Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Такого не стерпели бы и наши вельможи, - вставил Род.
– Шаруканцы терпят пока, - засмеялся ханич. И тут же помрачнел: - Боюсь, измыслят беду. Правда, Текуса очень умна. Выучена в Великих Булгарах у исламских начётчиков и арабских мудрецов. Её советы мудры. Да ведь великий ум слаб без великой хитрости.
– Выдадут замуж в чужую страну и избавятся от докуки, - предположил Род.
– Нет, нет!
– запротестовал ханич.
– Мне лишь единожды случилось говорить с ней. Прошлым летом на таком же, как нынешний, хурултае. Текуса сетовала, что царство Дешт-и-Кыпчак поделено на многие орды под началом независимых ханов. Власть Сантуза меньше, чем киевского Всеволода. Это плохо. Мечта Текусы -
– Женись на ней, княжна станет вдвое сильнее, - посоветовал Род.
Ханич грустно покачал головой:
– Текуса хочет сама указать избранника. Кому разрешит засылать сватов, тот станет её мужем.
– Ну и бой-девка!
– прищёлкнул языком Род.
Они остановились перед пологим спуском, за которым серебрился харалужный ятаган Дона.
Знатоки указали брод.
Конские копыта на мелководье распугивали табуны рыбной молоди.
После недолгой скачки забурело на окоёме пылевое облако над половецкой столицей. Невысокий земляной вал ощетинился слабым тыном из тонких палей.
– Такую крепость взять - что рукой махнуть, - усмехнулся Род.
– Южные города не крепости, - объяснил Итларь.
– Их не защищают, а легко отдают, исчезая в степи. Потом налетают, как суховей, выживая врага. Жизнь налаживается сызнова.
За земляным валом беспорядочно кучились вежи, далее тянулись подобием улиц саманные мазанки за плетнями. На площади высился двухэтажный кирпичный дом за глинобитной стеной. Бессчётные пароконные арбы с кладью щедро унавоживали город и нещадно пылили. То и дело из-за плетня стрелял в путников любопытный девичий глаз, а мужская половина детворы выскакивала на проезжую часть с казаргами в руках. Обладатели этих маленьких луков со сдвоенной тетивой тоже стреляли в насупленных чужаков, только не глазами, а глиняными пульками, не всегда безобидными. И рассчитывались за озорство пунцовыми шрамами от арапников на худых загорелых спинах.
Крики арбишников, скрип колёс, конский топот, ругань ханской обережи, взвизги мальчишек - все перемешивалось в утомляющий уши городской гул.
Посланный вперёд Кза с небольшим отрядом сообщил, вернувшись, что дворец пуст, а князь ждёт гостей на ристалище, далеко в степи.
– Там и ночлег, и пища, - сообщил Роду ханич.
С облегчением вырвались из Шарукани на свежий степной воздух. И снова - скачка.
Солнце, сбавив накал, потеряло слепящий ореол, раздулось, побагровело и сгинуло за краем земли. Ночь нахлынула с востока и уронила звезды на землю.
– Вон!
– указал ханич на эти звезды, - Несметные костры хурултая!
4
Тогдашний червец [205] забыл о дождях. Необоримое вёдро душным железным шлемом накрыло Дикое Поле. В пожухлых травах - ни капли сока. Река Сал далеко, а редкие бочажки словно вылизаны незримым алкающим зверем. К людскому скопищу хурултая едва успевали подвозить воду в дубовых бочках.
Широкий ступенчатый помост предназначался князю, знати и высоким гостям. Чёрная масса располагалась по обоим его краям на земле. Род и Итларь сидели не в нижних, а скорее в средних рядах. Трёхстенный шатёр княжеской семьи белел ещё выше.
[205] ЧЕРВЕЦ - июнь.
– Смотри, смотри!
– дёргал ханич Рода за рукав, - Только истиха, не очень-то оборачиваясь. Вон князь Сантуз, а рядом… рядом несравненная Текуса!
Среди многих лиц под шатром Род отличил одного из половцев в малиновой
– Досточтимые каназы [207] , возьмите меня в соседи!
– Над ними склонился высокий осанистый сын Востока в чёрном терлике [208] и черевьей [209] шапке.
[206] ЯПАНЧА - длинное верхнее платье без рукавов.
[207] КАНАЗ - князь.
[208] ТЕРЛИК - кафтан до пят с короткими рукавами, приталенный, с застежкой на груди.
[209] ЧЕРЕВЬЯ ШАПКА - шапка из подбрюшного меха.
– А, Чекман! Честь и место!
– пригласил Итларь и пояснил Роду: - Это старый мой знакомец, сын берендейского князя Кондувдея Чекман, непременный гость наших хурултаев.
– Послушай, дорогой, - присел Чекман рядом с Родом, когда все сдвинулись потеснее.
– Тебя я тут в первый раз вижу. Как же так?
– Всего год как я в плену, - начал было Род.
Итларь перебил:
– Слушай больше этого глумотворца [210] . Он мой друг.
– Значит, в дружеском плену, а?
– потрепал Рода по плечу красавец берендей.
[210] ГЛУМОТВОРЕЦ - артист, скоморох.
А ристалище было в разгаре. На сей раз лихие объездчики показывали удивительную сноровку. По гулкой степи табунщики прогоняли перед зрителями диких скакунов. У крючники намечали жертвы и заарканивали свободных в рабство. С каждой новой удачей тысячи горл оглашали знойный воздух единодушным криком: «Ай-ё!»
– Вон, вон она! Узнаешь, Чекман?
– тянул палец в сторону табуна Итларь.
Следя за его указкой, Род отличил игренюю кобылицу, рыжую, как заря, с белесоватыми гривой и хвостом, летящую над лишаями ночных кострищ.
– Узнаешь Катаношу?
– Ай, дорогой! Как её не узнать? С прошлого хурултая не поддалась никому. Имя уже имеет, а всадника - нет.
– Сегодня сам Ченегрепа будет её ловить. Он уж не проарканится!
Итларь с Чекманом от волнения переговаривались по-русски. А Род следил за норовистой прелестницей и её злым гением, задублённым жизнью матерым половцем, нацеливающим укрюк. Вот она дёрнулась, эта бедная Катаноша, забилась в петле - то вздыбится, то осядет… Табун пронёсся, она - ни с места. Вот её взнуздывает молниеносный Ченегрепа - и она уже под ним, своим повелителем.
Что произошло? Что-то взметнулось очень высоко. Комета с хвостом? Красная комета с белёсым хвостом!
– Ай-ё!
– испуганно ахнула степь.
Катаноши нет, а Ченегрепа лежит на земле пластом.
К нему бегут… Над ним возятся… Его уносят с глаз долой… В общем шуме не слышно голосов глашатаев.
– Убит!.. Ченегрепа убит!
– плывёт известие по рядам.
– Фу-ух!
– переводит дух Чекман.
– Четверть века живу, такого не видел.
– Она туда убежала, - ткнул Итларь пальцем на восток.
– Слышишь? Говорят, нет больше на неё охотников. После Ченегрепы отважных нет.