Культурные особенности
Шрифт:
«Черт, их же размажет сейчас», — думал Эрвин. Машинально. Руки его уже развернули вверх пулемет. Стопор снять, левую ногу — вперед, стволы плавно ползут налево и вверх, вдоль линии горизонта. Солнце мигнуло в лицо, клыкастая голова твари вползла, запуталась в узоре линий прицельной сетки. Предохранитель. Эрвин потянул вниз тугую скобу — и замер, не закончив движения. Горло обожгла холодная сталь.
— Это не твой бой, чужеземец, — в такт голосу — тонкий звон и шелест лент. Мониста на бахроме. Туземка, та, из машины. Та, что пела, подхватив с поля боевой клич. Эрвин совсем забыл про нее. А она каким-то чудом перескочила вмах с машины в машину. И замерла, приставив нож Эрвину к горлу. Сизая сталь, широкий тонкий клинок. Латинский крест на широком обухе у зарубок. И такой же — на пальцах
— Не мешай, чужак. Не порть моим мужьям их охоту…
Эрвин осторожно мигнул, помянув про себя некстати заглючивший переводчик. Палец на скобе замер — на миг. С поля — полный ярости и боли звериный рев и стук выстрелов. Интенсивность огня не уменьшилась. Почти.
— Она права, Вам лучше не лезть, — это Станислав подал голос с места. Голос разума, мягок и тих, — ваш пулемет хорош, но и морда у твари бронирована, а уязвимых мест вы не знаете. Только отвлечете и спутаете Яго рисунок боя.
Эрвин замер. Хоть руки от ствола и убрал — но все же сомневался.
— Для людей «коммандо» это уже три столетия как работа. Было время руку набить. Не волнуйтесь, старый Яго знает, что делает. Хотя с манерами у его жены, конечно, беда.
Эрвин убрал руки от оружия. Стволы развернулись обратно, на ноль. Нож исчез, туземка перескочила обратно — под звон монист, одним неуловимым взгляду движением. Уселась, подняла глаза на поле и замерла, не обращая больше ни на что внимания.
— Кто это? — спросил Эрвин. Аккуратно, одними губами. Заныло горло, вспомнив холод ножа.
— Эви, хан-шай коммандо старины Яго. Чудная особа, но в ее должности это, как раз, неудивительно. Мало ли здесь чудес. Давайте потом, смотрите — бой на поле заканчивается.
Эрвин поднял глаза — в самом деле, рев сотрясателя стал куда тише. Тягучий, уже жалобный рев, теперь боли в нем было куда больше, чем ярости. Поле затянуло — пыль взлетала от ударов лап и хвоста, вихрилась, стояла в воздухе, затягивая серым пологом картину боя. Приходилось напрягать глаза. Сотрясатель был виден ясно — изломанный черный силуэт. И, сквозь серую пелену: вспышки выстрелов — короткие, алые, злые. Эрвин, приглядевшись, ловил ритм — «коммандо» били, развернувшись в длинную цепь. Дальний край начинал, всаживая в морду твари зажигательные заряды. Один, другой… без эффекта, но разъяренная тварь кидалась в гневе на них — кидалась, пролетала всю цепь из конца в конец и получала точный как смерть залп бронебойным под брюхо. Масса и ярость работала против нее — инерция броска протаскивала тварь над цепью, не позволяя вовремя остановится. Гигантский хвост бил по земле, взрывая, выбрасывая дерн и траву высоко в синее небо. Эрвину оставалось гадать — каким чудом никого из стрелков не зацепило. Впрочем, за них работало триста лет опыта. На его глазах бросок повторился — другой конец цепи взвел ловушку в свой черед. И еще. Зверь замер, завыл, подняв в небо тяжелую морду. Оскалил щербатую пасть. Меж желтых клыков мелькнула короткая вспышка — пуля ударила, сломав кривой клык. Пыль осела — слегка, зверь стал виден — исполинская черная тень на фоне синевы неба.
— Круг зубов его — ужас, сердце его твердо, как камень, и жестко, как нижний жернов, — начал вдруг Станислав мерным речитативом, — как мой куратор по школе любит говорить… Беда здесь с библейскими цитатами…
Зверь замер, качнулся — уже нетвердо стоял на ногах. По плечам и шее — потоком черная кровь. Остроносые туземные пули с дьявольской точностью нашли и вскрыли яремную вену.
… будет ли он говорить с тобой кротко?
С поля — опять человеческий крик. Протяжный, торжественный. Даже печальный. Зверь мотнул головой, взревел в ответ и упал. Камнем — вниз, на враз подломившихся лапах. Привычно задрожала земля. Станислав сбил шляпу со лба и сказал — невпопад:
— А лучше бы говорил. Эх, слава павшему величию…
Эрвин поежился, на миг позавидовав веселому латинисту. Сумел же выразить невнятное чувство в слова.
А туземка — Эви — запела опять, встав в полный рост в кузове чужого грузовика. Ритмичный резкий напев,
— Хай, смотрите, вот Уг-Квара идет, — затянула Эви, подняв руку, — самый юный из тех, кто встретил дракона…
Но крест Святого Якова на шее его, ярче солнца улыбка его Дева из города не спит, Счастлива будет дождаться его на пороге отчего дома…Она пела, слегка раскачиваясь, ветер смял и отбросил назад ее волосы — белые, цвета снега и серебра. Звенели музыкой в такт словам монеты на рукавах и воротнике оливковой куртки. Фигуры выплывали из тумана одна за другой — Эви, приветствуя, называла их, сплетая звуки чужих имен в торжественной песне. Перед каждыми — подрагивала слегка.
Эрвин поежился на миг, сообразив — это пыль клубилась над полем, фигуры воинов различимы ей не больше, чем ему — и, значит, песнь торжественной встречи дрожит всякий раз, готовая обернуться погребальным плачем. Но — обошлось. К Эрвинову огромному удивлению — обошлось. «Коммандо» туземцев и впрямь сумело без потерь завалить огромного сотрясателя.
Дела…
Ирина обернулась, крикнула пару слов. На туземном — Лиианне. Просьбу сготовить обед. На всех, включая Станислава и «коммандо». Эрвин молча кивнул — молодец, мол, спасибо, разумно.
Торжественная песня затихла — последний из воинов вышел с поля на свет. Невысокий, коренастый, с плоским невозмутимым лицом. Морщины и шрамы вились по нему, сплетаясь с узорами татуировки. Косые кресты на висках, на лбу — засечки. Метки убитых чудовищ. Спираль на щеке.
«Последний — должно быть, и есть их комманданте. Яго, или как там его. Чудное слово, — подумал Эрвин, зачем-то проверяя в десятый раз за день пулемет, — похоже, чудеса на сегодня только начинаются»
Глава 17 Комманданте
Они выходили на поляну по одному — тенями из облака пыли, земли и сгоревшего пороха. Воины туземного коммандо, все высокие, усталые, с головы до ог в охряной, серой и зеленой пыли. Эви из кузова приветствовала их, называла по именам, мелодично и звонко. В ответ — короткие фразы и взмахи рук. Скупые и точные ритуальные жесты. Хлопала, взвивалась, бахрома на рукавах. Один что-то крикнул, протянул Эви винтовку — церемонно, прикладом вперед. Эви улыбнулась, но не взяла — помотала головой, подняла руки в отрицающем жесте. Показала на Эрвина. Воин развел руками — он был явно разочарован, хоть и хорошо скрывал. Другой пожал плечами, хлопнул его по плечу. Окликнул Мию за рулем. Та ответила с улыбкой, подставив солнцу вязь на щеках. Переводчик в ухе закашлялся, съев окончания. Чужие взгляды собирались, скользили по Эрвину, бэхе, Мие, Ирине на кресле рядом. Спокойные, оценивающие взгляды. Беху брали в полукольцо. Лиианна подалась назад, аккуратно скрылась мужчинам за спины. Маар взвизгнула, перегнувшись через высокий борт: «Коммандо. Всамделишное. Как в сказке». Ирина выбросила руку на борт, пробарабанила тонкими пальцами по броне. Один из воинов округлил глаза, протянул руку, показав пальцем на шрам на ее ладони. Сказал хрипло: «ХанШай». Воины переглянулись, заговорили — разом. Их голоса загудели вокруг пеньем птиц — гортанные, удивленные голоса. И — разом — смолкли. Люди на поле раздвинулись слегка, давая дорогу. Маар взвизгнула, задохнувшись на миг словами — разглядела, кому. Потом перевела дух, ткнула пальцем и выдохнула короткое: «и комманданте».