Лабиринты алхимии
Шрифт:
Идеи этих двух мастеров неоднократно воспроизводились и у современных толкователей алхимии. Спустя шестьсот с лишним лет Фулканелли в «Философских обителях» писал: «… и название, и сама сущность алхимии основаны на преобразовании формы с помощью света, огня или духа» [100] . И далее, объясняя различие между химией и алхимией: «Химия позитивных фактов негативна духовно. Этим она как раз отличается от герметической науки, которая занимается, прежде всего, изучением действующих причин, их влияния, того, каким образом они проявляют себя в определенной среде при определенных условиях. Именно это изучение, опирающееся исключительно на Философию, позволяет проникнуть в тайну явлений, установить область применимости фактов, возвести эту тайну к высшему Уму, Душе Вселенной, Свету, Богу. Таким образом, алхимия, восходящая от частного к общему, от материалистического позитивизма к чистому спиритуализму, расширяет сферу человеческих знаний и возможностей и соединяет Бога с Природой, Творение с Творцом, Науку с Религией» [101] .
100
Фулканелли.
101
Там же. С. 94.
Несколько позже Клод д’Иже в своем «Новом Собрании химических Философов», отделяя алхимическую практику от практики «сжигате-лей и гиперхимиков», дает 10 градусов (пунктов), отличающих одну от другой. Выделим наиболее значимые из них, в контексте данного параграфа, и лишенные элементов герметического языка (его интерпретация еще впереди):
«1. Алхимия есть Дар Божий.
2. Обнаружить материю, знать операции и быть искусным в ручной работе недостаточно.
3. Алхимия есть «Месса» для очень немногих…
7. Практика Великого Делания служит постепенному восхождению человека…
10. Истинная духовная, оперативная и естественная Алхимия – один из самых совершенных путей обретения Божественного Света, „единственной сущности всего духовного, единственного оправдания существования и конечной цели Делания“» [102] .
В.Л. Рабинович отмечал, что «учение об алхимических субстанциях и акциденциях (сущность металлов едина, различны лишь их формы) обуславливает врачующий характер алхимического „экспериментирования“ (металл может быть „физико-химически“ и чудодейственно улучшен), укорененного в двух как будто бы не взаимодействующих друг с другом тенденциях алхимического мышления; но вытекающих, однако, из того же источника: из „номиналистически-реалистической“ природы алхимии, наиболее выразительно представленной в исторической трансмутации псевдоаристотелевских алхимических начал» [103] . На мой взгляд, если попытаться раскрыть в этом пассаже алхимический смысл слова «металл», никакой «исторической трансмутации псевдоаристотелевских алхимических начал» и других технохимических подходов не потребуется. Тем не менее, рассмотрим выделенные автором исторические тенденции:
102
Иже К. д’. Новое Собрание химических Философов. М., 2010. С. 51 -52.
103
Рабинович В.Л. Заключение. Канон научной химии //Фигуровский Н.А. Указ. соч. С. 305-306.
«Первая тенденция. Это неоплатоническое учение о сущностях (алхимики-александрийцы с их учением о Едином). Здесь разрушение видимых форм вещества, физическое воздействие на вещество (дробление, измельчение, растирание, обжиг; растворение вещества в минеральных кислотах, цветовые превращения). Иначе говоря, поиск сущности, сопровождаемый разрушением первоначальной формы вещества. „Физикализация“ алхимической мысли.
Вторая тенденция. Это одухотворенная предметность (алхимическая практика христианских докторов). Здесь зооморфные, антропоморфные, анимистические представления о веществе; исцеление вещества с помощью „медикамента“ – философского камня, „чудо“ трансмутации. Говоря иначе „биологизация“ алхимической мысли, косвенно ведущая к формированию идеи химического индивида» [104] .
104
Там же.
Сравним это высказывание с цитатой из «Тайной философии» Агриппы Неттесгеймского: «Академики, следуя мнению Платона, присваивали эти свойства (вещей. – О.К.) идеям, которые формируют вещи. Но Авиценна сводит эти виды действий к Интеллигенциям, Гермес – к звездам, а Альберт – к специфическим свойствам вещей. И хотя находят разницу во мнениях этих авторов – если правильно их понять, ее не существует, и все речи относятся к одному и тому же действию во многих вещах. Так Бог, который есть начало и конец всех свойств, придавая печать своих идей подвластным ему Интеллигенциям, которые, будучи полны знаками всех вещей, утвержденных идеальным свойством, небесами и звездами, как инструментами, располагает материю по мере ее получения от тех форм, каковые исходят от Божественного Господина (как говорил Платон в „Тимее“) и передаются звездами» [105] .
105
Неттесгеймский А. О тайной философии // Книга магов. СПб., 2009. С. 135-136.
Таким образом, во-первых, становится очевидным, что неоплатоническое учение не имеет никакого отношения к «разрушению видимых веществ и физического на них воздействия». Поиск сущности происходит совершенно другим путем. А во-вторых, подозрение алхимиков в анимации предметов, в осуществлении «чудес» трансмутации и прочего, происходит по причине не до конца понятых основ алхимического праксиса. «Алхимическая теория вещна, практична. Алхимическая практика бесплотна, эфемерна» [106] – пишет В.Л. Рабинович в «Возникновении и развитии химии с древнейших времен до XVII века», а в другом произведении, в «Алхимии как феномене средневековой культуры» уточняет: «… вещь эфемерна – теория практична» [107] . Но если теория вещна и практична, а практика – эфемерна, то мы имеем дело с абсолютной химерой, которая в силу своей химеричности не могла бы обладать таким авторитетом и влиянием на европейскую культуру в течение многих веков.
106
Рабинович В.Л. Заключение. Канун научной химии // Фигуровский Н.А. Указ, соч. С. 306.
107
Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. М.: Наука, 1979. С. 177.
В целом же алхимическая «химическая» деятельность, по мнению В.Л. Рабиновича, складывается из трех составляющих. Это ритуально-магический опыт, имеющий квазинаучный – объяснительный и эвристический статус – и представленный в формах алхимического символизма, специфического языка алхимии; тэхнэ как пустотелое ремесло; тэхнэ как искусство, изготавливающее единичную вещь (химическая композиция как ваяние и живопись, как высокий артистизм). Алхимический праксис, таким образом, это – синкретическая гармония магии, ремесленной техники и искусства [108] . Однако эта формула оставляет неясным и сам «ритуально-магический опыт», и загадочное «пустотелое ремесло», и вопрос о том, насколько в реальности «синкретичной» была алхимическая «гармония магии». «Язык птиц» – вещь заразительная, особенно если вспомнить время написания «Возникновения и развития химии…» и экстраполировать его на уже цитируемое замечание «если никто не может понять, что действительно было сказано» о временах инквизиции. Более того – неясным остается и «искусство, изготавливающее единичную вещь». Действительно ли единичной (и с этой точки зрения случайной ли) была вещь, с которой работали алхимики?
108
Рабинович В.Л. Заключение. Канун научной химии // Фигуровский Н.А. Указ, соч. С. 306.
На мой взгляд, определенно следует иметь в виду подсказку Клода д’Иже: «Все авторы – от Гермеса до Зосимы Панополитанского, а от этого последнего до Килиани и Фулканелли – говорили об одной и той же вещи, использовали один и тот же язык и символы, разъясняли одни и те же приемы. Истина одна и та же повсюду» [109] . Более того, обращаясь к Искателю, в цитируемом произведении он дает три «анафемы» заблуждающимся, апофатически приближая читателя к сути алхимического искусства: «Полагающие природу алхимии исключительно земной, минеральной и металлической да умолкнут. Полагающие природу Алхимии исключительно спиритуальной да умолкнут. Полагающие Алхимию символикой для раскрытия по аналогии процесса „духовной реализации“, иными словами, полагающими самого человека материей и атанором делания да удалятся» [110] .
109
Иже Клод д\ Указ. соч. С. 40.
110
Там же. С. 61.
Напрашиваются следующие выводы. Первое: алхимия – это не есть химия; второе: алхимия – это не есть только лишь одна работа Духа; и третье: алхимия – это не есть только работа с телом человека.
Глава III
Особенности языка алхимических трактатов
С тем, чтобы разобраться в специфике алхимических трактатов, следует обратиться к поэтике – науке о генезисе, сущности, видах и формах словесного художественного творчества. Задачи поэтики применительно к алхимическим трактатам можно свести к следующему: 1) Выделить алхимический трактат как особый тип текста, ответив на вопрос о природе его смыслового целого. 2) Определить виды алхимических трактатов. Выделить основные аспекты и элементы структуры и также их функции. 3) Описать «художественный язык» алхимических трактатов.
Целью такого исследования является не столько оценка, сколько понимание смысла, «объективно присущего» алхимическому тексту и потому определимого научными методами. Алхимические трактаты, в отличие от герметических «Помайндра» и «Асклепия», традиционно относят к «низкому» герметизму [111] . Однако, как и большинство герметических текстов, вне зависимости от степени их «высоты», алхимические трактаты связаны с эйдетической стадией развития поэтики, где порождающим художественным принципом является эйдос. Эта стадия развития начинается в VII-VI вв. до н.э. в Греции и заканчивается в XVIII в. в Европе [112] . Возникновение этой эпохи в эволюции словесного искусства историческая поэтика связывает с появлением нового порождающего художественного принципа. В научной литературе данный принцип определяется по-разному, и, в зависимости от определения, эпохе давали различные названия (эпоха рефлективного традиционализма, традиционалистская, риторическая). Согласно С.Н. Бройтману, новым художественным принципом, пришедшим на смену синкретизму, является эйдос – уже не чистый синкретизм, но еще и не абсолютное различение, ибо оно еще имеет свои внутренние пределы. Греческое слово «эйдос» переводится и как образ (вид), и часто трактуется как синоним другому греческому понятию – «идея»: именно эта слитность понятийных начал обусловила своеобразие эйдетической поэтики: будучи по доминантной установке различающей, эта поэтика, тем не менее, не знает ни чистого образа, ни чистого понятия [113] . Относительно алхимических трактатов следует отметить двоякую роль, которую играет здесь эйдос: он задействован не только на уровне способа изложения материала, но и на уровне смысла цели его изложения.
111
Лукомский Л.Ю. Указ. соч. С. 9—11.
112
Малкина В.Я. Эйдетическая поэтика // Поэтика: словарь актуальных терминов. М., 2008. С. 298.
113
Там же. С. 298-299.