Крепость
Шрифт:
Пока едем сквозь ущелья обломков, я думаю: Старик твердо решил, что все лодки должны покинуть базу. И вот теперь случится то, что должно случиться: U-730 должна снова уйти — и как можно быстрее. Опять весь этот цирк! Предвижу его жалкое повторение! Чувствую слабость в животе, когда спрашиваю себя, как же на этот раз пройдет в этом погорелом театре сцена прощания. Вероятно, в тишине и тайне… Бункер мертв как никогда прежде: Гробовая тишина. Только несколько человек из OT и несколько рабочих с верфи. Гулкое эхо сопровождает каждый наш шаг. По мне лучше всего было бы, если бы Старик вовсе не приезжал на этот раз в Бункер. Однако, так ли честен я сам с собой? Разве не искал я его глазами? Разве не радовался тайком, что он стоит у верфи на причале? И вот приходит время прощания.
— Могу только надеяться, что не увижу тебя снова, — слышу, как шепчу в шутку, и в то же время чувствую, как моя речь пробивает меня до костей: Не вызвал ли я этими своими словами чего-нибудь? Черт побери все это! Если бы уже, наконец, вышли в море!
— Вперед, за новыми впечатлениями! — говорит командир, стоя рядом со мной. Старик же только и произносит:
— Всего хорошего!
За шумом дизелей эти его слова едва слышны. Протягиваю ему руку. Старик твердо сжимает ее. Затем, почти одновременно, мы салютуем друг другу. Несколькими большими шагами проскакиваю трап. И в следующий миг по скобам забираюсь на мостик. Слава Богу! Ощущаю вибрацию лодки подошвами сапог и всей кожей, и чувствую себя внезапно так, словно получил новые силы. Когда направляю взгляд на корму, вижу расплывающийся сине-молочный дым дизеля. Но вот звучит команда «Стоп дизель!», и вибрация стихает. Это меня не приводит больше в замешательство: Я теперь знаю, что мы начнем движение на электродвигателях. Словно ее тянет скрытый магнит, лодка удаляется от причала. Я зачаровано смотрю, как промежуток черной воды между нашим округлым бортом и пристанью Бункера увеличивается все больше и больше… ЧАСТЬ IV Under the gun Артобстрел внезапно стихает. Тишина кажется торжественной. Только тихое пение наших электродвигателей и шипение моря рассекаемого носом лодки. Теперь я слышу при этом еще и слабый воющий звук. Это тихий ветер, раскачивающий трос сетеотвода! Стою как на иголках. Приходится следить за тем, чтобы аккуратно и глубоко дышать: Мое дыхание то и дело сбивается. Нигде никакого движения. Не получили ли господа известие, что мы снова выходим? Или еще не успели подойти? Перед нами в темноте различаю силуэты двух минных тральщиков, обеспечивающих нам сопровождение и охрану. Когда мы нырнем в этот раз? Слышу, как командир бормочет:
— Слишком много людей на мостике…
Это однозначно касается меня. Значит, вниз в лодку. Едва слезаю с алюминиевой лесенки, слышу крик командира лодки «Тревога!». Команда повторяется в лодке многократным эхом. Короткие ревущие органные звуки, ясный треск взрыва, и наступает темнота. Сразу понимаю: Авиабомба — очень близко — в районе кормы. Один за другим люди с мостика прыгают в люк, и последним, наконец, появляется командир, задраивает люк, быстро, насколько возможно, сползает по лесенке. Лодка слегка наклоняется. Снова сильнее, чем обычно? Всевозможные шмотки скользят в направлении носа. Люди вокруг меня хватаются за что возможно, и пытаются оставаться на ногах. В моей голове роятся мысли: Сколько воды у нас сейчас под килем? Насколько глубоко сейчас в узости этого канала? Вообще находимся ли мы непосредственно в нем? Почему в лодку все же еще не попали? И наряду с этим: А почему мы не стреляли? — Вероятно, слишком темно, для этих собак летать на бреющем…
В темноте слышу, как кто-то орет:
— Заткни там пасть! Парень, никакого шума!
Затем голос командира:
— Я требую точных докладов! Проклятье, когда я получу точные доклады?
С кормы доносятся голоса из полумрака:
— Поступление воды в дизельный отсек!
— Поступление воды в машинный отсек!
Слышу шипение сжатого воздуха, устремляющегося в цистерны. На какой-то момент оно заглушает панические возгласы.
Командир кричит:
— Продувка! Инженер, когда Вы будете продувать?
Становится светло: включилось аварийное освещение.
Инженер-механик сообщает:
— Приказал закрыть клапаны вентиляции, господин обер-лейтенант, и уже подаем сжатый воздух. Все клапаны вентиляции закрыты!
Кто-то шепчет:
— Ах, моя милая…
Теперь вахтенный инженер-механик приказывает:
— Оба мотора полный вперед — оба руля глубины круто вверх! Главную помпу включить!
Смотрю, как вахтенные на рулях глубины нажимают на свои кнопки, затем перевожу взгляд на манометр глубины: стрелка продолжает быстро двигаться по цифрам, вместо того чтобы замедлиться и остановиться.
Централмаат сообщает:
— Главная помпа неисправна!
И с кормы приходит доклад:
— Оба мотора не выходят на полное число оборотов!
Стрелка манометра глубины все еще не останавливается. Так мы скоро свалимся на грунт.
Вахтенный инженер приказывает:
— Принять 300 литров в кормовую цистерну! Давай! Давай!
С носа и кормы поступают новые доклады — едва различаемые и непонятные.
Наконец лодка стоит на ровном киле. Но постепенно, кажется, смещается на корму.
Вахтенный центрального поста шепчет:
— Более чисто выровняться не получится…
Аварийное освещение гаснет, затем вспыхивает вновь. Полутени скользят из темноты наружу и снова внутрь. Проклятье! Был бы здесь хотя бы приличный свет! Но, по крайней мере, мы более не опускаемся.
Два взрыва раздаются в непосредственной близости.
Спины обоих рулевых остаются неподвижными как скала. Хорошие парни! Они не поворачивают головы, они видят только свои манометры и измерительные инструменты. И это правильно.
Командир беспокойно блуждает взглядом по лицам и приборам и при этом у него такое лицо, будто бы он то и дело кусает лимон. Вид этого нервного, издерганного лица совсем не внушает оптимизма. Также не нравятся мне и беспокойные движения его рук.
Хотел бы я, чтобы Старик был сейчас на борту и смог принять команду. Думать надо серыми клетками мозга противника! Продумывать сложные ходы и комбинации за противника, а затем делать совершенно простые, четкие действия, как всегда и поступал Старик: Двигаться прямо, когда противник рассчитывает на обход, и идти в обход, когда противник о таком и не помышляет, вот его метод!
А этот командир здесь? К чему такой командир может побудить? Он даже не может скрыть от команды то, что отображает его нервный срыв.
Теперь у нас есть хороший повод повернуть назад. Но снова вернуться — так не пойдет.
А вот теперь мы встретились теперь еще и с этим: Гидролокатор! Громко и отчетливо, как будто бы снаружи бросают камушки по нашей лодке.
Почему молчит акустик? Думаю дело в том, что он больше не справляется — стуки и грохот поступают со всех сторон. С помощью Metox? Чепуха — мы идем в подводном положении!
Опять новые взрывы. Легкий калибр. А командир? Не понимаю: он не реагирует.
Мы имеем слишком большой перевес! Эта попытка к бегству была обречена на неудачу с самого начала. И Старик знал это, он должен был это знать. Я тоже это знал: Это не могло хорошо пройти! No escape. Гип-гип ура и жирная добыча! Только на этот раз для другой фирмы. Томми разберутся с нами. Совершенно ясно! Это ясно как апельсин. «… апельсин» — изречение из той чепухи, которую мы пели как и все дети: «
Мы делили апельсин, Много нас, а он один..»