Кристальный пик
Шрифт:
Завтрак из перловой каши и пшеничных лепешек несколько отвлек меня от насущных проблем. Запивая их медовухой из бурдюка Кочевника, без которой после таких сновидений было просто не обойтись, я в очередной раз наблюдала за препирательствами драконьего семейства и хихикала над ними вместе с Тесеей. Завидев, как неуклюже я приглаживаю у ручья волосы и пытаюсь закрепить их сапфировыми заколками, чтобы они продержались хотя бы полдня лёта, Тесея не выдержала и помогла мне, забравшись на пень, как на лесенку. Ее маленькие худые ручки и впрямь отличались недюжинной ловкостью: так же прытко, как она заплетала пряжу в прелестных куколок, она заплела мне две добротных косы всего за две минуты и вдобавок успела помочь переодеться к тому
— Ты только полегче там, ящер, не выделайся! А то у меня сестра еще совсем мелкая. Понял? — ворчал Кочевник, подсаживая Тесею на спину Сильтану, когда тот принял свой первородный облик. Вот только та вовсе не нуждалась в снисхождении и его защите.
Когда Сильтан оттолкнулся от земли и взмыл в небо вместе со всеми нами, Тесея даже не пискнула. Ее появление будто добавило в наше путешествие ярких красок, пусть и сделало его в разы рискованнее. Тесея верещала и смеялась, бесстрашно разглядывая зеленые просторы, и Кочевник небось с дюжину раз пожалел о том, что сел позади нее: от ветра черные косички развивались, словно знамена, и постоянно хлестали его по раскрашенному лицу. Впрочем, Мелихор было и того хуже, ведь ей пришлось забраться на спину Сильтана самой последней и сидеть практически у него на хвосте. Она прислонялась к спине Кочевника своей, предпочитая сидеть задом наперед, и смеялась на пару с Тесеей, ведь, будучи драконом, впервые летала на другом драконе. Как и Солярис.
«Ну что теперь ты скажешь, брат? Кто самый быстрый из сородичей? Ни людские боги, ни сам ветер не угонятся за мной!»
Как бы Солярису, устроившемуся с кислой миной меж золотых гребней у самой головы Сильтана, не хотелось этого признавать, но тот хвастал скоростью не спроста. Уже к полудню, вылетев с окраин Гриндилоу, мы достигли границ Дейрдре, а к вечеру пересекли их и оказались в туате Медб.
Раньше, перед полетами с Солом, я всегда втирала в щеки и губы медовый бальзам и масло ветивера, дабы те не обветрились и не превратились в шлифовальную шкурку. Но обмажься я хоть китовым жиром, хоть свиным салом, ничего не спасло бы мое лицо в этот раз. Уже через полчаса на Сильтане губы у меня закровоточили, пойдя сухой коркой. Его скорость превышала скорость Соляриса в два, а то и в три раза, и я не слышала ничего, кроме свиста, как бы громко Солярис, сидящий спереди, не кричал мне на ухо. Золотые крылья Сильтана не просто хлопали, а буквально стучали друг о друга, двигаясь ритмично и беспрерывно, как кузнецкий молоток. Хоть он был значительно крупнее Мелихор и нес на себе вес сразу пяти человек, ничего не помешало ему сдержать его обещание и наверстать упущенные за ночлег часы. Нашей платой стало лишь то бахвальство, которое нам всем пришлось выслушивать от Сильтана на привале, разбитого подле Коннахта — торговой столицы Круга.
Там каждая улица сияла, как диадема древних королей, и золотого цвета было такое изобилие, что Медб по праву мог отобрать у Фергуса их герб. Возвышаясь на ховах*, Коннахт тем самым стоял на человеческих костях, кои захоронили здесь сами боги. По преданиям, то были кости первых берсерков — первых людей, восставших против Дикого. Память об их отваге и смелости жила в высоких насыпях, усеянных четырьмя видами цветов, как венцами четырех божеств: вербеной, каллами, розами и лавандой. Но ни они, ни мертвецы в их корнях не мешали Коннахту процветать. Даже более того, поговаривали, будто город этот возник по воле Медвежьего Стража, а потому останки его названных детей вечно будут защищать город от напастей. А где торговцы и богатеи могут чувствовать себя в большей безопасности, чем под приглядом берсерков?
В летний Эсбат все города без исключения наводнялись пестрыми шатрами, а Коннахт не был исключением и подавно. Именно отсюда по Кругу расходились все товары, какие только изготавливали на континенте, потому рынок занимал бoльшую его часть. Высокие острые башни царапали небо, а низкорослые дома из мрамора с круглыми крышами дымили, как и их жители, высиживая на порогах с курительными трубками и жевательным табаком. На каждом углу подавалось местное традиционное блюдо пулярка, начиненная рыбой и луком, и всюду на людей смотрели мозаики и петроглифы, вырубленные в оградительных стенах.
Хоть мы и не ступали в самом город, а лишь пролетали над ним сверху, Кочевник весь обчихался от ядреных специй, витающих в воздухе. После этого, во время следующего ночлега, мне снова приснился Селен, и его крайне заинтересовал тот запах кориандра, что сидел после Коннахта на моих волосах.
***
— Люди Медб используют это растение в пищу? Оно делает ее вкуснее, да? Я вот вкуса совсем не чувствую, но запахи... Запахи я начинаю различать. Ты вот пахнешь очень вкусно. Чистотой, цветами и морозом... Приятно. А как я пахну? Можешь описать? Тебе нравится? — Он сыпал глупыми вопросами без остановки, и его не останавливало даже то, что я не ответила ни на один из них, да и вообще делаю вид, будто меня здесь нет. — Какой твой любимый цвет? А животное? Тебе нравится закат или восход? Поговори со мной, Рубин. Я так скучаю по тебе, по твоим мыслям, по тому, что видят твои глазам и что слышат твои уши...
Ни один мой отдых не обходился без появления Селена, словно там, в своей хижине, Хагалаз открыла какую-то дверь в моем подсознании, которая должна была оставаться запертой. Благо, во снах он все так же не имел надо мной власти, разве что докучал и мельтешил перед глазами подобно мошкам, вьющимся над корзиной со сладкими фруктами, когда я пыталась отдохнуть. Солярис, узнав об этом, предложил немедленно разрезать шерстяную нить, но я не согласилась: лучше уж пусть Селен преследует меня во снах, чем наяву. К тому же, отец всегда учил меня извлекать пользу даже из тех обстоятельств, которые, казалось бы, несут в себе лишь вред. Потому приходилось терпеть Селена и слушать его если не внимательно, то краем уха. Вдруг по глупости ляпнет что и сам подскажет мне, как его убить?
Так в одном из снов, — кажется, шестом по счету, явившемуся мне прямо в полете, — я вдруг обнаружила у себя в кармане компас Ллеу, который носила там же и в реальной жизни. Иногда я открывала его, проверяя, не движемся ли мы случайно как раз в ту сторону, куда указывает стрелка, покрытая перламутровой чешуей. Вдруг нам в кои-то веке повезет, и мы сразу отыщем заодно с Кристальным Пиком Сенджу? Но, увы, стрелка вечно вертелась невпопад, а если и замирала, то совсем в противоположной стороне. Когда же я вынула компас во сне, она вдруг остановилась. И указала мне за спину.
— Что это? — спросил Селен, перестав петь ту дурацкую песнь про возлюбленную и ночлег, и попытался переглянуть мне через плечо. — Покажи мне.
Мне не хотелось идти у Селенита на поводу, но раз он был неизбежным спутником моих снов, возможно, этим следовало воспользоваться. Я неохотно обернулась.
— Ты знаешь, где находится Старший Сенджу?
— Нет, — ответил тот слишком быстро и растерянно для того, кто хотел бы солгать.
— А знаешь что-нибудь о компасах?
Селен изобразил задумчивость, приложив большой палец к подбородку.
— Не-а, — Я вздохнула, но прежде, чем успела отвернуться, разочарованная, он вдруг сказал: — Но я видел подобную штуку у твоего советника, когда его взяли в плен люди Фергуса. Ну, я про того вечно хмурого вояку с рыжей бородой.
Если бы я не обладала львиной долей самообладания, взращённой событиями минувшего полугода, то наверняка проснулась бы от испуга и упустила возможность узнать подробности. Мидир — матерый воин, на счету которого было столько поверженных берсерков, сколько не набралось бы сокровищ во всем Фергусе. Неужто годы взяли свое настолько, что он уступил шахтерам и золотарям?