Крепость
Шрифт:
И тут зазвонил телефон. Он вскочил, бросился искать, вспомнил, что телефон стоит на зарядке, рванул к розетке.
– Слушаю.
– Иван Сергеевич, здравствуйте, это Дима. Как вы там?
– Нормально, работаю, что у вас?
– И мы работаем, Иван Сергеевич, отчет закончили, помните, вы обещали посмотреть. Меня Нина попросила вам позвонить, вы посмотрите?
– Конечно, я же сказал.
– Хорошо, Иван Сергеевич, можно, я его в четверг привезу?
Он замялся: забыл, какой день на дворе.
– Можно и в четверг. Есть новости?
– Маничкин на нас пошел горой, требует клад в музей отдать. А Нина его в Москву отвезла на реставрацию, так что не будет ему клада. Пока не будет. Он грозится дело завести. Я приеду, расскажу. Иван Сергеевич, я по вас соскучился.
– И я, Дим, тоже соскучился, давай, жду.
Повесил трубку, посмотрел в телефоне календарь: вторник, 4 ноября. Выходило, что Димка приедет через день.
Маничкин, Нина, Димка – за местными бедами всё отошло на второй план, только-только начала успокаиваться душа, и вот снова, всё снова? Посмотрел на Рея, лежавшего на своей подстилке, подмигнул ему: «Прорвемся?» Рей радостно застучал хвостом по полу.
Вдохнул-выдохнул несколько раз через нос, выполнил йоговское упражнение, настроил дыхание, успокоился и почувствовал, что готов встретиться с Димкой, что не соврал ему, соскучился. Сможет проверить отчет, и даже Нине смог бы сейчас посмотреть в глаза и говорить с ней. Шевельнулась и пропала мысль: Нина просит помощи, без него ей не справиться, может, ищет повода замириться? Но тогда бы приехала сама. Или гордость не позволяет? Но гадать не стал – какая разница? Ничего уже не восстановишь, отчет – последняя связующая ниточка; посмотрит его, сделает замечания, а потом эта ниточка оборвется.
Фонарь за окном горел ровно, освещая голые кусты сирени на Стальковом огороде. Мальцов посмотрел на белую галогеновую лампочку, затем с силой сжал веки – перед глазами возникла пульсирующая оранжевая точка. Постепенно она становилась всё меньше и меньше и истаяла, ее сменила черная темнота.
Эту ночь он спал спокойно, без снов, проснулся с первыми лучами солнца, свежий и здоровый. Выскочил в трусах на улицу, сделал зарядку, облился в бане холодной водой, позавтракал, сел к столу и целый день работал, как давно не случалось.
Вечером зашла Лена, сказала, что Таисия очнулась и ей ставят капельницы, зато теперь запил Сталёк. Отнес Валерику материнскую швейную машинку, получил авоську водки и пьет не просыхая. Мальцов выслушал ее рассказ, как доклад младшего по званию, кивнул головой:
– Всё понял. Пьет, значит, пьет, его дело. Если честно, я тут работаю целый день.
– Извини, если помешала, я просто так зашла, думала, тебе интересно.
– Спасибо, теперь буду в курсе.
Она ушла, обиженная.
Мальцов встал, растопил лежанку, размял затекшие плечи, опять сел к столу. Завтра приедет Димка, привезет деревские новости, и он услышит о Нине. Прогнал мысли о том, что услышит завтра, упрятал их глубоко, как поступал сегодня целый день, заставил себя думать о книге. Смотрел в окно на кровь небес, что начинала разливаться на закатных облаках. Ветер менял их очертания, лепил причудливые фигуры. Из-за леса показалась апельсиновая луна, она росла, горбилась, набиралась сил, затем оторвалась от земли и быстро начала возноситься ввысь. Зашныряла в облаках, уменьшаясь, меняя цвет меди на цвет серебра. Облака жили своей жизнью, одни росли, другие умалялись, сливаясь с поглощавшими их великанами. Мальцов следил за этой небесной баталией-танцем, медленной и завораживающей, и не мог отвести глаз. Веселый оранжевый и бойкий желтый давно слиняли, превратившись в тревожный красный и нутряной охряный, затем переродились в умиротворяющий фиолетовый и безликий серо-синий. После настал черед темно-синего, бездонного, несущего угрозу. Он наползал со всех сторон сразу, съедал исподволь теплые краски, как пепел и зола отнимают силу у слабеющего огня. Затем всё укрыл черный, словно потянули за огромную заслонку и она поставила финальную точку, сменив время дня на время ночи. То тут, то там загорелись редкие звезды-путеводительницы, лампады, обозначившие стороны света в пугающей черной пустоте. Высоко-высоко утвердилась серебряная монета луны – оберега кочевников. Каменный идол ее древнего божества Аль-Илах был изгнан из Каабы пророком Мухаммедом, но остался в груди каждого человека, приученного поколениями предков изливать холодному лику луны пылкие стоны и горячие чувства любви к своим прекрасным избранницам.
10
Димка приехал днем, когда он сидел за столом. Сперва услышал приближающийся звук мотора, затем раздался лай Стальковой собаки. Уазик подкатил к дому, Мальцов не без злости отметил: Калюжный не поскупился, выдал Димке экспедиционную машину. Вышел встречать на порог. Димка бросился ему навстречу.
– Иван Сергеевич, как же я соскучился! У нас теперь новые законы, Калюжный всем управляет.
– А что Нина?
– В понедельник легла на сохранение недельки на две. Я вчера ее навещал, она чувствует себя хорошо, лечащий врач ею доволен. А меня, Иван Сергеевич, бросили на реставрацию керамики, я попробовал, мне понравилось, горшки такие красивые получаются.
– В прошлый раз тоже всё сначала было хорошо. Проходи в дом, чайник сейчас вскипит.
Шофер постеснялся и в дом не пошел, что было на руку: расспрашивать при чужом человеке было бы неудобно. Сели на кухне. Димка набросился на него, как только захлопнулась дверь:
– Может, передумаете, вернетесь? Калюжный просил передать, что зря вы тогда поссорились, он будет очень рад, если вы передумаете. Если честно, нам вас не хватает, Иван Сергеевич.
– Нине тоже?
– Иван Сергеевич, она теперь с Калюжным.
Димка засмущался и опустил глаза.
– Они вместе живут?
– Вроде того, у Калюжного же в Твери семья, но он у нас постоянно и ночует в вашей квартире. Простите, Иван Сергеевич, я думаю, вам надо знать.
– Мне надо знать, ты прав, но это уже не мое дело. Я работаю, водку не пью. Ладно, давай по делу. Отчет оставь, я всё прочитаю и напишу замечания, потом позвоню. Неделю-полторы мне придется над ним поработать.
– Ага. Я снова приеду или вы к нам?
– Мне в Деревске делать нечего. Что с Маничкиным?
– Вы знаете, Лисицыну сняли, она только месяц продержалась при новом министре. На ее место поставили бывшего олимпийского чемпиона по пятиборью. Маничкин с ним закорешился, неделю из Москвы не вылезал, а теперь работает как ни в чем не бывало. Всем заявляет, что весной начнет Крепость реставрировать.
– Как это?
– Вроде они хотят достраивать стены и башни, Маничкин планирует там гостиницу построить, заказал тверским друзьям-архитекторам проект, только ему не дадут: на памятнике же строить нельзя. Я встретил Николая, бортниковского зама, он мне рассказал. Он и о вас расспрашивал.