Крест и посох
Шрифт:
Главное же, что даже если и не поверят Константину до конца, решив дождаться возвращения Глеба, то все равно будут настороже. Одно это в корне изменит дело.
Пусть дружинников князья с собой много не взяли, но все равно у восьмерых вместе должно набраться столько же, сколько и у Глеба, а может, и больше. Получается, что силы равны. Учитывая же, что фактора неожиданности не будет, Глеб навряд ли решится напасть в таких условиях.
Правда, оставались еще половцы, которые должны были выступить на стороне Глеба. Ну и ладно. На самый худой конец, рядом пристань и ладьи — всегда можно отплыть на них, а там, на Оке, попробуй осиль их.
Тем более можно как-то исхитриться, встретиться с их ханом заранее и обо всем перетолковать. В конце концов, если надо, даже пойти на откровенный блеф, заявив, что он, Константин, передумал и теперь половцам надлежит…
Хотя стоп!
И в памяти Константина как по заказу всплыли слова кого-то из князей, произнесенные во время зимней встречи в Переяславле Рязанском. Кажется, их сказал Юрий, а может, и Олег. Впрочем, неважно кто, главное, что именно было произнесено: «Так ведь у тебя в женках сестрица Данилы Кобяковича. Неужто степняки про оное родство забыли?»
Да и Глеб в Ольгове тоже упоминал что-то эдакое. Мол, лишь бы твой шурин не подвел.
Выходит, во главе половцев будет стоять Данило Кобякович собственной персоной.
Ну совсем красота. Тогда и тут без проблем. Скорее уж напротив, о таком подспорье оставалось лишь мечтать, а тут оно само идет в руки, только бери.
И к вечеру, уже подъезжая к Исадам, Константин ожил и развеселился, а увидев скачущего навстречу с десятком дружинников Глеба, злорадно подумал: «На сей раз не видать тебе, Каин, Авелей как собственных ушей. Увы, но твой брательник в последний момент успел кое-что сделать. Правда, ты об этом еще не знаешь. Ну да ничего. Сюрприз будет».
Глава 8
Накануне
Сделав шаг вперед, подумай, сможешь ли ты отступить. Тогда избежишь участи бодливого барана, чьи рога застряли в стене. Прежде чем начать какое-нибудь дело, прикинь, сможешь ли завершить его. Тогда не уподобишься тому, кто взялся проехать верхом на тигре.
Поначалу Константин еще думал о том, чтобы каким-то образом попытаться разубедить самого Глеба. Мол, ни к чему оно, когда ты и так старший на Рязани, тем более что теперь, учитывая силу еще двух родных братьев — его и Изяслава — никто, даже если бы и очень хотел, не осмелится тебе перечить.
Рассчитывая на это, он успел подыскать целую кучу весомых аргументов, но едва только начал прощупывать почву, как натолкнулся на резкое и решительное неприятие.
— Ни к чему словеса твои! Пустое! И менять ничего не будем, — наотрез рубанул Глеб. — Пока они живы, все одно — того и жди, что кто-то меч в спину вонзит. Лучше уж мы сами его поранее.
Еще пара проб принесла те же плоды. Не сказать, что результата не было вовсе, вот только был он со знаком минус.
А потом стало кое-что рушиться и в тайных планах Константина.
Первое неприятное известие он получил поздно вечером в шатре князя Глеба.
Недобро усмехаясь, новоявленный Каин поведал, что часть ладей, на которых прибыл правитель Пронска, их родной брат Изяслав, будут уже этой ночью выведены из строя, а остальными займутся завтра поутру его люди.
Константин молча кивнул в ответ, едва не подавившись сочным куском нежно-розового балыка, но чуть поразмыслив возразил:
— А зачем? Они и нам сгодятся. Пусть часть твоих людей близ них останется, и, как только все начнется, они воев Изяславовых и повяжут. И ладьи целы останутся, чтоб до Пронска быстрее добраться, и дружины наши его людишками пополнятся. Сдается мне, что так-то оно куда лучше будет.
Удивленно глядя на Константина, Глеб коротко хмыкнул, задумался, а потом сказал:
— Может, оно и впрямь лучше бы их оставить в целости, но уж больно людишки у Изяслава норовисты — как бы чего не вышло. Ты не думай, я б перекупил, ежели б мог, но они с ним и Пронск боронили, и за князя своего в огонь и в воду, потому их серебрецом не соблазнить, а ежели живьем брать — моих воев много поляжет. Народ-то у него бывалый, в ратях да сечах испытанный, так что просто так повязать себя они не дадут. Да ты и сам их видал.
— Видал, — кивнул Константин, припоминая недавнее свидание со средним братцем.
Получилось оно коротким, да и не о чем было с ним говорить, поскольку состоялось в присутствии все того же Глеба, так что не пооткровенничаешь.
К тому же и вид новоявленного братишки тоже не больно-то располагал к задушевной, теплой беседе.
Если ориентироваться по внешности, то он был копией Глеба, разве что чуть моложе, а судя по его сдержанно-холодному тону, чувствовалось, что и у Изяслава претензий к старшему братцу скопилось хоть отбавляй.
Вдобавок он очень презрительно косился в сторону Константина, хотя на словах был заботлив и даже неоднократно пытался самолично подлить ему медку в кубок, всякий раз удивляясь, что подливать некуда — Константин почти не пил.
Какая уж тут откровенность, если он держит своего младшего брата за горького пьяницу. Пожалуй, и слушать бы не стал, решив, что Константину все это померещилось в пьяном угаре.
Однако спасать его, а заодно и себя — мало ли как обернется дело, а на дырявых ладьях далеко не уплывешь — все равно надо, поэтому…
— А я на что? — после короткого раздумья возразил Константин. — Мы же неожиданно навалимся, да все вместе. Пока опомнятся, глядь, ан уже и повязаны. И ладьи целы останутся.
— Ну быть по сему, — согласно кивнул Глеб и задумчиво прищурился. — Что-то я нынешний год тебя, брате, и вовсе не признаю. Будто подменили в одночасье. Случись такая встреча, скажем, в прошлом году, так я уверен был бы, что ты — только не серчай, я ж любя такое говорю — непременно полупьяный приехал бы, да еще с бабой какой-нибудь. Ныне же и к хмелю умерен, и до женок не больно охоч.