Кстати о любви
Шрифт:
И пыталась унять себя, понять себя, обрести чертову точку равновесия, на которой, как она думала, уже успела прочно обосноваться, но которая резко, в одно мгновение исчезла.
Наткнулась на официанта, чудом не сбив его с ног. Это заставило включить мозг и выключить моторчик. Остановилась. Поставила пустой бокал на поднос. Перевела дыхание. И все еще чувствовала запах его парфюма.
Весь этот побег с изумлением наблюдала Вика. И куда большим любопытством, чем Лукин. А потом повернулась к нему и со смешком сказала:
— Я так и не поняла, вы друзья или враги?
— Длинная история, —
— Мммм, — протянула Вика и замолчала, снова обернувшись назад и вглядевшись в мелькнувшую в зале среди танцующих обнаженную спину. Потом снова посмотрела на Лукина, осмысливая полученную информацию. И будто вердикт вынесла: — Прикольная!
— Танцевать будешь?
— Кто по доброй воле откажется от танца с господином Лукиным? — рассмеялась Вика, убирая бокал на столик.
Егор криво усмехнулся и тоже поставил бокал. Оркестр играл танго в современной аранжировке, и пар на танцполе осталось всего несколько. Среди них Лукин с Викой были едва ли не самыми заметными. Они выделялись и внешностью, и движениями, разве что розы в зубах не хватало для совершенства образа. Ее ладошка в его руке казалась особенно хрупкой. И то, как другая ладошка легла на его плечо, говорило о годах занятий танцами.
Викина улыбка могла затмить любое освещение — в зале ресторана и подавно. И чем динамичнее становилась музыка, тем ярче она открывалась, как хорошая артистка, не выкладывавшая сразу все, на что способна, но делавшая это с каждым новым движением.
На них откровенно смотрели — и с восхищением, и с завистью. И другие пары невольно расступались в стороны.
— Я надеюсь, это никто не снимает, — со смехом заявила Вика, когда ее губы оказались возле его уха.
— С таким количеством СМИ — не надейся.
— И будет грязный скандал. Вот только думаю, чья репутация пострадает сильнее, моя или твоя. Ты с журналом или я со своими чокнутыми одногруппницами? Они на тебе повернуты!
— Подадим в суд. Будет весело.
— Мне и сейчас весело. Твоя длинная история смотрит.
Лукин тут же повернул голову в сторону Русланы, бросил быстрый взгляд, встретившись с ее, и отвернулся. А перед глазами запечатлелась картинка. Росомаха с кривой усмешкой вертит в руках пачку сигарет. И родинка над ее губой ярко выделяется на фоне молочно-белой кожи лица — или это здесь такое освещение?
Викины волосы в следующем движении взметнулись и обмотались вокруг его шеи.
— Кстати, — продолжила болтать девчонка, — кажется, она в группе поддержки моей конкурентки… ну вернее, Соловьева, мне не конкурент, она и в следующий тур не попадет, но все же… Конкурсы — штука непредсказуемая.
— Что за Соловьева? — спросил Лукин.
— Да из наших, киевских. По конкурсам красоты ездит, ничего серьезного. Если честно, даже странно, почему эта Руслана с ней работает. С утра вокруг скачет.
Егор снова посмотрел на Росохай, одновременно с чем в зале наступила недолгая тишина. И под звуки диско с едва уловимыми нотками инди он вернулся с Викой к своему столику.
— А серьезно — это как?
— Ну, если скажу, что как я, — будет самонадеянно. Но для меня это трамплин — сделать карьеру на телевидении. Для таких, как Алинка Соловьева, — попытка найти спонсора побогаче, чтобы ничего не делать… в смысле — продолжать украшать собой мир без лишних усилий.
При имени Алины Соловьевой в голове что-то щелкнуло. Чертова профессия не давала расслабиться даже там, куда занесло случайно. Память стала быстро, привычно перебирать файлы. На селебрити не тянет, тем более на персону для «`A propos». Чья-то родственница или подруга… Лукин почти уже повернул в этом направлении, когда поисковик нашел верную информацию. «Мандарин», Либерман, чертовы памперсы под Ульяновкой.
Егор отыскал глазами Руслану. Так же, как весь сегодняшний день находил ее в шумном муравейнике участниц, обслуги, устроителей, фотографов. Не прилагая усилий — нельзя не заметить Росомаху, даже если она сменила прическу и надела юбку. И даже если ее фотограф для нее не только фотограф. А в этом сомневаться не приходилось. Слишком… тесными были их отношения. Этого разве что слепой бы не понял…
— А сюда ее кто пропихнул, знаешь? — спросил Лукин у Вики.
— Неа! Делать мне нечего — про конкуренток информацию собирать! — фыркнула она, стремясь походить на взрослую самодостаточную женщину. — Но с ней весь вечер мужчина какой-то возится. Они за тееем столиком сидели вместе с твоей длинной историей, — она кивнула подбородком туда, где сейчас гордо восседала одна Росомаха.
— Ясно, — кивнул Егор и, подозвав официанта, попросил кофе.
— Но у меня свита лучше, чем у Соловьевой, — продолжала болтать Вика. — Не такая многочисленная, зато мастистая. Если бы не ты, меня бы, наверное, и не отпустили. Не вовремя родители в санаторий свой собрались, вот не вовремя!
— В следующий раз предупреждай родителей заранее.
— Так вышло, — поникла она, снова сделавшись восемнадцатилетней. Но быстро пришла в себя, окинула зал ресторана восторженными глазами и спросила: — А ты про все это будешь писать? Или это совсем тебе не интересно?
— Не интересно, если честно.
— А у меня завтра первое интервью будут брать!
— Помочь или сама справишься?
— Справлюсь! Ты какой-то сегодня напряженный? Или мне кажется?
Напряженным он был который месяц. Прошедшее время представлялось Лукину бесконечным — так медленно тянулись дни, порой, будто в обратную сторону, как стрелки на часах на его рабочем столе, словно не желая превращаться в недели, что вполне подходило ему. Он неторопливо и прочно обустраивался в новом витке собственной жизни — купил квартиру, писал статьи, мотался по конференциям, проводил выходные у дяди Севы, уволил Сухорук, встречался с адвокатом.
На одном из слушаний Ольга неожиданно заявила о желании получить часть «`A propos». И это стало единственным, с чем он не согласился. Свой журнал Егор не собирался делить на новых условиях ни с кем. Мистер Твистер предложил помощь своей юридической службы, адвокат Лукина советовал запастись терпением, а сам истец, подтвердив намерение оставить долю в журнале за собой, уехал в очередную командировку на очередной семинар.
— Тебе кажется, — сказал Егор.
— Ты слишком много работаешь, — сверкнула Вика белозубой улыбкой. — Так мама папе говорит, когда он замороченный становится.