “Отлетался, голубчик!”. Американцы эти переговоры прослушивали и даже, по сведениям Абакумова, порой пытались вмешиваться в управление боем на русском языке. Георгий Лобов: «Мы предполагали, что американцы прослушивали нашу радиосеть… и передавали наиболее важные команды условным языком… на приборные доски МиГ-15 наклеивались таблички раскодирования приказов и запросов».
Интересно, что и много лет спустя американские историки ничего не писали о присутствии в небе Кореи русских – говорили только о китайских «мигах» и о том, что за спиной Кима и Мао стоял грозный «дядя Джо» – Сталин. Уильям Стьюк пишет об «успехах советской программы обучения китайских лётчиков», в сборнике Стюарта о советских пилотах тоже ничего не сказано. Даже в книге 1987 года «Забытая война США в Корее» Клэй Блэр рассказывает об участии советских военных лишь предположительно – видимо, не было точных сведений. Пиши он книгу всего несколькими годами позже, мог бы легко воспользоваться опубликованными в России материалами о боевой работе 64-го корпуса.
Никаких официальных претензий со стороны Вашингтона по части вмешательства в Корейскую войну Москва не получала. Наивно было бы думать, что американская разведка ничего не знала. Вероятнее всего, Штаты предпочли закрыть глаза на присутствие в небе Кореи советских пилотов, к тому же выполнявших задачи сугубо оборонительного характера и лишь над северокорейскими тылами. Не желая расширения конфликта и возмущения американской общественности, спускали всё на тормозах. Пол Нитце, возглавлявший одно из подразделений Госдепартамента США, заключил, что огласка принесёт вред: «Если бы стали афишировать эти факты, американская публика стала бы требовать ответных действий, а мы не хотели войны с Советами».
Там вдали, за рекой: против «крепостей» и «сабель»
9 ноября лётчики Подгорный и Бордун сбили каждый по «суперкрепости» – бомбардировщику В-29. У тех было впечатляющее по прежним временам оборонительное вооружение – 12,7-мм пулемёты по периметру, но пушечным огнём «мигов» их можно было поражать издалека, даже не входя в зону ответного огня. Генерал Лобов: «Первые же… воздушные бои против В-29 показали, что его громкое название “суперфортресс” (“сверхкрепость”) далеко не соответствовало действительности… Не смогли обеспечить безопасность В-29 и многочисленные отряды американских истребителей… Наши лётчики имели много встреч с В-29, каждая из них заканчивалась тяжёлыми потерями для противника, которые болезненно и остро воспринимались им, поскольку четырёхмоторный бомбардировщик стоил дорого. К тому же вместе с самолётом зачастую гибли десять-двенадцать человек экипажа». Как тут было советским лётчикам не вспомнить старое, двадцатилетней давности, изречение Сталина: «Нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять»?