Культурные особенности
Шрифт:
И, на миг замерев, добавила:
— Мужей теперь не забывай кормить…
Сказала — и, не оборачиваясь, перепрыгнула обратно на грузовик. Скрылась, исчезла в облаке мелодичного звона.
— Да я не голодный, — буркнул Эрвин, набивая трубку. Щелкнул зажигалкой — над рекой потянулся тонкий сизый дымок. Закатное солнце плеснуло Иришке в глаза. По речной глади — мелкая рябь, и — в тон ей — качаются над желтой водой плакучие тонкие ветки. Она невольно поднесла руку к ушам — подкрутить так некстати заглючивший переводчик. Пальцы нащупали пустоту. Бусинка выпала, потерялась еще на том берегу. И, тем не менее, Ирина понимала чужие слова. Точнее, не понимала. Совсем. Мужей, тоже мне, выдумали. И почему во множественном числе? Белоголовый орлан сел на ветку, постучал клювом, кося большой круглый глаз.
Глава 19 Часовня
Если бы не птичий гам, Эрвин проехал бы часовню, не заметив. Ну, куст и куст — огромный, куда выше головы клубок ярко-зеленых, тесно переплетенных лиан, густо усыпанных мелкими розовыми и белыми цветами. Красиво, дико, но… Тут белоголовый орлан на плече у Ирины махнул крылом, раскричались с ветвей яркие, похожие на соек птички. Ирина дернула Эрвина за рукав, показала налево:
— Ты что, не видишь? Туда…
Сзади раздался свист, Эрвин обернулся, увидел подтверждающий взмах руки комманданте — правильно смотришь, мол, звездный. Налево заворачивай. Эрвин пригляделся к кусту повнимательнее — и увидел. Сверху, над деревом — крест. Железный, обвитый лианами латинский четырехконечный крест — весь в листве, яркой на фоне темного неба. А ниже, под зеленью кое-где проглядывала сизая холодная сталь. Исполинские двутавровые балки, сваренные крест-накрест, ежом. Бог знает, кто и зачем притащил их сюда, бросил и оставил стоять, зарастая гнущейся лозой. Глухо рыкнул мотор — Миа без команды завернула машину внутрь, под укрытие. Волнорез осторожно раздвинул лианы, кусты сомкнули ветки над головой. Мотор заглох. Миа осторожно погладила руль, прошептала напевно — ставшие привычными слова благодарности машине.
«И как ее от этого отучить?» — угрюмо подумал Эрвин, спрыгнул, осторожно глянул по сторонам — земля под ногами утоптана и подметена, зеленая лоза вьется густо, смыкаясь вверху в четкую арку. Одна из железных полос над головой смята и почти загнута в узел. Мимо прошел комманданте со своими. Мимо, внутрь, под полог ветвей, оставив машину под крышей лиан — старый Яго прошел, не обратив на смятое железо никакого внимания.
Эрвин шагнул следом, гадая, что за зверь сумел так искорежить и смять двутавровую толстую балку.
Ответ лежал внутри, за густым пологом зеленых ветвей, отделяющих внешнюю часть часовни от внутренней. Исполинский полукруг белой, мерцающей кости. Огромный, вытянутый в длину череп неведомого чудовища — его туземцы занесли внутрь и приспособили вместо алтаря. Врыли исполинскую башку по самые глаза в землю, спилили рога — они были положены тут же, рядом, вместо подставки. На покатом темени поставили крест и статую — резанную по дереву фигуру спасителя с руками, поднятыми для благословления. Высокие, по-туземному, скулы, лицо тонкое. Вырезано искусно, Эрвин аж усмехнулся на миг — выражение лица статуи сильно напомнило ему капеллана, изрекающего свою любимую, предразносную присказку: «с чем дали, юноша, с тем и работаю». Кто-то положил винтовку к его ногам. Вороненая сталь, темное дерево, мягко блестит истертое руками цевье и шарик на рукояти затвора. По бокам, в рамках драконьей кости — две толстых доски, по виду картины — или иконы, Эрвин не понял. Рисунок углем по дереву, линии точны, изящны и тонки.
Раздался короткий, протяжный, торжественный возглас — воины «коммандо» преклонили колена. Винтовки они сложили у ног, ложем — к себе, по прикладам темной вязью вьются слова молитвы. Ирина, к удивлению Эрвина, перекрестилась. Эви распростерлась ниц. Миа подошла, последовала ее примеру.
— Она же язычница, вроде, — оторопело прошептал Эрвин, отступив на шаг.
— Ничего удивительного, — прошептал Станислав ему на ухо, — присмотритесь к иконам.
Они были странные, чтобы не сказать больше. Две большие, в рост человека, доски; левая выбелена, правая зачернена. На обеих — дева. Эрвин присмотрелся вначале к левой: темные волосы, высокие скулы, красивые большие глаза. Огромный лохматый волк сидит у ноги, преданно подняв глаза на хозяйку.
На правой — волосы были коротки и белы, руки сведены, а глаза сверкали сурово и весело. У ног — рыба, под сапогом — странный, тысячеглазый зверь. («О» — протяжно вывела Миа, коснувшись иконы пальцем) Меж ладоней, в руках парили полосатые, хищные осы.
Эрвин, сморгнув, отступил еще на шаг. Ирина склонила голову, розовый цветок упал, запутавшись в ее волосах.
— Заметили теперь, — усмехнулся Станислав, — Свою ночную богиню туземцы и до нас рисовали двуликой. Правая рука насылает ос и кошмары, левая — вереск, мечтания и сладкие сны. А сын художника крестился, разрезал картину отца пополам и дорисовал. Получилось… ну, во всяком случае, люди старались, и искренне. Хотя Папе лучше об этом не знать — явление Святого Кондратия конклаву в Риме нам тут не нужно.
— Дикость какая… — прошептал Эрвин и умолк, проглотив кусок фразы. У носа зависла, загудела оса — предупреждающе, грозно.
— Уж какие есть. Во всяком случае, старый Яго лоб разбивает вполне искренне, в отличие от… — Станислав махнул рукой, не закончив фразы. Эрвин не дослушал, шагнул вперед. Суровая торжественность места давила на мозг, заставляла шагать осторожно. Взгляды скрестились на нем — будто обе нарисованные девы синхронно смерили его глазами. Правая — насмешливо, левая будто бы ободряюще улыбнулась. Защекотало в носу. Запах цветов — тонкий, медовый, с привкусом терпкой горечи запах. Коротко лязгнул металл — старый Яго встал с колен, осторожно водрузил к ногам спасителя дар — винтовочный стандартный патрон. Остроносый, мерцающий тусклой латунью. Еще один в длинный ряд — Эрвин вначале принял их за свечи. Миа поклонилась, Эви зажгла фонарь. Теплый маслянный свет пробежал по зеленым стенам, разогнал по углам тени и полумрак. Помещение сразу стало каким-то уютным, жилым. Воины вставали на ноги, переговаривались — негромко, звенящими в тишине голосами. Сквозь травяную стену потянуло дымком, раздалось звяканье — ДаКоста с Лиианой варили обед. Ужин, точнее — ночь уже шла, сквозь полог над головой сверкнули в глаза яркие белые звезды. Сквозь полог ветвей, сквозь щели в досках — казалось, это глаза дев на картинах играют, лучатся колдовским звездным светом. На полу — крестик, выложенная гладким камнем отметка. Эрвин ступил, не подумав — и семь звезд Ориона сложились, вспыхнули короной у спасителя над головой.
— Ничего себе… сумели же люди, — потер он лоб, удивляясь чужому искусству. Всего-то навсего ветки раздвинуть, где надо.
— А если дождь? размоет же, — подумал он было, потом пожал плечами и решил, что люди, сумевшие сделать такое из листьев, железной балки и дырки в ветвях сумеют и о козырьке позаботиться. Комманданте махнул ему рукой, подзывая к себе. Старый Яго стоял у черепа-алтаря, перебирая стоящие у ног статуи патроны. Много, в несколько рядов, остроносые хищные, тонкие — Эрвин сначала обманулся теплым латунным блеском. Пальцы комманданте аккуратно ровняли их ряд.
— Зачем? — спросил Эрвин, кивнув. Больше, чтобы развеять неловкость. Комманданте усмехнулся — слегка, котенок на скуле чуть дернул хвостиком.
— Патроны? Господу сил? Я думаю, незачем. Он может призвать двенадцать легионов ангелов, да и наш дракон до хрустального неба не долетит. Но нам-то надо что-то оставить, мы в гости зашли. В городе поставил бы свечку — там темно и стены каменные, а здесь без надобности, — по щеке Яго мягко скользнул в глаза звездный свет, — а вот тем, кто будет, как мы, здесь ночевать после нас — оно, возможно, и пригодится.
Пальцы старого Яго аккуратно скользнули по белой кости постамента. Чуть задержались на провале глазницы. Ниже — аккуратная, круглая дыра в венце тонких трещин.
— 7,62, бронебойный, снизу, почти в упор. Хороший выстрел, — сказал Эрвин.
Судя по сколам на кости, стрелок бил практически из-под лап гигантского чудовища. И попал точно, в самую тонкую кость. Сантиметром выше — и все, тяжелую надбровную дугу не взяла бы никакая пуля. «Интересно, нервы у местных вообще имеются?» — подумал Эрвин, а вслух повторил: