Кузница Тьмы
Шрифт:
– Хватит, - зарычал Грип, хватая безумца.
– Разум ваш сломан, вы лишь хлещете всех без разбора.
Кедаспела повернул к нему оскалившееся лицо.
– Не мне нести мщение, верно? Беги к хозяину, жалкая шавка. Пора снова лить кровь!
Грип ударил художника, заставив повалиться. Шагнул следом.
– Довольно!
Он оглянулся, увидев Хиш Туллу, и отступил.
– Просите, миледи. Меня затащило в пропасть, я изрезан острыми краями.
Кедаспела лежал на полу, тихо смеясь и что-то бормоча.
Хиш Тулла подошла к Андаристу.
– Видишь мои слезы?
– спросила
– Ты не один ее оплакиваешь, Андарист.
И она заключила последнего брата в объятия.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
КУЗНИЦА ТЬМЫ
ШЕСТНАДЦАТЬ
– Вера, - сказал Драконус, - никогда не кажется странной верующему. Подобно глубоко вогнанному в почву железному колу, она становится якорем всех убеждений. Никакой ветер его не вырвет, пока тверда почва.
Скакавший рядом с отцом Аратан молчал. Земля впереди была ровной, отмеченной лишь скоплениями невысоких сложенных из камней пирамидок, как бы обозначавшими перекрестки. Однако Аратан не видел перекрестков, да и дорогу, по которой они ехали, различал с трудом. Небо над головами стало тускло-голубым, вроде старого олова; виднелись на нем только далекие стаи птиц, целыми тучами паривших на ветрах высоты.
Драконус вздохнул.
– Ошибка каждого отца - пытаться вбить мудрость в сыновей. Краска не пристанет к мокрому камню. Ты слишком жаден, слишком нетерпелив и слишком быстро отвергаешь награды чужого опыта. Я был слеп, забыв о потоке юности.
– У меня нет веры, - пожал плечами Аратан.
– Ни якорей, не убеждений. Если подхватит ветер, я буду носиться по земле.
– Я полагаю, - отозвался Драконус, - что ты ищешь мать.
– Как могу я искать то, чего не знаю?
– Можешь и найдешь, когда нужда превысит всё иное. А когда однажды отыщешь искомое, решишь, не сомневаюсь, что удовлетворил нужду. Я обязан предупредить: впереди разочарования, самые драгоценные дары жизни приходят из неожиданных источников. Но ты не откажешься от желаний. Да, от меня тебе ничему не научиться.
Аратан скривился, понимая, что ничего не способен скрыть от отца. Обман - удобная тропа, но когда он раскрыт, лишь глупец продолжал идти прежним курсом.
– Вы ее отослали, - сказал он.
– Из любви.
Они проехали очередную груду камней. Аратан увидел у ближайшего края кучку отбеленных солнцем фаланг пальцев. Лежащих в ряд, будто зубы.
– Бессмыслица. Она вас не любила? Это из любви решили вы разорвать ей сердце? Нет, сир, я не вижу вашей мудрости.
– Так ты подлавливал и наставника Сагандера?
– Я никогда не...
– Притворяясь невинным, ты делаешь оружием каждое слово, Аратан. С ним это могло работать, ведь он желал видеть в тебе маленького ребенка. Но среди мужчин тебя сочтут лукавым и ненадежным.
– Я не лукавлю, отец.
– Притворяешься, будто не замечаешь наносимых
– Вы всегда отсылаете тех, кого любите? Мы будем вечно сказать среди руин твоего прошлого? Олар Этиль...
– Я говорил о вере, - ответил Драконус суровым, как железо, тоном.
– Она проложит тебе дорогу, Аратан. Я говорю это с уверенностью, потому что вера ведет всех и каждого. Можешь измыслить целое полчище верований, ощутить рывки во все стороны, убедить себя, будто любой зов имеет смысл. Но это не путь разума, идея продвижения - лишь иллюзия. Не верь маячащим впереди целям: они - химеры, ублажающие верования, от которых произошли, и под влиянием обмана ты окажешься там, откуда вышел. Но на этот раз ты уже не будешь юным, полным рвения - ты будешь утомленным стариком.
– То, что вы описываете, нельзя назвать славным дерзанием. Если в этом ваша мудрость, она горька.
– Я пытаюсь тебя предупредить. Тебя ждет борьба, Аратан. Боюсь, заведет она далеко за границы Куральд Галайна. Для Матери Тьмы я сделал все, что смог, но она была так же молода, как ты, когда я впервые преподнес дар. С той поры она мнит полезным и целеустремленным каждый свой шаг. Вот наш общий якорь.
– Он замолк, как бы впав в уныние от своих слов.
– Такой вы видите любовь, отец? Как дар, который жалуете другим, чтобы встать в стороне и наблюдать, достойны ли они? Когда они проваливаются, как и следовало ожидать, вы бросаете их, ища следующую жертву?
Лицо отца потемнело.
– Тонка грань между смелым и глупым, Аратан, а шаги твои неосторожны. Я говорю не о даре любви. О силе и власти.
– Власть не должна становиться даром.
– Интересное заявление от лишенного всякой власти. Но я слушаю. Продолжай.
– Дары редко принимают с благодарностью, - сказал Аратан, вспомнив первую ночь с Ферен.
– Получающий чувствует лишь смущение. Вначале. А потом алчет... большего. В этой алчности таится ожидание, так дар превращается в плату, дарение становится привилегией, а получение дара - правом. Что за кислые чувства!
Драконус натянул удила. Аратан сделал то же и развернул Бесру. Ветер, казалось, поспешил разделить их.
Взгляд отца был пристальным, изучающим.
– Аратан, кажется мне, что ты подслушал предостережения Гриззина Фарла.
– Если и так, сир, то не помню. Вообще мало помню тот вечер.
Спустя миг Драконус отвернулся.
– Похоже, - сказал он, - всякий дар я вырезаю из собственной плоти, чертя карту любви шрамами и рубцами. Знаешь ли, сын, что я мало сплю? Терплю ночи, окруженный пеплом дурных воспоминаний.
Если это признание призвано было вызвать сочувствие, решил Аратан, то отцу не удалось.
– Я постараюсь избежать для себя такой участи, сир. Вы подарили не ту мудрость, на которую рассчитывали, и я вижу в этом самый драгоценный дар.
Драконус послал ему кривую улыбку.
– Ты пробудил во мне жалость к Сагандеру, и не только из -за отнятой ноги.
– Сагандер давным-давно приковал себя к земле стальными копьями, сир. Есть нога или нет, он не ходит. И никогда не пойдет.
– Как ты скор на суждения. Таким он не кажется менее опасным.