Крепость
Шрифт:
— Вы должны устранить все средствами вашего борта, — Старик сразу рубит резко. — Следующая тихая вода будет слишком поздно.
— А если задержаться на сутки? — робко спрашивает командир.
— Думаю, не выйдет. Тогда братишки снова будут пасти вас. Что с чиновниками?
— Я расставил посты с автоматами, они никого не выпустят с борта.
— Это хорошо. Это правильно.
— Но если, все же, кто-нибудь захочет теперь смыться…? — спрашивает командир.
— Никто никуда! Никакого театра! Тот, кто на борту, остается на борту!
Овечье лицо адъютанта проникает в мое сознание. Он тихо вошел и теперь единственный из нас стоит: неподвижно, как замороженный. Ему тоже стоило бы надрать задницу! думаю про себя.
— Новый выход Вашей лодки сегодня ночью в 1 час! Два тральщика в сопровождение! Организуйте все необходимое, но не по телефону!
Старик по-настоящему кричит на адъютанта. Вероятно, он вынужден так сделать, чтобы этот парень проснулся. Старик принял решение, и он учитывает также и то, что наши линии выхода уже открыты противником.
— Позаботьтесь о том, чтобы вся область Бункера тщательно — я повторяю: тщательно! — была закрыта.
— Это довольно сложно сделать, господин капитан, — робко произносит адъютант.
— Почему это сложно сделать?
— Из-за персонала верфи, господин капитан.
— В таком случае, Вы сами, если потребуется, должны лично стать во главе этой работы, — как контролер в кино. Я прошу Вас сделать все возможное, чтобы закрыть Бункер!
Адъютант собирается уже исчезнуть, как Старик громко приказывает ему еще:
— И срочно разыщите инженера флотилии!
— Уже сделано, — выпаливаю я.
Старик бросает на меня косой взгляд, затем выпрямляется и берет с края стола свернутую в рулон морскую карту. Он раскладывает ее, разглаживая руками, на своем письменном столе.
— Нигде нет достаточных глубин, — бормочет он, прищурив глаза. — Здесь нет и там нет…
При этом водит правым указательным пальцем по ней туда-сюда.
— Здесь вот было одно место — но теперь вы там можете подойти слишком близко к американским береговым батареям…
Старик задумывается на минуту, прежде чем продолжает:
— Только и остается: идти посреди узости и затем нырять.
И глядя на Морхоффа произносит с горечью:
— Теперь у Вас есть опыт!
А тот корчит такую рожу, словно зыбкую пелену его надежд смыло волной голубой… Что за безумная сцена! Невольно отмечаю: Старик все еще в пижамных брюках и в чем-то вроде гимнастической майки. И в накинутом на плечи купальном халате. Внезапно он тоже, кажется, замечает это и шепелявит:
— …. только сначала надо одеться по форме!
Теперь командир лодки выказывает свою обеспокоенность из-за минного поля. Он хочет знать есть ли карта этого поля.
— Они лежат там уже вечность — якорные мины, — говорит Старик и ведет правой рукой над картой, — Вот здесь за Camaret — и дальше на юг. Почему их не убрали, один Бог ведает. Может и такое быть, что их давно унесло приливно-отливным течением… Парни с минного прорывателя знают о них.
Я хочу уже сказать: Но если они не пойдут с нами за компанию…, как Старик на секунду замолкает и говорит:
— Рейдовые тральщики должны в этом еще больше разбираться. Они сами избегают таких районов.
И сказав это, он нас отпускает: Старик хочет переодеться. Я же хочу забрать, тем временем, рулон с рисунками из моей комнатушки. Я подумал, что смогу легко разместить его вдоль стенки в моей койке на лодке. Когда пересекаю двор, идя к павильону, американские артбатареи начинают палить как сумасшедшие. Здания флотилии непрерывно освещаются будто прожекторами. Весь этот фейерверк, кажется, освещает только местность вокруг Бункера. Мой кубрик изменился совершенно. Я пристально всматриваюсь растерянно в помещение: все убрано: убран весь бумажный хлам, не видно ни клочка бумажки. Кровать застелена по-новому, сверху лежит одно из розовых одеял из борделя: плохой гостиничный номер для коммивояжера. Сдерживая закипающую в животе ярость, успокаиваю сам себя: Все в порядке! Меня же сняли с довольствия. И никто не мог знать, что мы снова вернемся. Должно быть, здесь все привели в порядок экстра-класса для адъютанта какого-нибудь американского генерала, который скоро захватит Брест. Даже о новом ковре подумал зампотылу, или какой-то засранец, который навел здесь такой лоск. Проклятый бордель! Ругаюсь вполголоса. Но затем силы уже покидают меня, и я падаю, не раздеваясь, вытянувшись всем телом, на койку. То, что свет в комнате все еще горит, замечаю только тогда, когда в дверь громко стучат. Мгновенно вскакиваю, испуганный до глубины души.
— Что случилось?
— Это Морхофф!
В несколько шагов я уже у двери:
— Как раз собирался вставать!
Бог мой, ну и видок у командира! Он слегка прикрыл глаза от яркого света моего плафона: выбеленная известью африканская маска!
— Ну, нам пора, — говорит он. — Шеф подъедет позже. Он все еще в офисе.
Парень чуть не падает. Поэтому вынужден прислониться к лутке двери. Кожаная одежда воняет так, хоть святых выноси.
— Я хотел забрать с собой кое-что, но…, — делаю круговое движение рукой, — Вы видите: уже навели полный марафет.
— Да уж, спешат как на пожаре! — скупо цедит Морхофф.
— Все же Вы могли бы поспать хоть немного — здесь, — предлагаю ему.
— Нет-нет, лучше нет. Давайте-ка по быстрому снова на лодке. — И затем, с вымученным смешком: — Они, должно быть, хотят избавиться от всех боеприпасов — кажется…
Мне требуется пара секунд, пока не понимаю, что он имеет в виду американские артбатареи и их фейерверки.
— Они хотят предложить нам, наверное, еще кое-что, — отвечаю, выходя за ним.
Во время обратной поездки к Бункеру, командир, сидящий рядом с водителем, говорит озабоченным голосом:
— Шеф прав: Томми сейчас расслабились, и их шпионы вокруг не берут в расчет возможность нашего нового выхода.
При этом голос его звучит так, словно он разговаривает сам с собой. Чертовски здорово, что он не сказал «Попытка выхода»!
— Возможно и так, что парни с прорывателя сболтнули что-либо. Томми знали с точностью до минуты, когда мы прибудем, — я едва слышу его слова из-за шума мотора.