Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– А праздник продолжается, как ни в чем не бывало, - вздохнул Чекман, - Вон гляди, шашлык из людей на деревянном шампуре, - он указал поджаристую ленту голых человеческих тел, соревнующихся в перетягивании палки. Чуть перетянули, и - куча на кучу!
Страшная судьба Ченегрепы стала забываться за иными ристаниями. Борцы, хватая друг друга за кушаки, катались в навозных травах. Ловкачи, сменяя один другого, лезли на высокое дышло, впивались в него ладонями и ступнями, чтобы достать привязанную к верхушке пару сафьяновых сапог.
– Кза, сбегай к ятке [211] , купи холодного
– А скажи, - обратился к нему Род, - ваш хурултай - только зрелище?
– Что ты!
– удивился ханич.
– Накануне в хурулах приносят жертвы богам. Видел в Шарукани хурулы - наши половецкие храмы?
– Тут он почему-то зарделся как маков цвет и договорил смущённо: - Я праздники наши очень люблю. Это у меня в печёнках.
– К нам позовник из княжеского шатра, - насторожился Чекман.
[211] ЯТКА - прилавок под навесом.
Подошедший половец склонился перед ними.
– Сын боярина Жилотуга, делай милость, ходи за мной, - не слишком уверенно произнёс он по-русски.
Под удивлённые взоры соседей, сам не менее удивясь, Род поднялся со своего места. И вот он уже одолел крутой узкий проход, вступил под сень трёхстенного шатра, увидел князя в малиновой япанче, с блюдом сухого винограда на коленях, а рядом - княжну под цветастым чехлом со стебельками волос на лбу, скрученных словно из гривной косицы [212] , а с другого боку - знакомый непроницаемый лик Тугоркана, обритого по маковку, с облитыми кумысом усами, с защуренными глазками, которые, однако, все видят.
[212] ГРИВНАЯ КОСИЦА - отборный волос из конских грив.
– Здрав будь, половецкий князь!
– поясно поклонился Род.
– Здрава будь, княжна.
Ему не ответили. Сантуз подслеповато вглядывался в него, заложив изюм за щеку.
– Ты, русский боярич, был у Тугоркана объездчиком?
– спросил наконец Сантуз.
– Приходилось объезжать коней, - наклонил голову Род.
– Был табунщиком.
– По-нашему хорошо говоришь, - ещё более округлил лунообразный лик князь, - Велю тебе сейчас изловить игренюю кобылицу.
Это было как удар грома.
– Не поставь во грех, князь, вряд ли я изловчусь такую кобылицу поймать, - как можно учтивее молвил Род.
Говоря это, он спрашивал себя: кто указал на него Сантузу и с какой целью? Сам половецкий властитель выглядел невинным искателем развлечений. Ясно было, что перед тем он и понятия не имел о пленнике Тугоркана. Неужели отец Итларя вознамерился одним махом покончить с приставаниями сына и коварно погубить яшника? Нет, даже непроницаемое лицо его выдавало недовольство происходящим. Тем более непричастна ко всему этому Текуса. Они видятся впервые. И тут из-за княжеского плеча проглянула шакалья образина хана Кунуя. Он был весьма доволен.
– Выполнишь что велю - завтра домой поедешь. Суздальскому Гюрге отвесишь ба-альшой поклон, - улыбнулся князь.
– Боюсь не совладать, - чистосердечно признался Род.
– Тогда последнюю в твоей жизни пиалушку арзи получишь в награду, - по-прежнему улыбался князь.
– Хмельного не пью, - понурился пленник.
– Значит, первую и последнюю, - уточнил Сантуз.
Текусы с ненавистью глянули на хана Кунуя.
– Ах, я перехвалил его, - попытался злыга дать задний ход.
– Посмотрим, посмотрим, - плотоядно кинул в рот очередную изюмину князь.
– Я прошу… - вновь вмешалась Текуса. Мелодичный голосок её зазвучал неприятно, как перетянутая струна.
– Юная мудрость достучится ли до мудрейшей старости?
– утробно пробормотал Тугоркан, не размыкая маленьких глаз.
Сантуз замахал руками:
– Сегодня праздник. Не надо спрашивать мудрость. Уместнее легкомыслие. Вот и меня посетила блажь: хочу, чтобы этот юноша… Напомни-ка твоё имя, - обратился он к пленнику.
– Родислав Гюрятич Жилотуг.
– Покороче.
– Род.
– Я хочу… Ну просто желаю, чтобы Род поймал кобылицу. Поймал и смирил. Дайте ему укрюк. Найдите самого вихревого коня.
Тугоркан отвернулся. Княжна потупилась. В глазах хана Кунуя прыгали бесенята. Княжеская обережь готова была пуститься в поиски. Род остановил воинов:
– Не нужен конь. Не нужен укрюк.
Все воззрились на него с удивлением. Даже Тугоркан. Даже княжна.
– Как?
– подскочил Сантуз.
– Пешим? Голыми руками? Ты глумишься над нами?
– Пусть дадут мне кожаное ведро с ключевой водой, - велел Род.
…И вот уже далеко позади бараньи ароматы, кибиточный скрип и весь тысячегорлый хурултай. Род идёт по ржавым лишайникам, и слепящее солнце плещется в его кожаном ведре. До чего же воздух горяч! Даже молодое крепкое сердце требовательно стучит о грудную клетку, жаждет нескольких глотков свежести. Бок земли, по которому движется он букашкой, пахнет и смотрится опалённым вепрем. Дурно лесовику в степи. Ни тени, ни ручейка. Даже горла сусличьих нор усохли, осыпались, словно нежилые. Ни одна тварь не укусит, не попадётся на глаза - такое пекло! И страх охватывает, что он - единственное ещё не сгибшее существо в этом необозримом пространстве.
Нет, не единственное. Далеко в гнедом мареве движется ещё одна точка. Вот они сходятся медленно-медленно - кобылица и юноша, свободная и раб. Она ищет капли влаги в старческих трещинах земли. Он несёт эту влагу. Он для неё не страшен. Сторожкий глаз ухватил: он не вооружён арканом. Просто встретились в голом раскалённом пространстве человек и животное. Им нет друг до друга дела. Он приостановился. Она даже не отбежала. Стоят, каждый занятый своим, на расстоянии дострела стрелы. Вот он поставил ведро и присел отдохнуть в сторонке. От ведра далеко пахнет влагой. Ноздри Катаноши дрожат. Она ржёт и делает шаг к ведру. Род смотрит на неё приветлива. Он не враг, не табунщик, не укрючник. Он водонос. Катаноша истиха приближается к ведру. Белёсая чёлка над вопрошающими глазами, белёсая грива с отмётом, а вся сама - как раскалённый сосуд. Ей дела нет до водоноса. Но он встаёт. Шагнул раз, другой. Ведь она приближается к его ведру. Уже почти у ведра Катаноша и Род долго всматриваются друг в друга. «Разреши мне попить?» - «А ты меня не боишься?» - «Я в степи всех людей боюсь. Сейчас жажда сильнее страха. Что тебе нужно от меня?» - «Подойти и подружиться с тобой».
– «Люди и кони - не друзья, а господа и рабы». Человек улыбается и подходит ближе… Она уже у ведра, а он в двух шагах. Она уже пьёт, а он берет в руку поводья уздечки. Но теперь её ничем не оторвёшь от воды. Катаноша пьёт жадно и громко. Род гладит её холку другой рукой. Потная кожа кобылицы дрожит. «Не мешай! Дай допить!» Воду всасывают распалённые губы уже с самого дна. Маленькое ведро!