Курмахама
Шрифт:
– Ну, да, – откликнулась Елена, – ты же мне должен был звонить. Я волновалась…
– Поздравляю! – на другом конце линии связи Геннадий даже и не скрывал свой сарказм, – теперь мы ещё и без связи.
И он тотчас отключился.
Елена на нетвёрдых ногах потащилась в офис. Она немного успокоилась по поводу своего мужа, но одновременно внутри неё нарастала тревога, связанная с работой. «Этот Гореньков точно не успокоится, пока не добьёт меня. Вот увидит сейчас главбуха, грязного и с порванными штанами, и совсем уважать перестанет», – копошились в мозгу невесёлые мысли.
Зайти в таком виде в бухгалтерию она не могла, поэтому осторожно пробралась
– Светочка, милая, помоги. Мне надо срочно привести себя в порядок, – прошелестела Елена трагическим шёпотом.
Света ахнула и с энтузиазмом бросилась помогать несчастному главбуху. Секретарь достала из стола ключи и открыла пустой и гулкий актовый зал, притащила нормальные нитки и ножницы, влажные салфетки и горячий чай в дымящейся кружке. Минут через пятнадцать Елена снова ощутила себя нормальным человеком, даже настроение поднялось. Следы уличного происшествия были, если не ликвидированы окончательно, то по крайней мере незаметны внешне. Горячий чай словно чудодейственный бальзам вернул силы и румянец на щёки.
Но весь этот оптимизм мигом улетучился, когда она, подойдя к двери своего кабинета и взявшись за ручку, услышала оттуда голоса. Первый голос, мужской, Елена узнала сразу – разумеется, это был новый сотрудник Николай-чёрт-его-подери-Петрович. Эти барственные, немного тягучие интонации за утро уже успели хорошо врезаться в память главбуха. Правда, теперь они звучали не властно, а скорее игриво. Слова не разобрать, но, судя по тону, Гореньков пребывал в отменном настроении. Как и его невидимый партнёр, женщина. «Чей же это откровенно кокетливый голос?» – гадала Елена, которая никак не могла соотнести собеседницу Николая Петровича ни с одной из своих сотрудниц. Ей даже в голову никак не приходило, кто может вот так недвусмысленно раздавать авансы и вертеть хвостом перед незнакомым мужчиной. «Неужели это Ниночка?» – спросила саму себя Елена и осторожно, дабы не вспугнуть воркующих, приоткрыла дверь кабинета и заглянула внутрь.
Её усилия оказаться незамеченной не понадобились, двое в кабинете были настолько увлечены друг другом, что вряд ли заметили перед собой стаю несущихся от пожара жирафов. Ноги Елены подкосились сами собой – в кресле главбуха, уютно устроившись, сидела… её заместитель Ольга Александровна. Ольга Александровна раскраснелась, одна прядь из всегда безукоризненной причёски выбилась и легла на лицо, а улыбку широты, подобной той, которая блуждала на её лице, до этого момента Елена видела разве что у клоунов в цирке. Гореньков сидел на краешке стола, близко склоняясь к собеседнице, одна рука его лежала на спинке её кресла очень близко к спине, поэтому издалека казалось – Николай Петрович обнимает Ольгу Александровну, а та исключительно рада его вниманию и почти положила голову Горенькову на плечо.
Елена так же тихо как зашла, затворила дверь в свой кабинет и осталась стоять около косяка, ноги её не слушались. «Так вот оно что! Теперь понятно, почему Оля столь быстро меня отослала. Такими темпами она займёт кресло главного бухгалтера раньше, чем я брюки зашить успею. А я-то, пустомеля, всегда ей доверяла, а оно вон как оказалось на поверку. После этих объятий она не иначе, в гору пойдёт! Вот бы сейчас завалиться в собственный кабинет и отчитать Олю, которая без спроса там расположилась, поставить её на место. Да как это сделаешь, когда сзади дырка, а руки трясутся?!» – мысли беспорядочно скакали в голове Елены, бессистемно перепрыгивая с одного на другое. Она закрыла глаза руками детским жестом, будто эти «прятки» могли изменить реальность.
Глава 4
Но этот жуткий день был ещё далёк от своего завершения. По вечерам супруги Домакины ходили гулять перед сном. Точнее Елена заставляла своего ненаглядного оторвать седалище от любимого дивана и хоть немного, но подвигаться, чтобы укрепить сердечную мышцу. Обычно Геннадий, пусть и ворчал, тем не менее, всегда поддавался на уговоры жены пройтись знакомым маршрутом и «размять конечности». Но в этот вечер вернувшаяся домой Елена застала благоверного на кухне с какой-то бутылочкой в руках. Взгляд Геннадия в этот день прямо-таки сверкал зеркальностью. Услышав шаги в коридоре, Геннадий засуетился и, направившись к одному из кухонных шкафов, торопливо сунул туда бутылочку. И вид у него при этом был какой-то виноватый. Уж это Елена за годы жизни научилась определять безошибочно.
– Что у тебя там? – вырвалось у Елены, прежде чем она смогла осознать всю неуместность подобного вопроса в новом зеркальном состоянии мужа. Уловив намёк на упрёк в словах жены, Геннадий, разумеется, тут же встал на дыбы:
– А тебе какое дело? Ты теперь каждое действие моё контролировать собираешься? Вообще мне личное пространство оставлять не хочешь?
– Генек, милый, я просто спросила… – заторопилась сгладить напряжение Елена, но этой репликой лишь плеснула бензинчика на призадумавшиеся угли.
– Давай-давай, – язвительно произнёс Геннадий, бухаясь на стул, и зло уставившись на Елену, – не стесняйся. В унитаз вон ещё загляни, или лучше прямо мне в зад, чего время зря терять! Может, найдёшь что ценное. Я там много чего спрятал от тебя.
Поняв, что лучшей стратегией в данной ситуации будет не дальнейшая эскалация напряжённости, а напротив, демонстрация разгневанному мужу расстроенного молчания, Елена прибегла к ней, и всё же показное смирение далось ей путём напряжения всех сил. Когда она садилась на диван рядом с супругом, пальцы её ощутимо дрожали от с трудом сдерживаемых эмоций. Тем не менее, её нехитрый трюк сработал, и печально-покорный вид жены постепенно успокоил Геннадия:
– Ты прямо как моя матушка, – нарочито усталым тоном проворчал он, – она так же отца шпыняла вечно. Вроде бы всё гладенько так, без ругани, никаких бранных слов, но после её выступлений отцу буквально жить не хотелось. Так и сгинул в итоге, доела она его. Ты, видимо, такую же участь мне готовишь!
Елена внутренне ахнула, но вместо немедленного опровержения этой явной несправедливости решила зайти с другого бока и для начала решила увести своего Генека подальше от опасной темы.
– Геничек, что-то я запамятовала про отца твоего, – сбивчиво забормотала она как можно более мягким, успокаивающим тоном, – помню, ты мне рассказывал раньше, но, я, балда такая, всё забыла. Он ушел от вас с мамой, что ли?
Перевод разговора на тему родственников был отнюдь неслучаен. Елена давно заметила, что её Генек, как всякий, кто вырос единственным ребёнком в семье и не имел разветвлённую сеть родственных связей, очень любил поговорить о родне. Причём, в подробностях. И опять её план сработал блестяще.
– Странный вопрос, поговорить, что ли, больше не о чем? Не понимаю я тебя, то любой ценой на прогулку меня тащишь, а тут вдруг допросы вместо этого устраиваешь, – несмотря на недовольство, выраженное в словах, интонация, с которой эти слова были произнесены, недвусмысленно показывала – Генек просто набивает себе цену и банально ждёт, чтобы его поуговаривали.