Кузница Тьмы
Шрифт:
– А потом?
Он вздохнул.
– Отошлю всех назад и поеду к Башне Ненависти.
– А сын?
– Поедет со мной. Думаю, наставник дал ему дары для Владыки.
– Предсказываю: примут их без радости. Мальчик вернется с тобой в Харкенас?
– Не сможет. Способы, которыми я буду подстегивать себя и Калараса, известны мне одному.
– Так он ничего не знает.
– Ничего.
– Драконус, всякое твое семя должно быть сорным? Оставленным расти в дикости, необузданным? Наши дочери станут твоей смертью - ты держишь их слишком близко, но оскорбляешь небрежением. Удивляться
– Может быть, - согласился он.
– Мне нечего сказать детям. Я вижу в них лишь поводы для тревог и поражаюсь, почему родители так легко наделяют детей своими пороками, а не добродетелями.
Она пожала плечами: - Все мы скряги, когда дело доходит до раздачи воображаемых сокровищ.
Он протянул руку и коснулся ее плеча; все тело ее задрожало.
– Ты отлично несешь свой груз, Олар Этиль.
– Если ты про жир, то ты лжец.
– Я не имел в виду жир.
Чуть помедлив, он помотала головой.
– Вряд ли. Мы не стали мудрее, Драконус. Снова и снова попадаем в старые ловушки. Хотя Бегущие питают меня, я их не понимаю. Хотя я кормила Бёрн своей грудью, однако недооценивала. Боюсь, это злосчастное пренебрежение однажды приведет меня к смерти.
– Ты не можешь видеть своей смерти?
– Я так решила. Пусть она лучше придет внезапно, нежданная и не вызывавшая страха. Жить в ужасе смерти - всё равно, что не жить вообще. Молюсь лишь, чтобы в день смерти я бежала, легкая как заяц, с полным огня сердцем.
– И я молюсь, Олар Этиль. За тебя.
– А твоя смерть, Драконус? Ты вечно планируешь, пусть планы не раз тебя подводили.
– Я, - сказал он, - умру много раз.
– Ты видел?
– Нет. Мне не нужно.
Она смотрела на воду источника. Ночь сделала воду черной. Созданная Каладаном Брудом скульптура Тел Акая поднимала измученное лицо к небесам, как будет поднимать вечно. Ее уместно назвали Капитуляцией, он вложил чувство потери в сам камень. Никакого изящества. Олар боялась Каладана Бруда за честность и презирала за талант.
– Вижу в его лице мать, - начала она.
– В глазах.
– Да.
– Тебе, должно быть, тяжело.
– Да.
Она вогнала руки в живот, чувствуя расщепление кожи и внезапный поток крови, чувствуя размеренный ритм сердца - стоит только коснуться... Но ладони сомкнулись на глиняной фигурке. Она вытащила ее. Присела, чтобы вымыть дочиста, и передала Драконусу.
– Для сына.
– Олар Этиль, не тебе его защищать.
– Пусть так.
Миг спустя он кивнул и взял подарок. Пошевелил плечами, пошел прочь.
Она провела пальцами по животу, но рана успела закрыться.
– Забыла спросить: какое имя ты ему дал?
Драконус задержался, оглянувшись. Когда он сказал ей, она издала возглас удивления и начала смеяться.
Аратан спал тревожно, ему виделись детские трупы, плавающие в луже черной воды. Он видел тянущиеся из животов веревки, словно каждый привязан к чему-то, но веревки рассечены, концы обрублены и разлохмачены. Взирая на эту сцену, он понял с внезапной уверенностью - как бывает во сне - что источник выплевывает из глубины не воду, а утонувших младенцев и поток бесконечен.
Он шагал по ним, ощущая, как поддаются под весом мягкие тела, и с каждым
Он сел и увидел, что еще ночь. Отец стоял около лошадей под необычными деревьями и вроде бы смотрел на восток - то ли на селение, то ли за него. Аратан уже готов был поверить, что Драконус смотрит на Харкенас, на Цитадель и женщину, что, окутавшись мраком, восседает на престоле.
Трон Ночи. Он лег на подстилку и поглядел на звезды. Извилистые очертания созвездий заставили его думать о лихорадке, когда все было неправильно в мире и неправильность ужасала - терзала мальчика, уже переполненного видениями холодной воды и осколков льда, зовущего мать, что так и не пришла, не ответила.
Когда-то он был этим мальчиком. Но даже вопросы постепенно затихают, когда недоступны ответы. Он думал о подарке для Владыки Ненависти и сознавал, что подарок будет жалким и столь бесполезным, что сойдет за оскорбление. Но ему больше нечего подарить.
Раскан решил, что Олар Этиль была матерью Аратана, но сам он знал - это не так. Причин для уверенности не было, но он не сомневался. Скорее... будь она моложе и стройнее, напоминала бы Обиду. Когда-то девочка впервые начала ходить и блуждала там и тут, улыбаясь и лепеча, еще не осознав смысла своего имени. Да, в лицах, юном и старом, есть сходство.
Раздались шаги, он повернул голову и понял, что над ним стоит отец. Драконус тут же присел на корточки. В руках он держал глиняную фигурку, штучку, которая словно кричала о сексе, выставляя напоказ гротескно-чувственные формы. Один из даров ведьмы.
– Тебе, - сказал Драконус.
Аратану захотелось отказаться. Но он сел и принял штучку из рук отца.
– Скоро заря, - продолжал Драконус.
– Сегодня я отошлю Ринта, Ферен и Раскана.
– Отошлешь?
– Мы с тобой продолжим путь, Аратан.
– Оставим их?
– Они уже не нужны.
"А где-то впереди ты и меня оставишь. Уже не нужного" .- Отец, - сказал он, сжимая фигурку.
– Не вреди ей.
– Кому?
– Ферен, - прошептал он. "И ребенка, которого она несет. Мое дитя".
Он видел, что отец хмурится, как лицо постепенно искажается гримасой. Да, подумал он, такие вещи видны в любой тьме.
– Не глупи, Аратан.
– Просто оставь их, прошу.
– Я ничего иного не сделал бы, - прорычал Драконус. И торопливо встал.
– Поспи, если сможешь. Сегодня нам долго скакать.
Аратан снова улегся на жесткую землю. Фигурка казалась лежащим на груди ребенком. Нужно было встать перед отцом. Нужно было требовать, пусть это и звучало бы как просьба. Настоящий сын умеет прочерчивать линии на песке и требовать своё - своё место для жизни и того, что ценит. Вот что значит повзрослеть. Своё место, вещи, которые имеешь и защищаешь. Пришло время тесноты, ибо никогда не будет пространства, свободно вмещающего обоих, отца и сына. Пора толкать и тянуть, и покой пропадает, если вообще существовал; возможно, однажды он и вернется. Если отец позволит. Если сын желает. Если они не боятся один другого.