Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Ай, ханские яблоки!
– уже переходил Чекман к фруктам.
Такие яблоки Роду были неведомы: белые, крупные, сладкие. Он привык к кучковским наливным яблочкам или к кислой леснице от лесной дикой яблони. А не ответил на восхищение берендейского княжича потому, что вслушивался в тихий дрожащий голос половецкого ханича. И своим тонким слухом распознал самую трудную для Итларя речь:
– Солнце жизни моей, княжна, разреши засылать сватов!
Текуса отвечала довольно громко:
– Год назад тебе говорила и сегодня скажу: ценю твою любовь, а ещё выше ценю твою дружбу. Докажи, что ты самый
– А… а… - заикался бедный Итларь.
– А у него невеста на реке Оке, русская боярышня.
Отзвук металла послышался в звучном голосе Текусы:
– От тебя мне нужны не слова, а дела. Стань сватом у этого бывшего раба. Завтра же. Слышишь? Завтра же!
Текуса отвернулась к отцу и заговорила с ним. Итларь уронил голову на грудь. Рода в несусветную жару охватил озноб. Мысли, перед тем праздничные, счастливые, испуганно сбились в кучу, как овцы в волчьем кольце. Один Чекман радовался тароватому пиршеству, бесшабашной музыке, извивающимся девичьим телам.
– Вай, вай! Что с вами?
– наконец обратил он внимание на друзей.
– Всему настаёт предел. Вот и нам пора, - первым поднялся Род.
Солнце было уже за глинобитной стеной. Поредел круг пирующих. Испарились невесомые плясовицы. Лишь пискатели ещё лезли в уши диким своим искусством. Сантуз сам проводил к выходу нескольких именитых гостей. Род успел на возвратном пути перехватить его и склонился, прижимая ладонь к груди.
– Князь! Праздник завершён. Дозволь отблагодарить твою милость всем сердцем и отправиться восвояси.
Сантуз значительно поднял палец:
– Завтра, завтра, сын мой. Жду тебя с важными речами, приятными моему отцовскому сердцу.
Юноша едва успел рот раскрыть, князь уже отошёл.
Не имея сил отыскать в толпе Итларя с Чекманом, несчастный вольноотпущенник пошёл в гостевую вежу, где жил с недавним своим хозяином.
Итларь уже лежал на кошме, закинув руки за голову и прикрыв глаза.
Род присел к нему, дотянулся до вздрогнувшей его руки:
– Нынешней ночью я должен бежать, мой друг.
Ханич произнёс едва слышно:
– Текуса пронзила ножом моё сердце. Ты стал её избранником.
Род перевёл дух и ответил:
– Извини, друг. Тебе не полюбится это слышать. Я не хочу в жены твою Текусу. И не потому, что она половчанка, а я славянин. Не оттого, что я недавний язычник, нынешний христианин, а она мусульманка. Тут три другие причины: я поглянулся ей ненароком, она мне - нет, и ещё - она «солнце жизни» моего друга, а друзей я и в любви не предам. В моей жизни - ты знаешь - светит иное солнце. Вот главная причина - Улита!
Благодарные глаза Итларя опять прикрылись:
– Улита далеко, а Текуса рядом.
– Оттого и хочу бежать, - сказал Род.
– Ты уже бежал, помнишь?
– поморщился Итларь.
Род закусил губу и задумался. Потом резко рассёк ладонью воздух:
– Уж лучше смерть!
Итларь сел, крепко взял бывшего своего нукера за плечо:
– Не теряй головы, а? Русские говорят: утро вечера мудренее. Завтра поутру сядешь с князем на ковре и почтительно договоришься. Не надо только аркаться [215] . Сантуз не глуп. По крайности
[215] АРКАТЬСЯ - ругаться.
6
Род пробудился от непонятных стонов и щёлканья. Привиделось, что орёл-дорвач напал на косячок беззащитных горлиц и занят плогиугодием, избирая жертвы.
– Отчего птицы ячат? [216]– сел Род на кошме.
Итларь только что вошёл в вежу, принёс неведрие на одежде и лице. Кончился праздник, кончилось солнце.
– Это не птицы, - оповестил ханич, - это люди.
[216] ЯЧАТЬ - жалобно стонать.
Род наскоро оделся. Оба вышли на воздух.
Главной широкой улицей, рассекающей Шарукань, двигалась человеческая лента в окружении половецких всадников. Понудительные возгласы «айда!… айда!» сопровождались щёлканьем бичей. Порой звучали гортанные приказы по-русски: «Шагай!», «Мольчи!», «Головой не верти!» На исхудалых телах болтались издирки. Глаза, навидавшиеся ужасов, глядели вперёд воспалённо и тупо.
– Я узнавал, - промолвил Итларь.
– Большой полон из Галичины гонят на юг к морю на невольничий рынок. Весной киевский Всеволод ходил на галицкого Владимирка. Поход могучий, да неудачный. Крепостей не взяли, зато из пожжённых весей полону хоть отбавляй. Вот и нашим, как Всеволодовым союзникам, перепала щедрая доля.
– Итларь вздохнул.
– Не многие дойдут.
Несчастные люди все шли и шли. Род возвратился в вежу. Пора было собираться в гости к Сантузу.
– Не окажи себя чувахлаем [217] , - напутствовал ханич.
– Тем более с Текусой. Она привередливее отца.
С тяжёлым сердцем Недавний пленник шёл к половецкому князю ради опасного разговора. В кирпичном дворце было на сей раз неприятно тихо. Одна за другой закрывались двери за спиной гостя. Сколько ковров позади осталось, пока он оказался на подушке перед Сантузом! Князь предложил блюдо с изюмом и сам положил изюмину за щеку.
[217] ЧУВАХЛАЙ - невежа, грубиян, неотесанный.
– Меня уведомил Тугоркан, - вкрадчиво начал он, - о твоём высоком происхождении. Сколько тебе от роду, русский батырь?
– Семнадцать, - едва вымолвил Род.
Князь удовлетворённо закивал.
– Будь мужчиной.
– Видя, что робкий жених молчит, он взмахом руки отослал свидетелей. Когда будущие тесть с зятем остались одни, Сантуз без обиняков велел: - Выкладывай, парень, хочешь заслать сватов? Мне дочь о твоей любви все уши прощебетала. Несмелый больно. Зато в поле - орёл!
Учтивые слова, заготовленные дорогой, вылетели из головы Рода напрочь из-за княжеской прямоты. Набрав воздуху полную грудь, он выпалил наобум: