Красное небо. Невыдуманные истории о земле, огне и человеке летающем
Шрифт:
Из книги Стюарта: «Северокорейские реактивные истребители МиГ-15 базировались севернее реки Ялуцзян, находясь в безопасности на территории КНР. Наши самолёты “сейбрджет” должны были летать каждый день к северным границам Кореи, вызывая их на бой. Если северокорейские истребители принимали вызов и пересекали реку, “сейбрджеты” уничтожали их… Результат этих боёв оказался дорогостоящим для северокорейцев, так как их потери составили более 800 реактивных истребителей». Стюарт лукавит: создаётся ощущение, что «сейбры» летали просто подраться от нечего делать. На самом деле шло планомерное уничтожение Северной Кореи, которое по мере сил срывали советские «миги». Потери противника американцы многократно завышали – для успокоения то ли самих себя, то ли общественного мнения. Собственные потери занижали,
Полковник Тинг: «Подобно средневековым рыцарям, лётчики истребителей F-86 совершали полёты над Северной Кореей к реке Ялуцзян. Их серебристые самолёты блестели на солнце и оставляли за собой инверсионные следы. Рыцари вызывали на бой численно превосходящего противника». На самом деле американцы избегали вступать в бой, не имея численного перевеса, а на рыцарский турнир воздушные схватки походили менее всего. В воспоминаниях советских лётчиков не раз встречаются сведения о расстрелах американцами катапультировавшихся пилотов – едва ли это можно назвать рыцарским поведением. Евгений Пепеляев: «Лично я подбитые и повреждённые в бою самолёты никогда не преследовал и не добивал… Если подбитый самолёт выкарабкается из ситуации, в которую попал, то пусть живёт, слава Богу. Ни разу не стрелял по лётчикам, спускавшимся на парашютах, не видел и не слышал, чтобы это совершал кто-нибудь из наших. Наш же противник, случалось, прибегал к этому нечестному приёму».
Тот же полковник Тинг писал об «уничтожении 11 самолётов противника на каждый потерянный нами самолёт» – это уже чистой воды пропаганда, шапкозакидательство. Подобные заявления напоминают советские довоенные слоганы о будущих боях исключительно «малой кровью на чужой территории», только сделаны они задним числом. В этом смысле мемуары советских лётчиков и военачальников куда трезвее, объективнее и, кстати, уважительнее к противнику.
Другое дело, что вышли они много позже – в силу той самой советской секретности. Пепеляев: «Даже после возвращения из командировки… всё было направлено на сохранение в тайне информации, связанной с поездкой и ведением боевых действий в корейском небе… Информации о Корейской войне было опубликовано на Западе очень много. Это была весьма тенденциозная информация, основанная на целенаправленном подборе отдельных документов и щедро дополненная вымыслом… Читатели узнавали, что американские самолёты были самыми лучшими, а американские лётчики били противника в Корее как куропаток. В нашей же стране о воздушной войне в Корее “широкая общественность” не знала почти ничего… Посылали авиаполки на войну, а в документах писали – “в правительственную командировку”. В наградных листах писали кратко “за образцовое выполнение служебного долга”. В похоронках писали не “погиб в воздушном бою”, а “погиб при выполнении служебного долга”».
В Америке уже в 1958 году экранизировали роман Джеймса Солтера «Охотники» о воздушных боях в Корее. В этом кино от пулемётных очередей «сейбров» так и норовят взорваться огненным шаром один за другим советские «миги». Главным противником американцев выступает китайский ас по имени почему-то Кейси Джонс.
У нас подобного кино никто не снял. А ведь историю мы знаем именно из романов и фильмов – архивы и документы остаются уделом слишком узкого круга профессионалов.
Осторожные упоминания об участии наших лётчиков в Корейской войне появились в советской печати много лет спустя. По данным историка Юрия Ванина, первым был дипломат, китаевед Михаил Капица, опубликовавший в 1969 году книгу «КНР: два десятилетия – две политики». В ней прямо говорилось, что в Северо-Восточном Китае располагались советские авиадивизии, нанёсшие большой урон авиации США, и что в случае ухудшения обстановки СССР готовился ввести в Корею 5 танковых дивизий. В написанной Михаилом Арлазоровым биографии Артёма Микояна, вышедшей в серии «ЖЗЛ» в 1978 году, находим цитату из другой книги – «История внешней политики СССР»: «В эти критические дни советское правительство по просьбе правительства КНР перебросило в северо-восточные провинции Китая несколько советских авиационных дивизий. В воздушных боях советские лётчики сбили десятки американских самолётов».
В 1985 году
Благо некоторые асы Корейской войны дожили до новых времён, успели написать и опубликовать мемуары. Пожалуй, самые интересные из них – «Против “мессеров” и “сейбров”» Сергея Крамаренко и «“Миги” против “сейбров”» Евгения Пепеляева.
Испепеляющие залпы
Пепеляев родился в 1918 году в золотом посёлке Бодайбо, рядом с местом Ленского расстрела 1912 года, на Витиме, ставшем одним из прообразов шишковской Угрюм-реки. С детства охотился, метко стрелял. В военные годы служил на Дальнем Востоке, в глубоком тылу, который, впрочем, мог в любой момент стать второй, восточной передовой. Продуктов не хватало, Пепеляев даже разработал метод охоты на медведя при помощи И-16: с неба загонял зверя поближе к месту расположения части и прекращал его метания короткой очередью.
На Великой Отечественной Пепеляеву повоевать не пришлось, если не считать недолгой стажировки в действующей армии в период затишья. В августе-сентябре 1945 года принял участие в боевых действиях 2-го Дальневосточного фронта – выполнил около 20 боевых вылетов на разведку и прикрытие.
Его звёздным часом стала Корея. 1 апреля 1951 года 196-й авиаполк, которым командовал Пепеляев, перебазировался на передовой аэродром Аньдун. Предстояло прикрывать гидроэлектростанцию на реке Ялу, железнодорожный мост через неё же, дороги. Бывало, что американцы пересекали границу и появлялись прямо над аэродромом. Некоторые лётчики, пишет Пепеляев, после этого «затосковали по Родине». Командир братского 176-го гвардейского полка подполковник Кошель и некоторые другие лётчики «под разными предлогами уехали в Советский Союз, не выполнив ни одного боевого вылета».
Атмосфера здесь была более мягкой, если так можно выразиться, по сравнению с Великой Отечественной. «Я лично в большинстве случаев не препятствовал, а содействовал отъезду многих лётчиков в Советский Союз: по профессиональной непригодности; ввиду непроходящей боязни и растерянности в бою; страха, иногда появлявшегося после катапультирования», – пишет Пепеляев. Он не требовал жертвовать собой, любой ценой выполняя боевую задачу. «Главное – не дать бомбить обороняемые объекты, вытеснить противника… Тактика наших воздушных боёв была больше оборонительной, чем наступательной. Я ставил задачу – после войны всем вернуться домой с победой».
Пепеляев считал очень важной психологическую подготовку: «В моё время в учебных планах предмет психологии никогда не значился, даже не упоминался… При медицинском обследовании при наборе в авиационное училище никто и никогда не касался вопросов, связанных с психикой… Оглядываясь сейчас на свою жизнь в авиации… прихожу к выводу, что при правильном учёте человеческого фактора многих потерь можно было избежать… Для человека, который выполняет работу порой за гранью человеческих возможностей, который находится один в дорогостоящей и сложной машине, который должен сам быстро принять лучшее решение и выполнить его, иной раз в ситуации экстремальной соответственная психологическая подготовка не менее важна, чем специальные навыки».
Пепеляевский полк потерял в боях четверых лётчиков и десять самолётов, уничтожив более ста американских машин. Сам комполка за десять месяцев совершил 108 боевых вылетов, одержал не менее двадцати побед. Пепеляев считал, что его представление на звание дважды Героя «зарубило» начальство ПВО, куда передали по возвращении в СССР 324-ю дивизию. Отношения Пепеляева с Савицким, командовавшим в то время авиацией ПВО, не сложились ещё с 1940 года, когда Пепеляев в учебном бою взял верх над будущим маршалом. Характер, похоже, у обоих был непрост.