Крики в ночи
Шрифт:
Мы подъехали к белому каменному забору, за которым стоял дом, старинное строение, окруженное виноградниками и фруктовым садом, немного наклонившееся в одну сторону. Здание имело респектабельный вид, и скорее походило на виллу, а не на жилище крестьянина: солидный фасад, двухэтажное, с центральным входом, с жалюзи небесно-голубого цвета, скрытые от глаз внушительные пристройки сзади, в большом огороженном саду. В таких любят селиться отставные военные. Достаток и ухоженность усадьбы резко контрастировали с окрестными голыми холмами, где боролись за существование карликовые деревца и вереск.
Эстель остановила машину. Чувствовалось, что она напряжена.
— Вы все-таки хотите продолжать ваши поиски? — спросила она, повернувшись ко мне.
— Да.
— Тогда посмотрите на этот дом.
— Ну и что? Маленький симпатичный особнячок.
— В нем живет месье Элореан.
— Полицейский, который расследовал дело о пожарах?
Она открыла калитку и повела меня по дорожке, между благоухающими цветущими кустами.
— Бывший полицейский, — уточнила она. — Предоставьте его мне, ладно?
Не помню, кого я ожидал увидеть, возможно, похожего на кого-то состоятельного пенсионера в хорошей форме, этакого типичного французского пожилого доктора или адвоката, живущего в уединении. Я чувствовал себя неуверенно, осознавая, что полностью нахожусь в ее руках.
Дверь нам открыл старый человек, крупный, с толстым приплюснутым носом на мясистом лице, обрамленном остатками вьющихся волос, растрепанных и седых. Ошеломленное — вот самое точное слово, чтобы описать выражение этого лица, пока он стоял, недоуменно уставясь на нас. Он мог оказаться садовником, подрабатывающим на сезонных работах, но одежда на нем была добротной, хорошего покроя и явно дорогой.
Эстель протянула свое журналистское удостоверение.
— Месье Элореан? Можем мы войти? Я из газеты „Сюд журналь-экспресс“.
Он машинально качнул головой, будто большая старая собака, но Эстель не дала ему опомниться. Она улыбнулась и засыпала его словами, не давая опомниться. Элореан зашаркал ногами, не в силах принять решение, большими ногами в домашних тапочках.
Затем мы оказались внутри, нравилось ему это или нет. В этом крупном человеке не осталось и следа уверенности и солидности, он растерялся и казался выпотрошенным.
Дом был на удивление не просто большим, но и прекрасно спланированным и роскошно отделанным. Одна комната переходила в другую, пол в изразцах, изысканная мебель. Пышные восточные ковры, мягкая мебель, обитая цветастыми тканями, по крайней мере, двое напольных часов, огромное количество китайских вещичек, резные изделия и посуда за застекленными дверцами. Мы как-то смешались, почувствовав себя не совсем уверенно и явно растеряв, в свою очередь, былой апломб.
— Присаживайтесь, пожалуйста, пригласил Элореан не особенно приветливо.
Я чувствовал присутствие в доме еще одного человека, женщины, которая, видимо, исчезла после нашего появления и укрылась в задних комнатах.
Он не спеша провел рукой по голове. С кресла спрыгнул пекинес песочного цвета и лениво оглядел нас.
Я наблюдал, как Эстель произносит вежливые фразы, прежде чем начать задавать вопросы. „Какой чудесный у вас сад, какой красивый дом! Мебель и эти картины!“ Она скрестила ноги, поглядывая на него. Элореан слегка посапывал, явно в замешательстве, затем присел напротив, опустив ноги на персидский ковер. „Какой вы счастливый, что живете здесь, с таким количеством красивых вещей“.
— Да, — нехотя выдавил он.
Эстель принялась задавать вопросы, интересовавшие меня: правда ли то, что он когда-то служил в полиции… в Сен-Максиме?
Странная, неопределенная улыбка застыла на его лице. Он кивнул: да, служил, довольно много лет назад.
— Спросите его, как давно, — попросил я.
Из соседней комнаты послышался шум, и я понял, что невидимая в тени комнаты женщина подслушивает.
— А зачем спрашивать-то?
— Я хочу знать, когда он ушел в отставку.
Элореан посчитал на своих жирных пальцах.
— О, давно… больше тридцати лет назад.
Неужели? А что он делал с тех пор?
— Ничего особенного.
— Спросите его, как высоко он взобрался по служебной лестнице, чтобы уйти в отставку так рано. Комиссар или старший инспектор, по крайней мере?
— Не понимаю, к чему вы клоните? — удивилась Эстель, но вопрос задала.
— Нет, не очень высоко, — пробормотал он. — В каком чине ушел в отставку? Был оперативником. Ничего особенного.
Я убеждал Эстель разговорить Элореана. Должно быть, он разбогател, если смог оставить службу в таком раннем возрасте.
— Нет. Не разбогател. Выпить не желаете? — поинтересовался хозяин.
— Бокал вина, пожалуй, — согласилась она.
Он что-то прокричал жене, не заботясь о том, чтобы представить ее.
— Тогда каким же образом он так преуспел, если его карьера в полиции оказалась не столь успешной? Он что, занимался бизнесом?
Элореан лишь пожал плечами.
Я подсчитал, что он находится в отставке уже около тридцати пяти лет. В таком случае ему было не больше тридцати, когда уходил из полиции.
— Послушайте, — заметила Эстель. — Глупо задавать такие вопросы.
— Тогда спросите его, отчего же он так разбогател, будучи на пенсии.
Этот вопрос я повторил сам на своем диком французском, чтобы убедиться, что он понял его.
Сначала Элореан, казалось, не понял. Его жена, пожилая женщина в шелковом платье, вынесла бокалы вина на подносе в японском стиле, и он жадно выпил, вытерев губы тыльной стороной ладони.
— Что вы имеете в виду?
Я бросился в атаку:
— Да прекратите, мы же не вчера родились. Он ведь был простой полицейский, и кто-то купил его.