Куликовская битва в истории и культуре нашей Родины

Рыбаков Борис Александрович

В «Сказании о Мамаевом побоище» предание о посещении великим князем Троицы приобрело новый вид. Составители «Сказания» утверждали, будто Дмитрий Иванович получил благословение на войну с Мамаем не от Герасима в Москве, а от Сергия в Троице, куда он выехал, едва узнал о походе на Русь Мамая. Вместе с Дмитрием к Сергию якобы ездили Владимир Андреевич и «вси князи русские». В «Сказании» нет и намека на осторожные советы Сергия, известные из «Жития». Игумен сразу сказал Дмитрию: «Пойди, господине, на поганыа половцы…» и тут же тайно предсказал ему победу. Кроме того, вместо себя Сергий послал с Донским двух своих иноков — «Пересвета Александра и брата его Андрея Ослабу». Иноки получили «в тленных место оружие нетленное оружие — крест Христов нашыт на скымах» [208] .

208

Повести о Куликовской битве, с. 51–52. Версия о «вооружении» иноков вместо оружия крестом «на скымах» не была повторена даже поздней Никоновской летописью (ПСРЛ, т. XI, с. 145). Факты подрывают доверие к поздней легенде насчет посылки Сергием двух иноков. Если бы Пересвет

был иноком Троицы и на войну его отправил сам Сергий, после гибели его непременно бы привезли для погребения в свою обитель. Между тем, Пересвет был похоронен в Симоновском монастыре в Москве. Инок Ослябя после битвы выполнял различные поручения московских властей. Так в 1398 г. в Царьград «с Москвы поехал с милостынею Родион чернец Ослебя» (Троицкая летопись, с. 448). После кончины Ослябя также был погребен в Симоновском монастыре. Если бы Пересвет и Ослябя ушли в поход из удельного монастырька, они лопали бы в удельные полки Владимира Андреевича. На самом деле они сражались на первой схватке под знаменами великого князя.

Авторы «Сказания» явно старались приписать Сергию роль истинного вдохновителя битвы с Мамаем. Выявление основной тенденции позволяет предположительно указать место возникновения «Сказания», или памятника, положенного в его основу.

«Сказание» было составлено, скорее всего, в стенах Троице-Сергиева монастыря в среде учеников и постриженников Сергия. Если такое предположение справедливо, то тогда становится понятным, почему «Сказание» восхваляло разом и Сергия и удельного князя Владимира Андреевича. Троицкий монастырь располагался в Радонеже на земле, принадлежавшей семье Владимира Андреевича, и эта семья сделала очень много для обогащения удельного монастыря.

Первым опытом летописной работы троицких монахов, как показал А. Н. Насонов, явился семейный летописец князя Владимира Андреевича. В этом летописце подчеркивалась любовь удельного князя к Сергию и заметно было желание прославить Троицкую обитель [209] .

Предположение о том, что «Сказание» было составлено в стенах: Троице-Сергиева монастыря, нуждается во всесторонней проверке. Существенное значение в этом плане имеет упоминание в тексте памятника имени братьев бояр Всеволожских. По «Сказанию», Дмитрий Донской уже в Коломне вверил передовой полк Дмитрию Всеволодовичу и его брату [210] . Описание битвы в «Сказании» начиналось словами: «Уже» бо, братие, в то время плъкы ведут: передовой полк ведет князь Дмитрий Всеволодович, да брат его князь Владимир Всеволодович…» [211] .

209

См.: Насонов А. Н. История русского летописания. М., 1969, с. 365–368. Семейный летописец князя Владимира Андреевича был включен в состав Троицкой летописи. «Едва ли Троицкая летопись, — пишет А. Н. Насонов, — оформлялась в самом Троицком монастыре (хотя решительно отрицать это и невозможно)» (там же, с. 368).

210

Повести о Куликовской битве, с. 55.

211

Там же, с. 68.

Дмитрий Всеволодович никогда не носил княжеского титула и занимал сравнительно скромное положение при дворе Дмитрия Донского [212] . Во всяком случае, он не принадлежал к числу лучших боевых воевод и главнейших бояр, имена которых фигурируют в летописях и великокняжеских духовных грамотах. Всеволодовичи стали играть выдающуюся роль уже после смерти Дмитрия Донского. Сын Дмитрия Всеволодовича Иван фактически стал правителем государства при малолетнем Василии II. Боярин выдал одну дочь за тверского князя Юрия, а другую пытался выдать за Василия II.

212

Родословцы утверждали, будто отцом братьев Всеволодовичей являлся смоленский князь Александр-Всеволод. Как выяснил С. Б. Веселовский, этот смоленский князь был в действительности примерно одного возраста с Дмитрием Всеволодовичем и его братом, а следовательно, никак не мог быть их отцом (см.: Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. М., 1969, с. 332).

У книжников из Радонежа были особые причины к тому, чтобы похвалить Всеволожских. Одна из дочерей боярина Ивана Дмитриевича стала женой князей Андрея Радонежского, сына Владимира Андреевича. Удельный князь стал для монахов подлинным благодетелем. Как, значилось в монастырской кормовой книге, «дал князь Андрей село Княжо под монастырем, да село Офонасьево, да село Клемянтьево, а на их же земле монастырь стоит…» [213] . В обители был учрежден «большой корм» по родителям чудотворца Сергия и по князе Андрее со всем его родом, включая отца князя Владимира и бабку княгиню Марию. Боярин Иван Дмитриевич Всеволодович пожертвовал Троице-Сергиеву монастырю две соляных варницы, приносивших большой доход. В 1426 г. князь Андрей Радонежский умер, вследствие чего его тесть Иван Всеволожский стал естественным опекуном удельной семьи и ее владений в Радонеже [214] . Таким образом, удельный монастырь получил в лице боярина нового патрона.

213

Горский А. В. Историческое описание Троицкия Сергиевы Лавры. М., 1890, ч. 2, с. 47.

214

См.: Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев, с. 337.

Книжники Троице-Сергиева монастыря сочинили

легенду о княжеском титуле Всеволодовичей и их выдающейся роли в Куликовской битве, как видно, в первой трети XV в. в момент наивысших успехов правителя Ивана Дмитриевича [215] . В 1433 г. боярин затеял смуту, за что был ослеплен. Вскоре же он сгинул в опале, а род его выбыл из боярской среды и пресекся.

Самое существенное значение для определения времени и места составления «Сказания» имеет прямая ссылка автора на источники информации, которыми он пользовался: «Се же слышахом от вернаго самовидца, иже бе от полъку Владимера Андреевича…» [216] . Одна небольшая, но характерная деталь подкрепляет свидетельство книжника о его беседах с воином из удельного полка. В «Сказании» обозначены имена одного-двух, очень редко трех воевод из состава «великих» полков Дмитрия Донского, зато названы имена пяти воевод сравнительно небольшого полка Владимира Андреевича [217] .

215

Характерная деталь. По «Сказанию», знаменитый старец Александр Пересвет будто, бы сражался в полку Владимира Всеволодовича (Повести о Куликовской битве, с. 68).

216

Повести о Куликовской битве, с. 70.

217

Там же, с. 58.

Приведенные факты позволяют предположить, что источник, из которого составитель «Сказания» почерпнул основные сведения о битве, возник в удельном Троице-Сергиеве монастыре не позднее 20–30-х годов XV в., когда еще живы были некоторые участники Куликовской битвы, а фактический правитель государства Всеволожский оставался опекуном Радонежского удела и расположенного на его территории монастыря [218] .

Со временем сочинение о Куликовской битве подверглось переработке и стало одним из самых популярных на Руси литературных сочинений. Переписчики и редакторы дополнили его всевозможными подробностями, дали новое литературное обрамление.

218

Доказывая позднее происхождение «Сказания», В. А. Кучкин отметил, что в его тексте упоминаются князья Андомские, а между тем, Андомский (вернее — Андожский) удел образовался лишь в 20-х годах XV в. (см.: Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле, с. 7). Данное наблюдение не противоречит предложенной датировке. В число участников Куликовской битвы «Сказание» включило также князей Романа Прозоровского и Льва Курбского. Однако в XIV в. названных фамилий еще не было, а потому и в родословцах лица с подобными именами отсутствуют. Удельные княжества (Курбское и Прозоровское, давшие фамильные прозвища их владельцам, выделились из состава Ярославского великого княжества лишь в XV в. (см.: Бегунов Ю. К. Об исторической основе «Сказания о Мамаевом побоище». — В кн.: «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 495–497).

Поздние датирующие признаки, выделенные в тексте «Сказания» В. А. Кучкиным, относятся к слою, возникшему едва ли не в процессе литературной обработки памятника. Во вводной части «Сказания» отмечено, что Батый при взятии Владимира разграбил «вселенскую церков». Владимирскую церковь, отметил В. А. Кучкин, могли назвать «вселенской», когда пало значение действительно «вселенской» св. Софии в Константинополе, захваченном турками в 1453 г. [219] Очевидно упоминание о Батые не имело непосредственного отношения к основной теме «Сказания».

219

См.: Кучкин В. А. Победа на Куликовом поле, с. 7.

В самом начале «Сказания» автор, описывая выступление русских войск против Мамая, обронил замечание, что сам митрополит Киприан кропил святой водой воинов в Константиноеленских воротах Кремля. Эти ворота, как установил В. А. Кучкин, получили свое название между 1476 и 1490 гг. [220] В тексте «Сказания» описанный эпизод служит своего рода литературным украшением, имеющим лишь косвенное отношение к основной теме битвы. Этот эпизод недостоверен от начала и до конца. Во время Куликовской битвы Киприан находился в Киеве. Дмитрий Донской отказывался в то время признать его митрополитом. Все это было хорошо известно современникам и летописцам. Изображение Киприана в качестве наставника Дмитрия, появление в тексте «Сказания» речей, которыми якобы обменялись эти лица перед выступлением армии в поход, очевидно, связаны с поздним литературным сочинительством.

220

Там же.

На страницах «Задонщины» можно прочесть плач «жон болярских» по убитым мужьям [221] . В «Сказании» плач боярынь заменен описанием скорби и плача великой княгини Евдокии с ее «снохою, княгинею Володимеровой Марией» [222] . Поздний писатель допустил грубейшую ошибку: жену Владимира Андреевича звали Еленой и по отношению к жене Дмитрия Ивановича она никак не могла быть снохой. Удельные книжники, прославлявшие подвиги Владимира Андреевича в битве с татарами, никогда не допустили бы подобного промаха. Отсюда можно сделать вывод, что свою окончательную литературную форму «Сказание» получило вне круга лиц, связанных с уделом и удельной традицией.

221

«Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла, с. 550.

222

Повести о Куликовской битве, с. 55.