Кто поверит эху? - Часть 4
Шрифт:
Вот был бы доволен отец-настоятель...
Остается перебраться в деревушку, дымки которой брат Унно видел не раз на другой стороне ущелья. Теперь-то можно пройти. Странно, что раньше не сделал этого - а ведь собирался, как только подсохнет.
Пояс!
Монах в ужасе схватился за собственное одеяние, едва не запутался в нем, пока не нашарил за пазухой недобрую вещь. За прошедшие дни и недели пояс молчал и будто бы съежился, но несколько раз порывался удрать. Однажды ему это почти удалось: вещь брату Унно вернула старушка, рассказав байку невероятную.
– Сижу, вижу - змея ползет, мерзость. Я ее кочергой, и еще, и еще... А она и блеснет пряжкой. Подняла вот: держи, твое, небось. Совсем старая ослепла и помешалась, ай-яй, не могу пояс отличить от змеи...
После ударов кочерги вещь совсем притихла. Только вот не ползают предметы, в которые вселились тори-ай - перемещаются так, что глазом не уследишь, и тем более не совладать с ними какой-то старухе.
Перебираясь через глубокий овраг - нет, все-таки небольшое ущелье - к деревушке на той стороне, пришлось попотеть. Склоны покрывал нежно зеленевший, но густой и жесткий кустарник, а под ним прятались переплетенные корни, за которые наверное удобно было бы хвататься, но очень неудобно ступать. И намека на тропу не нашлось. Зато селение оказалось на месте, маленькое, унылое после зимы - оголодали люди за долгие морозы.
Монаха приняли со всем почтением, хоть и переглядывались - может, спятил святой человек? Упал, например, со склона, померещилось невесть чего...
Никто отродясь не жил напротив деревни, ни старушек, ни ее сыновей, ни внучек. Ну да монахи, они дело известное, в горние выси устремлены, а земные приметы путают. И год могут спутать, и место, и мало ли что им в странствиях духа привидится.
Загрустив, брат Унно отказался от предложенной скудной трапезы и поспешил-таки к монастырю, по дороге все проверяя пояс. Что ни делается, все смысл имеет, но это уж слишком. Вот и думай теперь, то ли, исполнив обет, вернуться в мир, то ли, насмотревшись на чудеса, служить еще с большим рвением?
**
Девушка в крохотной комнатке монастыря Эн-Хо сидела одна за игральной доской, задумчиво трогая то одну, то другую деревянную фишку. В окно влетал теплый ветерок, но девушка отчаянно мерзла, и не помогала шерстяная накидка на плечах. Странно и неприятно, ведь холода наконец оставили эти места: уже не только монахи, и крестьяне-беженцы ходят в легком.
Но почему же сейчас такое? И фишки как изо льда... Задев пальцем очередную, вздрогнула, будто укололась. Посмотрела в окно - серый каменный двор, чуть потрескавшиеся плиты, столбики изваяний; все привычно, пусто, как всегда под вечер...
Вскочила, опрокинув доску, со стуком разлетелись фишки.
Раздался звон монастырского гонга, созывающего на молитву - он будто подхватил тихий стук, усилил его многократно. Возвестил на весь монастырь об опасности, которую пока ощутила лишь одна девушка.
Не сразу Нээле удалось пробиться к святому настоятелю - во время молитвы он был занят, а сразу после принимал братьев-просителей. И лишь потом пришел черед других нуждающихся в совете.
– К чему такая спешка, юная дочь?
– спросил он кротко, ни словом, ни взглядом не укорив за неподобающее поведение, когда она пыталась пробиться через заслон вежливых, но непреклонных сторожей, не желающих открывать двери, слишком тяжелые для нее, а теперь предстала перед его взором растрепанная, позабывшая поклониться.
– Монастырю грозит большая опасность. Я играла сама с собой, согласно вашему совету, святой настоятель, и ощутила...
Что она ощутила, сказать не смогла. Осознав это, смешалась; цель была достигнута, перед настоятелем Нээле предстала и предупредила его, но знание покинуло девушку. Ей проще было бы силой мысли вернуть на доску рассыпавшиеся фишки, чем вспомнить, что же привиделось.
Впрочем, вспоминать оказалось не нужно.
Через два часа в монастырь пришли сборщики хвороста, задыхаясь от бега, рассказали о страшном: отряд чужаков идет к монастырю. Людей столько, что бесполезно обороняться, святое место не крепость, стены невысоки.
**
Жучки-красноспинки повыползали из зимних укрытий, грелись на солнышке. У Лайэнэ дома так и звали эти дни второго весеннего месяца - дни красноспинок. Может, и тут крестьяне предместий именуют их так, а горожане мало обращают внимание на жучков...
Молодая женщина сидела в открытой беседке в саду, на легком столике перед ней лежали листы бумаги. Узкая рука, уверенно держащая кисть, выводила какие-то каракули, рядом с которыми те самые жучки казались образцом изящества. Будто Лайэнэ враз разучилась писать; еще бы взять кисть по-другому, как держат люди малограмотные, и впечатление будет полным.
Сторонний наблюдатель немало бы удивился, что случилось с ашринэ - для солнечного удара еще недостаточно жарко...
Она всего-то пыталась скопировать почерк Энори. Кто бы мог подумать, каким трудным заданием это окажется! Разные школы написания в свое время дались ей не в пример легче. Извела уже с десяток листов, но толку чуть.
Не отважилась довериться кому-то еще: мало ли, у Энори было много самых странных знакомых, вдруг кто-то задумается. К счастью, подделывать подпись господина Кэраи Таэна не было нужды. Чудом добытый листок у нее - настоящий.
Везение? Или приготовленная судьбой ловушка?
Но он уехал... такая возможность!
Снова екнуло сердце. Уехал. Поспешно, отдав распоряжения, говорящие, что вернется нескоро. У Лайэнэ тоже были верные люди, они передали. Только вот куда направился, тайной осталось для молодой женщины. Может, на север, где самое сердце грозы, может, в Мелен за подмогой, как не слишком давно, или в Окаэру, а может, в саму Столицу... Нет, это долго, ему нет смысла.
А в Мелен... он как-то отметил вскользь, что готов был добыть войска любыми средствами, даже свадьбой. Тогда сказал об этом, как о шутке...
И еще раз нет. Из Мелен он вернулся не слишком радостным. Что-то произошло там, не до женитьбы.
О чем она только думает... А надо - о том, как проникнуть к мальчику, завоевать доверие юного наследника.
О том, как еще раз ослушаться - на сей раз прямого приказа.
Очередной лист был смят и отброшен.
Прокляла все на свете, пытаясь добиться сходства. Казалось бы, возьми любого малограмотного человека и попроси его написать под твою диктовку. Подходящий почерк получится, все знаки вразнобой. Но нет, выходило не так - легкими были у Энори линии, без всякой натужности. Для того, кто читать умел хорошо, разница в написании просто бросалась в глаза. А мальчик... он мог и знать. Другой возможности не представится.