Крепость
Шрифт:
Но для кого я кричу? В конце концов, Старик взял Симону во флотилию. Ведь так?
Судя по всему, Старик не настроен на разговор. Но он должен же как-то отреагировать! Подождем немного.
Спустя пару минут, Старик, наконец, произносит:
— Значит, ты допускаешь, что Симона могла сама смастерить тот гроб. Но ведь это смешно! Ты увяз в этой идее фикс! Надо судить трезво. Может быть ничего особенного: я имею в виду отсутствие каких-либо особых подозрений к Симоне. Этой весной в большом объеме начались так называемые профилактические аресты. СД нужно было арестовать почти 50000 человек!
Старик смолкает на несколько секунд, а потом продолжает:
— Внутренние войска Франции, сокращенно ВВФ, сегодня довольно активны. Некоторые моменты говорят о том, что идет своего рода Гражданская война против коллаборационистов, против милиции и тому подобных соединений. Их же видно насквозь: всех этих Петэнов, Лавалей, Правительство Виши и эту их потешную французскую милицию. Однако, уж если они кого возьмут за глотку, то мало тому не покажется!
Старик говорит это с таким пафосом, словно нет ничего более увлекательного, чем внутренняя политика Франции.
— С 3-го июня действует так называемое «Временное Правительство Французской Республики», с Де Голлем во главе. По нашим подсчетам, около полумиллиона человек. Мы не имеем никакого представления, что здесь за каша заваривается на самом деле.
— Симона наверняка знала…
Старик замолкает. Проходит какое-то время, пока он вновь, но более раздраженно, обращается ко мне: «Ты как-то жаловался, что вокруг сохранения военной тайны слишком много театрального и это мол, тебе не нравится» — «В любом случае, хотелось бы составить себе представление о методах сохранения военной тайны!» — возвращаю ему мяч.
Пауза. Старик поднимается, некоторое время стоит молча, потягивается до хруста, и наливает себе еще вина. Когда же он опять садится, говорю: «Я тебе не рассказывал историю об испанских спичечных коробках?» — «Что это еще за испанские спичечные коробки?!» — отрывается Старик от своих размышлений.
Как можно более равнодушно, отвечаю: «У Симоны был один такой коробок. Она стащила его в Ла Боле у какого-то зампотылу» — «А у ТОГО откуда он взялся?» — «Может со своего корабля, на котором мы как-то побывали» — «Я — нет!» — негодует Старик. «Но ты же знаешь, о каком корабле я говорю?» — «О «Weser», полагаю. В Vigo …» — «Точно. Он валялись там, в кают-компании «Везера» повсюду, и любой человек — но видно, только не ты — мог свистнуть пару-тройку испанских коробков, так сказать на сувениры. Открыток-то с видом Виго не было.… В любом случае не совсем подходящая идея для сохранения военной тайны, если затем, совершенно открыто, на столике в кафешке; l’ami Пьеро, лежал один такой коробок. У меня чуть глаза на лоб не вылезли, когда спустя некоторое время, в Виго, я увидел точно такой же коробок. Это значило, что тайна нашего снабжения в Виго оказалась вовсе не тайной».
Старик молчит, будто онемев. Подождав, продолжаю: «Ведь вот как обстоят дела: мне, на каждом моем снимке, служаки из цензуры что-нибудь да обведут красным карандашом. Нельзя даже, чтобы на снимке стоял одинокий портовый кран, а тут на весь мир объявили, что наши подлодки уходят в нейтральные воды Испании» — «Ну и доложил бы рапортом по команде об этом!» — сухо восклицает Старик. «Когда?! Когда Симона показала мне тот коробок, я не мог еще заподозрить ничего плохого. Просто красивая коробочка! Так я тогда думал. На ней был изображен старый паровоз. А сама коробочка была такая черно-красная. Помню, еще удивился тогда: паровоз? Почему не танцоры фламенко? А тут еще и деньги в Виго закончились» — «Так ты полагаешь, что Симона…» — удивляется Старик и смотрит на меня исподлобья.
— Может быть, но поручиться не могу!
Пора бы мне заткнуться. Старик, скорее всего, прав — я вижу связи там, где их быть не может. Однако, спичечный коробок с испанскими надписями и черный гробик, никак не идут у меня из головы. Так же и мои исчезнувшие из Kir Bibi мои фотографии — словно корова их языком слизала.
— Мне кажется, ты бредишь, — произносит Старик, а в голосе чувствуется твердая решительность, — Это просто работа проклятой СД. Я все это уже пережил. Даже оправдательный приговор военного суда будет означать вину человека в их глазах. СД так и ждет этих людей сразу за воротами тюрьмы. У них это называется «Подозрение в повторной опасности Рейху» или как-то так. А это уже еще одна статья!
Надо ли это понимать как утешение? только и могу спросить себя. Старик — как пить дать, сидит на крючке, а потому и хочет поскорее укрыться в своей скорлупе.
В КОНТРРАЗВЕДКЕ
Ровно в восемь утра покидаем расположение флотилии и едем в Ренн. Чувство такое, словно в голове непрестанно гудят-воют колокола. Проклятье! Хладнокровие! Хладнокровие! Внушаю себе всю дорогу.
Отдел безопасности, который мы ищем, располагается в какой-то вилле, в стиле 1900 года, на краю города. Невольно отмечаю: красивое расположение, еще та, старая мебель теплого полированного дерева. Вот жить бы здесь, вдали от выстрелов и так называемого внимательного окружения.
Меня проводят в какую-то сумрачную комнату, прямо к шефу Отдела. Тщательно выверенным движением руки приветствую сидящего за роскошным столом человека. Приветствие мое больше формально, чем просто молодцевато. Бросив быстрый взгляд на нашивки на рукавах мундира, определяю: капитан первого ранга.
Скорее напоминает пожилого учителя, с бородкой клинышком, как у адмирала Форстера.
Почему-то испытываю чувство полной безопасности. Что может со мной здесь случиться?
Однако, каперанг, кажется, не разделяет со мной это чувство. Неприятным, трескучим голосом он обращается ко мне: «Кому, собственно говоря, Вы подчиняетесь субординарно?» — «Трудно сказать…» — «Как это понимать?!» — тут же прерывает меня каперанг. «Я закреплен MPrA-West к подводным лодкам. В настоящее время к 9-ой флотилии» — «Что значит MPrA-West?» — «Военное агентство печати «Запад»».
Приняв смущенный вид, разыгрываю его так, что меня самого удивляет. В данном случае, я представляю собой необычный экземпляр: военное бытие вне предписанных норм. Но пусть понимание течет в уготованном судьбой виде. Ведь моя ситуация действительно нестандартная и может быть понята сразу. Немного жонглирую намеками и вплетаю имена, которые должны быть хорошо известны этому господину. Не боюсь даже приплести имя Геббельса и даю понять, что мне протежировал сам Дениц!
Моя речь заметно сбила спесь с каперанга. После долгих раздумий он бросает на меня взгляд исподлобья и говорит: «Уж Вы-то наверняка извлекли из всего этого максимум выгоды!»
Не понимая этих слов, интересуюсь: «Что вы имеете в виду, господин капитан первого ранга?»
Хотел бы я знать, что у него за пазухой против меня. Если они подобно этому каперангу прут на меня с таким напором, значит, что-то где-то у них на меня есть. Надо быть чертовски осторожным, чтобы не попасть в ловушку этого старого мешка. Все вообще выглядит как плохо поставленная пьеса: не может выглядеть так уютно штаб Абвера: кожаные кресла вместо обычных стульев, бархатные шторы на окнах, портьеры на дверях — тоже из красного бархата, свисающие с потолка лампы, похожие на люстры…