Курмахама
Шрифт:
– Врёшь! Или тебе приснилось, – не поверил Генка.
– Не веришь, не надо, – Бруква явно не хотел продолжать разговор.
Он поднялся с песочницы и неторопливо побрёл в сторону дома. Генка проводил его взглядом, догонять друга ему не хотелось.
В эту ночь Генка твёрдо решил попробовать получить своё ключ-слово. Забравшись в постель, он зажмурился, стал придумывать разные волшебные словечки, но случайно провалился в сон и проснулся лишь утром. На следующий день история повторилась. На третью ночь Генка щипал себя под одеялом, чтобы не заснуть и вертел на языке разные «волшебные» слова. Но ни одно из них не вызывало какой-то свет и вообще
Днём он подкараулил Брукву во дворе, затащил его в тот самый проём между сараев и начал снова допытывать, как получить ключ-слово.
– Ну, какое он должно быть, это слово? – в отчаянии вопрошал он Брукву.
– Необыкновенное, вот какое! – отвечал ему Бруква, но в дальнейшие детали не углублялся, несмотря ни на уговоры, ни на «бандажи», ни на подзатыльники.
Зато он с удовольствием рассказывал, как помогает ему его ключ-слово. Как с помощью него он добился от родителей подарка в виде самой чёткой (так в те времена звучал эпитет «крутой») во всём дворе игрушечной машинки. Или как задружился с самым известным дворовым хулиганом, который с тех пор совсем перестал его обижать. Это было чистой правдой – задира и драчун со смешным прозвищем Бантик действительно с некоторых пор не только не докучал Брукве, но даже иногда защищал его, отгоняя прочих обидчиков. Правда, всякий раз это выглядело так, словно Бантик просто решил отыграться не на Брукве, а на ком-то еще, выбрать себе добычу повесомей безобидного Бруквы. Но факт оставался фактом, именно от Бантика друг Генки более не страдал.
Поняв, что больше он от Бруквы ничего не добьётся, но ключ-слово при этом реально существует и работает, Генка продолжил свои попытки получить своё слово, правда, до поры безуспешно.
Однажды к ним в квартиру пришли гости. Было довольно шумное застолье. Родители отправили Генку в свою комнату спать, но звуки голосов из соседнего помещения легко проникали в окружающее его пространство. Генка не очень вслушивался в этот гомон, потому что не любил подвыпивших, и вообще считал взрослых скучными и надоедливыми. Считал небезосновательно – выпив, многие тёти и дяди начинали тискать его, иногда женщины тянулись мокрыми губами, пахнувшими чем-то резким и душным, к его щеке и слюняво лобызали, отчего Генку всякий раз ощутимо передёргивало. Эту дрожь пьяные тёти принимали за боязнь щекотки и, глупо хихикая, принимались совать острые пальцы ему под рёбра, усиливая Генкины мучения. А ещё они разговаривали с ним как с полоумным придурком, задавая дурацкие вопросы, типа, «кого ты больше любишь, маму или папу?» и глупо сюсюкая с ним, называли «Геня», чего Генка терпеть не мог.
Обычно он быстро засыпал в такие вечера, но в этот раз всё пошло наперекосяк. Виной тому был один из гостей с резким, пронзительным точно циркулярная пила голосом и странной манерой к месту и не к месту добавлять фразу «мах на мах». Пронзительный гость весь вечер солировал в общем гаме, поэтому «мах на махи» сыпались один за другим.
– Я, мах на мах, не понимаю вот, – вещал гость, с лёгкостью перекрывая все остальные речи словно солирующий тромбон нежные трели скрипок, – что, мах на мах, сейчас происходит. Куда, мах на мах, мы идём!
Генка старался не вслушиваться, но это «мах на мах» бухало у него в ушах кузнечным молотом.
– А я вам говорю – дурь, мах на мах! Точно, дурь, мах на мах! – возопил Пронзительный в какой-то момент. Очевидно, это не понравилось не только Генке, который вжался в подушку, чтобы заглушить этот вой. Потому что один из гостей с сарказмом переспросил:
– Ты говоришь, «дурь, мах на мах»?
Видимо он, наивный, надеялся, что Пронзительный устыдится своего косноязычия, тем более что и остальные явно не были от в восторге его манеры говорить. Но Пронзительного было не просто взять голыми руками. Ничтоже сумняшеся, он загрохотал в ответ:
– Да, именно дурь, мах на мах. Дурь мах на мах!
Окружающие захохотали в голос, но дальше Генка уже не слушал. Утром он проснулся и первым делом поинтересовался у отца:
– Пап, а что такое курмахама?
– Какая-такая курмахама? – не понял отец.
– Ну, вчера за столом дядя всё время повторял: «курмахама», «курмахама» – неохотно пояснил Генка, чувствуя, что сказал глупость.
– Да это твой Трофимов, который «мах на мах», – догадалась Генкина мать, подмигивая отцу, Домакину-старшему.
– Как ты сказал, «кур мать на мах»? – развеселился отец, – обязательно Трофимычу скажу, как его дети называют!
– Не надо, пап, – смутился Генка, – ну, пожалуйста!
Но отец уже бушевал от хохота, повторяя:
– «Кур мать на мах», это же надо придумать!
– Не «кур мать на мах», а «курмахама» Гена наш сказал, – вмешалась Генкина мать, с укоризной поглядывая на отца.
– Беги, сынок, не бойся, папа никому ничего не скажет, – добавила она, выпроваживая Генку из кухни.
К счастью, история с непонятным словом забылась быстро.
Наступила зима. Генка давно забыл и про ключ-слово, и про злосчастную курмахаму. Пока не пришла беда. В тот вечер Генкин папа купил бидон пива в соседнем ларьке. Это было большой удачей, потому что большую часть времени ларек или был закрыт, или торговал папиросами и прочей табачной продукцией. Пиво в нём появлялось редко, и если это таки случалось, его мгновенно разбирали мужики из соседних домов, выстраивающиеся в очередь с трёхлитровыми эмалированными бидонами, а те, у кого бидона не было, стояли с полиэтиленовыми пакетами. Пива завозили мало, и заканчивалось оно уже через час после начала торговли. В этот раз Генкин отец успел.
Бидон, со стекающими по бортам пенными потёками, был торжественно водружён на кухонный стол, папа налил кружечку и замахнул её залпом. Генка вертелся рядом, чувствуя, что настроение у всех праздничное. И тогда отец, глядя на его сияющее лицо, налил ему в стакан немного пива. Дескать, пусть привыкает малец к настоящей мужской жизни.
Пиво оказало на Генкин организм поистине магическое действие. С отвращением допив несусветную горечь, только чтобы не обидеть родителя, Генка поднялся со стула. Точнее, попробовал подняться, но это ему не удалось, Сделав единственный шаг, Генку тотчас повело боком, он зашатался, едва не упал и был быстро уложен в постель, где буквально рухнул в сон без сновидений. Проснулся наш герой среди ночи и сразу понял – что-то не так. А когда пришло осознание, жуткий ужас сковал его члены: постель была отчаянно мокрой.
И бедный Генка горько зарыдал от обиды и стыда. Ну, как он покажет эту описанную постель завтра утром?! Лучше умереть. Вне себя от отчаяния мальчик пробормотал: «пусть постель завтра утром будет сухой и чистой!» А потом вдруг добавил «курмахама».
Проснувшись утром, Генка обнаружил, что простыня и пододеяльник высохли, но зловещие жёлтые пятна на них никуда не делись. Он начал почти неслышно хныкать себе под нос, когда услышал, как мать позвала из ванной комнаты:
– Генка, вылезай из постели. Сейчас бельё стирать будем.