Кристальный пик
Шрифт:
Как я и думала, кусать меня Солярис не посмел. Только часто дышал под моими руками, отчего ключица выпирала под пергаментной кожей, как нож для писем, и иногда шипел от боли из-за того, что я несколько раз спутала края повязки и стянула их слишком туго.
Упругая постель, комнату с которой для нас шестерых выделил Дайре, дабы мы могли привести себя в надлежащий вид и немного отдохнуть с дороги, была завалена вещами. Хотя на деле нас тут было всего пятеро, — Сильтан потерялся где-то по пути, видно решив, что на этом с него совместных приключений хватит, — суматоха стояла такая, будто в огромных чертогах с камином и собственным водопроводом поселился целый хирд. В основном суматоху эту, конечно
— Тесея, будь добра, найди мне несколько заколок. Лучше тех, где камней поменьше да металл подобротнее. Они все должны лежать в сумочном мешке.
Тесея встрепенулась и послушно схватилась за узелок, отложив пряжу.
— Хм, почему же ты не заживаешь...
Я опустила руки, недоуменно глядя на темное пятно, расползающееся по боку Соляриса под свежей повязкой. Такого с ним раньше не случалось. Даже рухнув с высоты Меловых гор там, в Лофорте, где мы оба впервые повстречали Красный туман, Солярис исцелился меньше, чем за несколько часов, хотя переломов у него насчитывалось порядка дюжины. По сравнению с этим полосы на его боку — не более, чем царапины. Хотя драконью чешую были способны пробить только две вещи, — или черное серебро, проклятое сейдом, или когти и зубы другого дракона, — и то, и другое всегда заживало одинаково быстро.
— Не знаю. Слишком устал, наверное, — проблеял Сол в качестве оправдания, запахивая рубаху, чтобы я оставила его бок в покое. Островки перламутра, рассыпанные по его плечам, как веснушки, слегка мерцали в дневном свете, падающем из-за камвольных штор.
— А хотел еще в одиночку целых семь дней через континент лететь! Тут два дня без перерыва Сильтана подменял и то, вон на части уже разваливаешься. Знала бы, что так будет, вообще никуда бы не полетели, другое что придумали, — проворчала я, растревожившись не на шутку. Уж если Солярис вслух признает свою немощь, то, должно быть, дело и впрямь плохо. — Тесея, ты нашла заколки? Тесея?..
Я обернулась на подоконник, где стоял узелок и лежала пряжа. Тесеи там, однако, не оказалось. Оставив сумку развязанной и полупустой, она стояла перед трюмо в широкой прямоугольной раме, и вместе с ее вороными косичками и синим хангероком в зеркале отражалась кроличья маска из червонного золота.
— Тесея?
Она вздрогнула, словно только сейчас услышала, как я ее зову, и тут же сорвала с лица маску Кроличьей невесты, идеально прилегающую к ее щекам и лбу по всему овалу. Та лежала в моем узелке все это время и не видела света, хранимая на самом дне для Совиного Принца, но никак не для людей. И хотя Тесея часто заглядывалась на мои заколки с турмалинами, — несколько из них я даже подарила ей, разжалобившись, — она никогда не трогала ни одну мою вещь без спроса. Но сейчас же держала маску в руках так, будто не хотела расставаться с ней — хищно, не просто крепко... И возвратила ее обратно в мешок с таким же угнетенным видом.
— И-извини... Н-на... Нашла!
Она засуетилась и спустя минуту протянула мне долгожданные заколки, которыми я могла закрепить повязку на животе Соляриса, как следует — иначе ткань соскальзывала вниз на нечеловечески гладкой коже.
К тому моменту, как я закончила и помогла Солу переодеться, — сам он, копаясь в сундуке, чуть не перепутал тунику с женским платьем, — Кочевник с Мелихор уже поделили еду и заключили перемирие, а Тесея закончила плести волчонка, нарочито пересев подальше от узелка со спрятанной кроличьей маской. Солярис доел за ними то, что осталось на подносе, вымылся за ширмой в кадке и наконец-то вернул себе привычный цвет лица. С уложенными на прямой пробор волосами, которые я насильно расчесала ему гребнем, и в блестящей одежке цвета традиционного для Дану пурпура с золотыми пуговицами, Солярис выглядел как с иголочки, когда вместе мы выдвинулись в тронный зал Дайре, оставив Кочевника, Мелихор и Тесею готовиться к следующей вехе нашего путешествия.
Если снаружи замок Дану казался воплощением нежности и изящества, устремленным к небесам даже выше, чем замок Дейрдре, то внутри его архитектура напоминала обычное жилище высокородных господ — словом, была куда скромнее. В коридорах раскачивались люстры-хоросы с зелеными огнями вместо свечей, а заместо лестниц замок пронзали те самые лифты, один лязгающий звук которых подводил меня к обмороку. Помимо них и часов замок увенчивали и другие драконьи изобретения, невиданные мною прежде даже в Сердце, например, лира, играющая сама по себе без барда, или же странное железное дерево, на котором играли кошки, коих в замке Дану было немерено. Судя по их лоснящейся шерсти и жировым складкам, они жили здесь вовсе не для того, чтобы охотиться на крыс, а чтобы радовать своим видом гостей. Этакая часть интерьера, пушистая и мяукающая на витражные окна, когда за ними проносились крылатые тени.
Пока мы шли в замок через весь Луг, я не шибко смотрела по сторонам, слишком обеспокоенная состоянием Соляриса, которого Кочевник тащил на своем горбу. Потому я и не сразу заметила, какое количество его сородичей успело наводнить город. Нескольких из них мы встретили в мраморных коридорах — те тоже носили пурпурные таблионы, как хускарлы, и отворяли перед нами двери из витражных стекол, замыкающие каждое крыло.
Точно такие же двери открылись перед нами на входе в тронный зал, где не было никого, кроме Дайре, пары играющих под окнами кошек и его матери, напавшей на нас с Солярисом с неба.
— Мераксель, — позвал ее Дайре повелительным тоном, сидя на своем троне с серебряной диадемой поверх русых кос, что смотрелась средь них, как монета в поле пшеницы. — Мераксель... Мама.
Он многозначительно повернулся к ней, стоящей по его правую руку. Мераксель, не выдавая и намека на раскаяние, только хмыкнула в ответ и вытянула руки по швам платья. Вечно юная ликом, но старая душой, она определенно напала на нас у границ Луга намеренно, а не случайно, как признала под давлением Дайре сквозь зубы:
— Смилуйтесь, драгоценная госпожа. Простите меня за столь ужасное поведение. Все люди моего сына сейчас на войне, сражаются с Немайном во имя вашего рода и вашей власти, потому я временно заменяю их и караулю внутренние границы. Каждый дракон, прибывающий в Дану, вносит свое имя в перепись населения. Потому каждого из них я знаю лично. Увидев дракона-чужака, летящего с севера, а не с востока, где находится остров, я решила, что это может быть одичалый из Диких земель... Такие прецеденты редки, но случаются. Не разобравшись в ситуации, я атаковала рефлекторно, дабы защитить владения сына. Каюсь за свою несдержанность, госпожа.
Несмотря на долгие объяснения и открытое признание вины, голос Мераксель оставался бесцветным, и не было в ней не только раскаяния, но и даже маломальского уважения, поскольку она так ни разу и не посмотрела ни мне, ни Солярису в глаза. Даже не поклонилась, как то велел этикет. Это можно было бы списать на ее неопытность в людских традициях, не проживай Мераксель в Дану уже больше двадцати лет. Неужто я настолько впала в ее немилость тем, что сорвала план Сенджу и не позволила сжечь весь людской мир дотла? А ведь это именно я простила ей ее коварство и распорядилась сохранить трон за Дайре, младшим из ярлового рода и незаконорожденным.