Кузница Тьмы
Шрифт:
Следящий за ним Драконус произнес: - Держись ближе, Аратан, если решил остаться.
Ринт и Ферен уехали; Раскан поспешил принять поводья коней. Взгляду Аратана его движения показались испуганными.
Подойдя ближе к отцу, он ощутил, что грудь вновь наполняется сладким, благословенным воздухом. Внимание его вернулось к фигуре в дверях.
– Кто он и как может жить в... в этом?
– Азатенай, разумеется, - отвечал со вздохом Драконус.
– Знаю, слово это лишено смысла. Более того, оно обманывает.
Когда стало ясно, что объяснять
– Если боги, - ответил отец, чуть подумав, - то боги в ожидании.
– Ожидании чего?
– Поклонников. Но, готов поспорить, ты еще сильнее запутался. Вера созидает, Аратан. Так тебя учили. Бог не может существовать, пока его не начнут восхвалять, придавая форму и личность. Он изготовляется в плавильном тигле веры. Так заявляли тончайшие философы Тисте. Но все не так просто, думаю я. Бог может существовать до появления первых поклонников, но не называет себя богом. Он просто живет собой и для себя. Далеко на юге, Аратан, есть дикие лошади, с рождения до смерти они остаются свободными. Никогда не вкушали они железных удил, не чувствовали команд поводьями, коленями или шпорами и потому никогда не чувствовали страха перед нами.
Аратан обдумал сказанное и не нашел слов, чтобы выразить мысли.
Отец же продолжал: - Что попадает нам в руки, Аратан, мы покоряем своей воле. Кони, на которых скачем, поклоняются нам, словно богам. Но мы с тобой чувствуем в этом горечь: если мы боги, то ненадежные боги. Несовершенные боги. Жестокие боги. Но лошади беспомощны и могут лишь молить благословения. Если хозяин бьет их, они по-прежнему молят, ища того, что ищут все твари - милости существования. Но бог вечно отводит взор. Ты можешь жалеть этого коня, но не его желания.
Милость существования.
– Какой же бог сломает нас?
– спросил Аратан.
Драконус снова хмыкнул, хотя, казалось, был обрадован. Кивнул в сторону фигуры в дверях.
– Не этот, Аратан.
Однако мысли Аратана продолжали безжалостно шагать по опасной тропе. "Неужели боги ломают тех, кто им поклоняется? Посылают детям своим жестокие испытания, чтобы они вставали на колени в смирении, открывая беспомощные души? Не это ли делает Мать Тьма со своими детьми? С нами?"
– Большинство Азатенаев, - говорил Драконус, - не желают поклонения, не хотят становиться богами. Исповедание беспомощных пишется пролитой кровью. Сдача означает жертвоприношение. Это может иметь... горький вкус.
Они с отцом остались одни, наедине с обитателем дома. Сумерки падали, словно темный дождь, пожирая всё, пока селение не стало казаться тканью ветхого выцветшего гобелена.
Существо вышло из двери, и свет явился с ним. Не теплый свет, отгоняющий сумрак, но повисший над плечами мужчины бледный диск или шар, шире головы. Если бы он поднял руки, то чуть-чуть не достал бы этот шар кончиками пальцев.
Сфера последовала, когда мужчина зашагал к ним.
– Холод и отсутствие воздуха - его аспекты, - пробормотал
– Стой рядом, Аратан. Шаг в сторону от моей силы, и кровь застынет в твоих венах, а потом вскипит. Глаза лопнут. Ты умрешь в страшной боли. Надеюсь, эти подробности внушили тебе важность близости?
Аратан кивнул.
– Он еще не придумал себе имени, - добавил Драконус.
– Что порядком раздражает.
Мужчина был на удивление молод, едва пригоршня лет отделяла его от Аратана. Тут и там беспорядочные татуировки в виде колец украшали кожу, словно шрамы от оспы. Только узкое невыразительное лицо оставалось без знаков; глаза оказались темными, спокойными. Когда он заговорил, голос - без всякой причины - напомнил Аратану о воде под тонким слоем льда.
– Драконус, сколько лет мы не встречались? В самый канун отвержения Тел Акаев...
– Мы не будем говорить о времени, - сказал Драконус, словно скомандовал.
Брови мужчины чуть поднялись, затем он пожал плечами.
– Но ведь отказ будет односторонним? В конце концов, будущее - единственное поле, которое можно засеять, и если мы остановим руки, к чему эта встреча? Будем кидать семена, Драконус, или тупо сжимать кулаки?
– Не думаю, что тебе суждено доставить дар, - ответил Драконус.
– О, дар. Ты верно думаешь. Не мне.
– Тут он улыбнулся.
Отец Аратана ответил кривой гримасой.
Незнакомец тихо засмеялся.
– Верно. Нетерпение напрасно тебе досаждает. Нужно ехать дальше. По меньшей мере в следующее селение.
– В следующем... или ты попросту насмехаешься надо мной?
– Думаю, в следующем. Было много разговоров о твоем... запросе. И ответе.
– Я и так слишком долго был вдали от двора, - нетерпеливо заворчал Драконус.
– Широкие жесты питают воображение дарящего, - сказал мужчина, - но не скажешь того же о получателе. Боюсь, Драконус, тебя ждет великое разочарование. Может быть, даже обида, глубокая рана...
– Твои пророчества мне не интересны, Старик.
Аратан нахмурился такому странному, не соответствующему наружности имени.
– Не пророчество, Драконус. Я не рискнул бы в твоем присутствии. Скорее, я боюсь значения того дара, что ты лелеешь - кажется, он опасен своими крайностями.
– Кто ждет меня в следующем селении?
– Не могу даже догадываться. Но кое-кто соберется. Из любопытства. Такое использование Ночи, Драконус, беспрецедентно, и ярость поклонников стоило бы увидеть.
– Мне плевать. Пусть поклоняются камню, если хотят. Или, - сказал он, - они бросят мне вызов?
– Не тебе и не руке, в которую ты вложил желание. Нет, Драконус, они будут рыдать и требовать исправления.
– Как я и ожидал.
Старик надолго замолк.
– Драконус, будь осторожен - нет, все мы должны быть осторожными. В поисках исцеления они глубоко тянутся в Витр. Мы не знаем, что может произойти.
– Витр? Тогда они глупцы.
– Враг - не глупость, Драконус, а отчаяние.