Кто поверит эху? - Часть 4
Шрифт:
Сейчас хозяин дома сидел за столиком, обложившись листами, держал кисть над черно-золотой тушечницей в виде головы хассы, то опуская, то поднимая руку. Суро, хлипкий, ядовитый, меж струек ароматного дыма, окутанный шорохом бумаги и шелковых одеяний, расшитых золотом. Казалось, он читает письма и пишет одновременно.
А сколько ему лет?
– подумал Шимара. Привык считать пожилым человеком, все-таки двух жен пережил. Но ведь Суро, похоже, не больше пятидесяти, хоть сухое темное лицо все в морщинах.
Командир Сосновой вроде бы старше его, и уж точно солидней выглядит. А вот - оказался трусом... или разумным человеком? Одно из писем пришло от него, зашифрованное, будто бы речь идет о семейных делах.
Накануне запланированного переворота передумал поддерживать Нэйта, остался верным прежнему Дому.
– Не ожидал, что он струсит. Но, видно последний рассудок потерял с этой девкой. Надеется жить спокойно. Ха! Война, сразу видно, его не беспокоит ничуть - самому в бой не идти, - сквозь зубы ронял Суро, и Шимаре казалось - яд с этих зубов капает. Но что тут ответишь - устраивать переворот, имея за спиной верную не тебе крепость...
Да, хоть и сплошь новобранцы сейчас в Сосновой, и не смогут они противиться силам Лаи Кен, а все-таки... Но убить командира нельзя - так, может, еще промолчит, если увидит - Нэйта сильнее. А его помощник уж точно землю перевернет, доискиваясь до правды. Нельзя же все начальство в крепости поубивать!
Хотя Суро, похоже, рад бы.
А ведь Таниера, как бы ни старался отсидеться, вынужден будет выбирать. Хотя... может, и отсидится. У него и впрямь сейчас почти нет воинов, новобранцы не в счет. Куда им против солдат Лаи Кен? Только положить впустую, а ведь сейчас на севере люди нужны. Может и не так глуп.
Если победят Нэйта, места он, конечно, лишится, но граница с соседней провинцией близко, подхватит свою подружку в охапку - ищи его!
В Мелен примут, а Суро не станет ссориться с соседями из-за такого человека.
...И второе письмо, к которому так ласково тянутся кленовые ветви - оно не лучше. От драгоценного наследника, сына давно умершей первой жены. Макори снова рвется на войну, не подозревая, что отец знает о его "подвиге" - подосланном к генералу убийце. Или подозревает? Макори не дурак.
И снова Суро вынужден промолчать, утереться этим письмом, сделать вид, что не было ничего. Только запретить дорогому сынку покидать Ожерелье.
Шимаре захотелось на волю, куда-нибудь в холмы, где просыпается зелень. Да хоть на войну, куда не попасть Макори. Хоть и не всей провинции угрожает беда, только северу, все равно - в настоящем сражении куда больше бы себя уважал, чем в таком, с помощью писем, пропитанных ядом.
Всегда был азартен, был игроком, но сейчас... пошли бы все эти сильные мира сего подальше.
Только нельзя, его самого убить - раз плюнуть. А этого никак нельзя допустить.
И это наша страна, да, - пришло Шимаре на ум - не в первый раз уже, и не во второй. Потомки будут читать летописи и, возможно, завидовать - как интересно предкам жилось! Будут, куда же денутся - и потомки, и летописи. Солнечная Птица своего не упустит, и когти у нее побольше орлиных... У него самого нет сыновей - тех, о которых бы знал, но если вдруг появились на свет, пусть попрочнее запомнят, какой Хинаи была когда-то. Их дети застанут лишь единые земли.
А пока... Можно и послужить кому-нибудь.
**
В низинах и затененных местах снег еще лежал, но большую часть земли уже покрывала травка. А на полянке возле дороги, ведущей к Сосновой, одна из сельских девушек нашла первоцветы, голубые колокольчики. Молодежь собралась на праздник - среди простого народа отродясь не было той строгости, когда дочерей держат почти взаперти.
Человек десять резвились на полянке, как дети, танцевали под звуки флейты и барабанчика, играли в жмурки. Все еще стояли холодные дни, но сегодня солнце не жалело своего золота.
– Где-то наверняка растут и белые, - сказала первая девушка, вплетая в косы цветы. Все знали легенду: первоцветы - знак примирения весны и зимы, снега и голубой воды.
...Молодой человек заметил белые венчики на склоне оврага. Большинство людей сочли бы их остатками снега. Но большинство людей и не оказались бы тут - среди бездорожья. И уж точно не стали бы подниматься на склон, рискуя сорваться. Но у этого все получилось ловко и быстро, и цветы доверчиво потянулись к ладони, не зная, что их сейчас сорвут.
– Ты кто?
– спросила девушка, заметив человека на краю поляны. Смеясь, подбежала, вгляделась; был он немногим старше собравшихся, и смотрел... странно, словно не мог сделать выбор. Девушка на миг призадумалась. Кажется, встречала его в селе, но уверена не была.
Он, чуть склонив голову набок - напомнил ей птицу - протянул цветы-колокольчики.
– Ой, белые, - обрадовалась девушка, - Я как раз не могла их найти. Смотрите, - она обернулась к друзьям, увлеченным игрой. А когда вновь повернула голову, человека уже не было.
**
Всю ночь в голове Лайэнэ в полусне вертелась мелодия, которую очень хотелось запомнить, но под утро от нее остался лишь хвостик из нескольких звуков. Сейчас, завернувшись в голубую шерстяную накидку с широкими рукавами, молодая ашринэ сидела на кровати, поджав ноги, и смотрела, как девушки распаковывают подарки, плату за вчерашний праздник. Увидела серебряные колпачки для пальцев, играть на ахи, вновь пожалела о забытой мелодии.