Крепость
Шрифт:
— Адмирал отвечает за оборону суши?! — восклицает Доктор.
— Так точно. В данный момент это так.
— Но защита побережья — это же смешно! — рубит с плеча Доктор, — Как это будет выглядеть: Защита побережья? Ведь стоит союзникам высадиться по всей линии берега, и на ЭТОМ побережье их не разглядишь!
— Вот этот-то человек точно не застрелится! — восклицает Старик, — У него для этого слишком высокое звание. Комендант крепости — всего лишь полковник. Полковник фон Мозель. А Главный управляющий верфью — вице-адмирал Ширмер…. Ну вот теперь вы знаете все!
Чуть привстав со своего кресла, Доктор изображает полупоклон и низким голосом говорит:
— Покорнейше благодарим за столь ясное изложение.
— А ведь еще есть и Капитан порта? — интересуюсь вслух.
— Да. К сожалению. Он — капитан первого ранга, — отвечает Старик, прихлебывая из ложки. Он пытается говорить ровно и тихо. Но когда после обеда выходим во двор, у него вырывается:
— Все, кажется, еще больше запуталось. Мы вообще точно не знаем, где находимся. Объединенная Оборона — это всего лишь еще одна дурь. Здесь это видно каждому, даже самому последнему прощелыге!
Обер-лейтенант Хорстманн хотел бы, так написано в записке, найденной мною в моей комнате, встретиться в городской столовой — сразу после обеда, то есть сейчас.
Что это значит? Почему он мне этого лично не сказал? Зачем это письмецо? Это необычно. На меня этот листок произвел впечатление повестки в суд.
Что может хотеть от меня Хорстманн? И что это за городская столовая? Может быть, он понимает под этим названием когда-то управляемую французами гостиницу Морского коменданта? Давненько я там не был.
«Дом моряка», возведенный администрацией округа, в качестве офицерского казино в центре города на Променадеплац, довольно не привлекателен и скорее похож на сельский клуб с читальным залом и библиотекой. Едва ли он думал о нем.
Что же делать? На долгие размышления времени нет. Ладно, пистолет — в кобуру и вперед в эту чертову столовую.
Хорстманн сидит в углу за кружкой пива. Кроме него никого больше нет.
Едва успеваю заказать выпить, как Хорстманн безо всяких предисловий переходит к делу:
— Вы спрашивали вашего шефа об этом подозрительном приказе Деница — ««Участие подлодок в наступлении фронта»»?
— Нет, а с чего это вдруг?!
— Вот. Я тут переписал наиболее значимые части дословно. Читайте!
Читаю: «Успешная высадка англо-американских войск означала бы дальнейшую потерю для нашей военной экономики жизненно необходимых районов, и серьезную угрозу нашим важнейшим промышленным районам, без которых станет невозможным дальнейшее ведение войны.
Каждому командиру должно быть ясно, что от него сейчас, более чем в любое другое время зависит будущее нашего немецкого народа, и я требую от каждого командира, чтобы он, безо всяких оглядок на иные меры предосторожности, в своем сердце и разуме имел одну цель и задачу: Напал — Торпедный удар — Ушел под воду!» Подпись: Дениц.
На втором листе продолжаю читать: «Беспощадное участие в боевых действиях значит: Каждое вражеское транспортное средство, которое используется для высадки, даже если оно несет на себе около полусотни солдат или всего один танк, является целью требующей вступления в бой всей боевой мощи подлодки. И этому правилу необходимо следовать даже под угрозой потери собственной подлодки. А коль удастся напасть на вражеский флот высадки десанта, не считаться с опасностью движения по мелкой воде или возможным минным заграждением без всяких сомнений и колебаний!
Каждый солдат и каждый вид оружия врага, которые будут уничтожены до их высадки на берег, снижают виды противника на успех высадки.
Та подлодка, которая нанесет противнику при его высадке потери, выполнит свое предназначение и полностью оправдает свое существование, даже если погибнет при этом».
Не отрываю взгляда от бумаги, а слова словно застряли в горле.
— Вот такая ерунда! — словно издалека слышу слова Хорстманна.
Когда, наконец, отрываю взгляд от листков, Хорстманн поспешно спрашивает:
— Вы ничего не заметили?
И поскольку я молчу, продолжает:
— Этот приказ типичный: составлен неясно! И это умышленно. Его интерпретация остается на совести каждого командира. Напасть на одинокий десантный понтон, который везет на себе один танк, не считаясь с потерей подлодки…. Такой понтон имеет всего полметра осадки, не больше. Следует ли мне в таком случае пальнуть по нему торпедой? А может, следует железобетонный понтон с танком на нем, атаковать из пожарного брандспойта? «Полное участие, не считаясь с потерями» — это называется таранный удар! Камикадзе. Вот так! На одном из совещаний, один командир напрямую спросил Комфлота подлодок, как Дениц все это видит в реальности, и получил краткий ответ: «Таран смертника»!
С чего Хорстманн все это мне вываливает? Что он не договаривает?
Едва успеваю открыть рот, что прямо спросить его об этом, он словно услышав мой вопрос, говорит:
— Вы должны написать обо всей этой чепухе и сумасбродстве! Но когда будете писать — вы обязаны написать обо всем, что здесь происходит ПРАВИЛЬНО! Иначе, чем все сегодня вообще есть. Вы должны написать все, что здесь В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ происходит! Иначе, эти мошенники опять все скроют. У НАС нет больше шансов написать и описать все это. Мы еще прорвемся! А здесь все пока tabula rasa. Но может быть, ВАМ более повезет!
Я растерялся. Что я должен ответить? Как я должен успокоить этого охваченного faeon человека?
Хорстманн должно быть заметил, как воровато я оглядываюсь вокруг. Но это его не останавливает. Наоборот — он продолжает еще громче:
— Можете мне полностью доверять. Поймите, они не успокоятся, даже если мы все потонем к чертовой матери! У нас нет никакого сопротивления их сумасбродству и безумию! Как далеко мы все зашли: продолжаем — в слепой ярости, беспощадно, бестолково и бессмысленно — просто продолжаем! И скоро ВСЕ пойдет к черту, абсолютно ВСЕ! Это самоуничтожение безо всяких шансов на выживание!