Кукурузные человечки
Шрифт:
– Они натворили что, да?
– раздался голос позади Кубика, и Нинка вскочила и спрыгнула с крыльца.
– Мамка пришла!
– завопила она и повисла на материной шее.
– Мамка!
– Здравствуйте, Аня, - сказал, вставая, Кубик.
– На этот раз они не натворили, а сотворили. Они по-новому разгадали старую загадку. Мы все вас заждались.
Нинкина мама - усталое лицо, коричневые до локтя руки - присела на нижнюю ступеньку.
– Наталья из декрета вернулась, вот меня и отпустили на денек. Дочь, говорю, без меня растет, я ее неделями не вижу, только, может, на свадьбу вырвусь... Ну, как вы тут живете?
– Так вы завтра дома? Матушка-голубушка-Аннушка-доярушка!
– запел Кубик.
– Я знаю все: стирка, уборка, отдохнуть надо, на дочь-ненаглядышку насмотреться.
– но не откажите в просьбе!
– Еще что-то делать надо?
– Дело невелико будет.
– Художник взглядывался в лицо Анны.
– Нужно вам будет посидеть с дочерью на лугу, ни о чем, кроме травы, не думая.
– Ой да что вы!
– замахала руками Анна.
– Да я завтра на минуту не присяду! Какой луг! Какая трава!
Нинка сидела, уткнувшись в материно плечо.
– Ма, - сказала она, - он тебя нарисовать хочет. Это я ему сказала, чтобы нарисовал.
– Зачем меня рисовать, что я - артистка какая? Потом как-нибудь.
Кубик все так же смотрел на лицо Нинкиной мамы.
– Артистка, артистка...
– уговаривал он, - все женщины артистки... А "потом", Аннушка-доярушка, не будет. Луг вон, я слыхал, запахать хотят. У Натальи ребенок заболеет или еще что-то случится, а там, глядишь, и зима. А я хочу - пока август, пока луг, пока молода, пока в глазах синь проглядывает...
– Какая уж там молодость, какая синь, - вздохнула Анна, - цельными сутками только коров и вижу...
Глаза, заметил Славик, у Нинкиной мамы были такие же, как у дочери, - то серые, то голубые, как лесные колокольчики. Но чаще всего серые.
– А когда на луг-то пойдем?- согласилась она.
– Я ведь и голову должна помыть, и платье приготовить.
– Платье нужно попроще, - распорядился Кубик.
– Не на бал пойдем - в траве сидеть, на речку глядеть.
Анна с дочерью, обнявшись, ушли.
– Ну, - сказал Кубик, ударяя правым кулаком в ладонь, - завтра я дам ему бой!
– Кому?
– удивился Славик.
– Той бездари, тому лентяю, что сидит во мне. Я ему покажу, тугодуму!
Бабушка позвала внука ужинать.
После ужина Славик поспешил в огород. Его встретил голос Вьюры, который, видимо, нес дежурство на своей кукурузине.
– Наши в корабле. Ночью он видим. Мы решили, что завтра нужно осмотреть хоть один ваш город.
Но снизу раздался еще голос:
– Славик, привет!
– Это был Питя.
– Мы выполняем программу полета. Вьюра сказал тебе, куда мы летим? Что в ваших городах самое интересное?
– Самое?
– переспросил Славик.
– Самое - это... наверно... (Что может быть интересно для пришельцев? Ну что? Что?..) - Зоопарк, - решился он.
– Цирк. Ну еще архитектура... Высотки... Людей полно... Машины...
– А что такое зоопарк? - ухватился за слово Питя.
Славик рассказал.
– Ух ты!
– сказал малыш.
– Хорошо бы посмотреть, - вставил Вьюра.
– Но как мы покажемся там днем?
– Можно ночью!
– быстро нашел ответ Питя.
– Идея! Грипа!
– крикнул он в темноту.
– Мы должны побывать в зоопарке, там собраны все звери Земли!
Встретиться снова договорились только на послезавтра. Завтра утром корабль возьмет курс на город.
Фея и Фей
На луг шли впятером: Кубик, Анна в новом цветастом сарафане, Нинка. Славик и коза. Впереди шагал Славик, за ним художник с козой через плечо и этюдником на веревке (тьфу! оговорился, нужно наоборот), а сзади, все еще обнявшись, делили узкую тропинку Пантелеевы. Третья Пантелеева, Евдокимовна, вышла их проводить, что-то вспомнила, закричала, но никто останавливаться не захотел и, чтобы она не беспокоилась, помахали ей руками.
Когда они проходили по огороду, Славик заметил, что запахи на нем сменяют друг друга, как экспонаты на выставке. Отдохнув за ночь от солнца и ветра, благоухает утром каждый куст, каждый лист. И все - по-своему. Вот дает о себе знать картошка, вот - помидоры, а уж огурцы!.. Даже просто земля, оказывается, утром тоже пахнет - просто землей, но так, что раздуваются ноздри. Потом пахнуло травой-лебедой, травой-полынью, травой-донником, травой-пижмой, чьи цветы похожи на маленькие желтые таблетки, уложенные кружочком.
Луг был скатертью-самобранкой, расстеленной для шмелей, пчел, жуков, бабочек и прочей летающей живности, которую здесь не перечислить. Но жука бронзовку мы должны назвать, потому что цвет его крыльев удивителен: они зеленые с бронзовым отливом, такого цвета не найдешь больше нигде. Жука бронзовку все увидели на кусте шиповника.
– Что за прелесть!
– Художник осторожно снял жука с листа и положил на ладонь. Жук сразу же притворился мертвым.
– Прямо драгоценный камень!
– Или как елочная игрушка, - сказал Славик.
Нинка поднялась на цыпочки и залянула в ладонь Кубика. Что-то тоже хотела сказать, но не придумала и тронула жука пальчиком. Жук тут же перестал притворяться, перевернулся и пополз по ладони. Все следили за ним. Он прошелся по указательному пальцу, поднял зеленые надкрылья, достал из-под них мягкие крылышки, зафырчал ими, нагнал обороты и взлетел.
– Ты, Нинон, прямо фея, - сказал художник.
– Притронулась - и жук ожил. Ты, наверно, фея жуков. А ну покажи еще какое-нибудь чудо.
– Сейчас не хочу, - чуть подумав, ответила Нинка. То, что ее назвали феей, ей понравилось, а то, что она способна на чудо, Нинка, похоже, знала и раньше.
– Потом, - пообещала фея.
– Пошли дальше, уже вся трава от росы повысохла.