Леди Феникс
Шрифт:
— Значит, вы уверены, что сюда ее привез сосед?
— Конечно. Послушайте, надо немедленно найти Юлю. Сообщить… Бог мой, у меня голова кругом. — Она потерла виски, руки ее нервно вздрагивали, выглядела она неважно, должно быть, действительно плохо себя чувствовала.
— Боюсь, Юле известно, что ее отец погиб.
— Что?
— Я обнаружила труп на скамейке в сквере, а через несколько минут там появилась Юля.
— Она видела? Она видела? — почти крикнула Нина. — Она знает, что это ее отец? Но почему скрыла от меня?
— На эти вопросы я вряд ли смогу ответить, пока не поговорю с ней. Когда вы видели ее в последний раз?
— Час назад. Она собиралась смотреть телевизор, потом вдруг решила прогуляться. Я стараюсь ей не возражать, она и так чувствует себя неловко в нашем доме.
— Нина Константиновна, — вздохнула я. — Скажите, почему вы все-таки решили оставить девушку у себя?
— Разве не понятно? — чуть не плача, покачала она головой. — Я очень любила мужа, и этот ребенок… кем бы она ему ни доводилась, я должна ей помочь. Вас это удивляет?
— Ваше желание помочь — нет, — усмехнулась я. — Но помочь — это вовсе не значит поселить у себя и уделять ей внимания едва ли не больше, чем родной дочери.
При этих словах Нина вдруг бессильно уронила голову на руки и заплакала. Я хотела позвать домработницу, чтобы она принесла воды, но Зотова успокоилась и без моей помощи. Вытерла лицо ладонями и пробормотала:
— Это моя ошибка. Поверьте, я считала, что поступаю правильно. Должно быть, дорога в ад действительно выстлана благими намерениями.
Признаться, это заявление меня слегка удивило, конечно, убийство и предстоящее следствие не бог весть какой подарок, но, в конце концов, погиб человек, которого Нина едва знала, так что до ада все же далеко. Или она имела в виду совсем другое? Нечестность Юли, скрывшей от нее наличие родного отца, которого почему-то выдавала за соседа, точнее, он сам так представился, если верить Нине. Допустим, бровастый считал, что сирота вызовет больше сочувствия, вот и решил стать на время соседом, убедив дочь молчать?
— Юля рассказывала вам о родителях? — спросила я.
— Она избегала разговоров о них, я считала, что воспоминания причиняют ей боль, и не настаивала.
— Нина Константиновна, вы понимаете, что и Юля, и ее отец преследовали некую цель?
— Наверное, так оно и есть, — с горечью кивнула она. — Я-то считала, что просто помогаю бедному ребенку. Я бы помогла в любом случае, врать было необязательно. Что теперь будет? — вдруг спросила она.
Вопрос, признаться, сбивал с толку, если, конечно, не был риторическим.
— И у вас нет никаких догадок, что это могла быть за цель? — не отставала я.
— Понятия не имею. Наверное, деньги, что же еще?
— Нина Константиновна, скажите откровенно, — не выдержала я, — вас шантажировали?
— Нет. Да это было и ни к чему. Я же сказала, я бы и так помогла. К тому же шантажировать можно, имея на руках какие-то документы, что-то компрометирующее меня или моего мужа, но… ни о чем подобном я не знаю. Да и откуда бы взяться каким-то документам в Екатеринбурге? Допустим, они решили убить меня и мою дочь, — вдруг заявила она, глядя мне в глаза, — желая завладеть деньгами мужа, но им это вряд ли бы удалось, ведь то, что Григорий Петрович Юлин отец, надо еще доказать.
— Но подобная мысль все же приходила вам в голову? — осторожно спросила я, она пожала плечами.
— Раньше — нет. А теперь я готова поверить чему угодно. Зачем им понадобилось врать?
— Лена звонила? — решила я сменить тему.
Нина Константиновна покачала головой:
— Нет. Послушайте, Оля… можно мне вас так называть?
— Конечно.
— Боюсь, что с моим ребенком случилась беда.
— Что вы имеете в виду? — насторожилась я.
— Ее мальчик погиб. Вы ведь знаете? Витя Симушин. Они встречались. Я думаю, ее отъезд как-то связан с этим, понимаете? Она выдумала какую-то подругу, а на самом деле просто прячется. Я боюсь обращаться в милицию, боюсь, что дочь… как бы это сказать… замешана в чем-то неблаговидном. Нет-нет, я не считаю ее виновной, боже избави, я просто думаю, дочь напугана. Господи, почему дети так жестоки? — всхлипнула она. Лицо ее исказилось от страдания, она закрыла его ладонями, но опять очень быстро справилась с собой. — Она могла бы мне рассказать, и я… я бы обязательно ей помогла, а теперь я не знаю, что предпринять.
— Обратиться в милицию.
— Не сделать бы хуже. Оля, вы… вы согласны мне помочь? — с трудом произнесла она, с сомнением глядя на меня.
— Найти вашу дочь? — уточнила я.
— Да, — кивнула Нина, а я подумала, что история повторяется. Совсем недавно ее сестра просила о помощи, и у нее, так же как и у Нины, была причина не обращаться в милицию.
Нина Константиновна ждала ответа. Я пожала плечами.
— Собственно, я здесь, чтобы помочь вам.
— Спасибо, — сказала она, пожимая мне руку, а я невольно усмехнулась.
— Не спешите благодарить. По опыту я знаю, люди не против того, чтобы им помогли, но на их условиях: сюда не лезь, об этом не спрашивай… Вы бы очень облегчили мне жизнь, ответив на мои вопросы откровенно. Я ведь все равно все узнаю, только потрачу на это много времени, которое, кстати, можно было бы употребить с большей пользой.
Она очень внимательно посмотрела на меня, на мгновение мне показалось, что она колеблется, более того, почти готова рассказать что-то важное, но… Нина покачала головой и заметила серьезно:
— Мне нечего скрывать. — А я поняла, что до откровенности нам далеко.
Ее рассказ звучал вполне убедительно, и у меня не было повода заподозрить ее во лжи, если бы я не видела ее состояние: она была напугана, нет, почти раздавлена, но быть откровенной до конца не пожелала.
— Если Юля появится или позвонит, попросите ее оставаться дома, это лучше для нее.
— Но ведь девочку не подозревают? — испугалась Нина. — Это ведь абсурд. Не могла же она быть причастна к убийству отца?